– И нам придется разделаться с ним прежде, чем он причинит зло кому-нибудь еще.
– Ни дня без развлечений, – хмыкнул Томас. – Ладно. В больницу, так в больницу.
– А потом сделай круг возле гостиницы. Заклятие, которым я перенацеливал фагов, снабжено чем-то вроде трассера. Оно исчезнет с рассветом, а я не знаю, как долго нам придется идти по следу.
Следуя моим указаниям, Томас нашел ближайшую больницу, остановил фургон у приемного покоя и на руках отнес туда так и не приходившего в сознание Роулинза. Не прошло и минуты, как он вернулся.
– Им занялись.
– Тогда едем. А то наверняка кто-нибудь захочет порасспросить нас, откуда у него огнестрельные ранения.
Томас завел мотор, и мы направились к гостинице.
Я приготовил заклятие. В принципе в нем нет ничего сложного – при обычных обстоятельствах. Только не тогда, когда я чувствую себя выжатым, словно тряпка. Мне лишь с третьей попытки удалось его запустить – но все-таки удалось. А потом я взгромоздился обратно на пассажирское сиденье фургона, откуда след перемещения фагов казался бледно-зеленой полоской клубящегося тумана. Я диктовал Томасу направление. Мы ехали по следу, который вел нас в сторону Ригли.
Моя бедная больная башка почти отказывалась варить, но через несколько минут что-то нехорошее шевельнулось в ней. Какое-то смутное подозрение. Я устало огляделся по сторонам, и квартал показался мне знакомым. Мы ехали по следу, и ощущение усиливалось. По мере приближения к цели туман светился все ярче.
Мы свернули за последний угол.
Желудок вдруг сжался в тошнотворном спазме.
Зеленый туман вел к крыльцу белого двухэтажного домика. Славного домика, каким-то образом сохранявшего дух пригорода, несмотря на то что располагался он почти в центре третьего по величине мегаполиса Америки. Зеленая, несмотря на засуху, лужайка. Белая ограда из штакетника. Детские игрушки…
Туман вел к ограде, в которой зияли три больших отверстия – фаги не утруждали себя открыванием калитки. На зеленом газоне темнели три цепочки огромных следов. Фонарный столб с имитацией старинного газового светильника наклонился параллельно земле, начиная с высоты четырех футов. Дверь сорвали с петель и отшвырнули далеко во двор. Стоявший на гравийной подъездной дорожке минивэн был расплющен, словно на него роняли чугунную бабу.
Не уверен точно, но мне показалось, что я вижу на дверном косяке следы крови.
Яркая надпись на стоявшем в трех футах от меня декоративном почтовом ящике гласила:
КАРПЕНТЕРЫ
О, Господи.
О, Господи.
О, Господи.
Я наслал фагов на Молли.
ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ
Я выбрался из фургона на ватных ногах. Вокруг царило разрушение. Блин, бессмыслица какая-то! Как, черт подери, такое вообще могло случиться? Как могло мое заклятие послать фагов именно сюда?
Я стоял на тротуаре перед домом, разинув рот, как последний дурак. Не горел ни один уличный фонарь. Разгром освещали лишь фары фургона, но через несколько секунд Томас выключил и их. На улице царила тишина – ни зевак, ни полиции. Что бы здесь ни произошло, кто-то постарался сделать все так, чтобы не побеспокоить соседей.
Не знаю, сколько я так стоял. Помню, Мыш прижимался к моему бедру. Потом подошел Томас и остановился с другой стороны.
– Гарри? – Похоже, он задавал этот вопрос не в первый раз. – Что это за место?
– Это дом Майкла, – прошептал я. – Его семьи.
Томас вздрогнул. Он огляделся по сторонам и снова повернулся ко мне:
– Эти твари пришли сюда?
Я кивнул. Ноги плохо держали меня.
Я так жутко устал.
Что бы здесь ни произошло, все уже кончено. Я ничего не мог изменить, только посмотреть, кто пострадал. И мне очень не хотелось делать этого. Поэтому я продолжал стоять на месте, тупо глядя на дом. Первым нарушил молчание Томас.
– Я посторожу здесь. Обойди дом – может, что-нибудь обнаружишь.
– Иду, – пробормотал я.
Я сглотнул накопившуюся во рту слюну, и мне показалось, я проглотил фунт стальных канцелярских кнопок. Больше всего на свете мне хотелось убежать отсюда.
Вместо этого я потащил свою изможденную задницу через искореженный газон к разбитым дверям. Мыш на трех лапах ковылял за мной.
На дверном косяке и впрямь темнели уже подсохшие кровавые брызги.
Я вошел в дом, пересек прихожую и заглянул в гостиную. Повсюду валялись разбросанные в беспорядке обломки мебели. Телевизор лежал на боку, по экрану бежали белые полосы помех. Комнату наполнял негромкий шум – антенна выдернулась из гнезда.
Больше в доме не слышалось ничего.
– Ау! – крикнул я.
Никто не ответил.
Я прошел на кухню.
На дверце холодильника висели, придавленные к ней магнитиками, несколько листков бумаги в линейку с какими-то школьными упражнениями. Еще там висели детские рисунки цветными фломастерами. На одном из них улыбающаяся фигурка в платье дополнялась надписью корявыми печатными буквами: Я ЛУБЛЮ ТИБЯ МАМА.
О Господи!
Кнопки у меня в желудке превратились в бритвенные лезвия. Если с ними что-то случилось из-за меня… не знаю, что бы я сделал.
– Гарри! – крикнул с улицы Томас. – Гарри, поди сюда!
Голос его звенел от возбуждения. Я вышел из дверей кухни на задний двор и увидел, что Томас спускается с дерева – с дуба, на котором Майкл построил для своих детей домик, лишь ненамного уступающий размерами моей квартире. С его плеча свисала неподвижная фигурка.
Я сорвал с шеи амулет и засветил его. Томас уложил Дэниела, старшего сына Карпентеров, на траву. Тот дышал, но очень сильно побледнел. На нем были фланелевые пижамные штаны и белая, покрасневшая от крови футболка. На руке багровел порез, не слишком глубокий, но длинный. Ссадины темнели на лице, на кисти; костяшки пальцев были ободраны и распухли.
Сын Майкла дрался кулаками. Вряд ли это ему помогло, но он дрался.
– Куртку, – резко бросил я. – Он мерзнет.
Томас немедленно снял мою куртку и укутал ею мальчика. Я подложил ему под ноги свой рюкзак.
– Побудьте здесь, – сказал я, зашел на кухню, налил стакан воды и вернулся к ним. Опустившись на колени, я попытался привести мальчика в чувство, чтобы дать ему воды. Он сделал глоток, закашлялся и открыл глаза. Правда, сфокусировать взгляд у него не получалось.
– Дэниел, – негромко произнес я. – Дэниел, это я, Гарри Дрезден.
– Д-дрезден? – переспросил он.
– Ага. Друг твоего папы. Гарри.
– Гарри… – повторил он. Тут глаза его вдруг открылись широко-широко, и он попытался сесть. – Молли!
– Спокойно, спокойно, – сказал я ему. – Ты ранен. Мы еще не знаем, серьезно ли. Лежи спокойно.
– Нельзя, – пробормотал он. – Они ее забрали. Мы были… с мамой все в порядке? И с малышней?
Я прикусил губу.
– Не знаю. Ты знаешь, где они?
Он поморгал.
– В спасательной комнате.
Я нахмурился.
– Где-где?
– Н-на втором этаже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126
– Ни дня без развлечений, – хмыкнул Томас. – Ладно. В больницу, так в больницу.
– А потом сделай круг возле гостиницы. Заклятие, которым я перенацеливал фагов, снабжено чем-то вроде трассера. Оно исчезнет с рассветом, а я не знаю, как долго нам придется идти по следу.
Следуя моим указаниям, Томас нашел ближайшую больницу, остановил фургон у приемного покоя и на руках отнес туда так и не приходившего в сознание Роулинза. Не прошло и минуты, как он вернулся.
– Им занялись.
– Тогда едем. А то наверняка кто-нибудь захочет порасспросить нас, откуда у него огнестрельные ранения.
Томас завел мотор, и мы направились к гостинице.
Я приготовил заклятие. В принципе в нем нет ничего сложного – при обычных обстоятельствах. Только не тогда, когда я чувствую себя выжатым, словно тряпка. Мне лишь с третьей попытки удалось его запустить – но все-таки удалось. А потом я взгромоздился обратно на пассажирское сиденье фургона, откуда след перемещения фагов казался бледно-зеленой полоской клубящегося тумана. Я диктовал Томасу направление. Мы ехали по следу, который вел нас в сторону Ригли.
Моя бедная больная башка почти отказывалась варить, но через несколько минут что-то нехорошее шевельнулось в ней. Какое-то смутное подозрение. Я устало огляделся по сторонам, и квартал показался мне знакомым. Мы ехали по следу, и ощущение усиливалось. По мере приближения к цели туман светился все ярче.
Мы свернули за последний угол.
Желудок вдруг сжался в тошнотворном спазме.
Зеленый туман вел к крыльцу белого двухэтажного домика. Славного домика, каким-то образом сохранявшего дух пригорода, несмотря на то что располагался он почти в центре третьего по величине мегаполиса Америки. Зеленая, несмотря на засуху, лужайка. Белая ограда из штакетника. Детские игрушки…
Туман вел к ограде, в которой зияли три больших отверстия – фаги не утруждали себя открыванием калитки. На зеленом газоне темнели три цепочки огромных следов. Фонарный столб с имитацией старинного газового светильника наклонился параллельно земле, начиная с высоты четырех футов. Дверь сорвали с петель и отшвырнули далеко во двор. Стоявший на гравийной подъездной дорожке минивэн был расплющен, словно на него роняли чугунную бабу.
Не уверен точно, но мне показалось, что я вижу на дверном косяке следы крови.
Яркая надпись на стоявшем в трех футах от меня декоративном почтовом ящике гласила:
КАРПЕНТЕРЫ
О, Господи.
О, Господи.
О, Господи.
Я наслал фагов на Молли.
ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ
Я выбрался из фургона на ватных ногах. Вокруг царило разрушение. Блин, бессмыслица какая-то! Как, черт подери, такое вообще могло случиться? Как могло мое заклятие послать фагов именно сюда?
Я стоял на тротуаре перед домом, разинув рот, как последний дурак. Не горел ни один уличный фонарь. Разгром освещали лишь фары фургона, но через несколько секунд Томас выключил и их. На улице царила тишина – ни зевак, ни полиции. Что бы здесь ни произошло, кто-то постарался сделать все так, чтобы не побеспокоить соседей.
Не знаю, сколько я так стоял. Помню, Мыш прижимался к моему бедру. Потом подошел Томас и остановился с другой стороны.
– Гарри? – Похоже, он задавал этот вопрос не в первый раз. – Что это за место?
– Это дом Майкла, – прошептал я. – Его семьи.
Томас вздрогнул. Он огляделся по сторонам и снова повернулся ко мне:
– Эти твари пришли сюда?
Я кивнул. Ноги плохо держали меня.
Я так жутко устал.
Что бы здесь ни произошло, все уже кончено. Я ничего не мог изменить, только посмотреть, кто пострадал. И мне очень не хотелось делать этого. Поэтому я продолжал стоять на месте, тупо глядя на дом. Первым нарушил молчание Томас.
– Я посторожу здесь. Обойди дом – может, что-нибудь обнаружишь.
– Иду, – пробормотал я.
Я сглотнул накопившуюся во рту слюну, и мне показалось, я проглотил фунт стальных канцелярских кнопок. Больше всего на свете мне хотелось убежать отсюда.
Вместо этого я потащил свою изможденную задницу через искореженный газон к разбитым дверям. Мыш на трех лапах ковылял за мной.
На дверном косяке и впрямь темнели уже подсохшие кровавые брызги.
Я вошел в дом, пересек прихожую и заглянул в гостиную. Повсюду валялись разбросанные в беспорядке обломки мебели. Телевизор лежал на боку, по экрану бежали белые полосы помех. Комнату наполнял негромкий шум – антенна выдернулась из гнезда.
Больше в доме не слышалось ничего.
– Ау! – крикнул я.
Никто не ответил.
Я прошел на кухню.
На дверце холодильника висели, придавленные к ней магнитиками, несколько листков бумаги в линейку с какими-то школьными упражнениями. Еще там висели детские рисунки цветными фломастерами. На одном из них улыбающаяся фигурка в платье дополнялась надписью корявыми печатными буквами: Я ЛУБЛЮ ТИБЯ МАМА.
О Господи!
Кнопки у меня в желудке превратились в бритвенные лезвия. Если с ними что-то случилось из-за меня… не знаю, что бы я сделал.
– Гарри! – крикнул с улицы Томас. – Гарри, поди сюда!
Голос его звенел от возбуждения. Я вышел из дверей кухни на задний двор и увидел, что Томас спускается с дерева – с дуба, на котором Майкл построил для своих детей домик, лишь ненамного уступающий размерами моей квартире. С его плеча свисала неподвижная фигурка.
Я сорвал с шеи амулет и засветил его. Томас уложил Дэниела, старшего сына Карпентеров, на траву. Тот дышал, но очень сильно побледнел. На нем были фланелевые пижамные штаны и белая, покрасневшая от крови футболка. На руке багровел порез, не слишком глубокий, но длинный. Ссадины темнели на лице, на кисти; костяшки пальцев были ободраны и распухли.
Сын Майкла дрался кулаками. Вряд ли это ему помогло, но он дрался.
– Куртку, – резко бросил я. – Он мерзнет.
Томас немедленно снял мою куртку и укутал ею мальчика. Я подложил ему под ноги свой рюкзак.
– Побудьте здесь, – сказал я, зашел на кухню, налил стакан воды и вернулся к ним. Опустившись на колени, я попытался привести мальчика в чувство, чтобы дать ему воды. Он сделал глоток, закашлялся и открыл глаза. Правда, сфокусировать взгляд у него не получалось.
– Дэниел, – негромко произнес я. – Дэниел, это я, Гарри Дрезден.
– Д-дрезден? – переспросил он.
– Ага. Друг твоего папы. Гарри.
– Гарри… – повторил он. Тут глаза его вдруг открылись широко-широко, и он попытался сесть. – Молли!
– Спокойно, спокойно, – сказал я ему. – Ты ранен. Мы еще не знаем, серьезно ли. Лежи спокойно.
– Нельзя, – пробормотал он. – Они ее забрали. Мы были… с мамой все в порядке? И с малышней?
Я прикусил губу.
– Не знаю. Ты знаешь, где они?
Он поморгал.
– В спасательной комнате.
Я нахмурился.
– Где-где?
– Н-на втором этаже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126