Впрочем, обещанное надо выполнять!
И бегом пустился к своему шатру, чтобы снова надеть доспехи. Монтгомери, пошатываясь, направился к своему. Только тогда Екатерина обернулась назад к четырем представителям своей личной свиты, которые, находясь в темном углу ложи, старались казаться как можно меньше и испуганно таращили глаза. Взгляд, который она бросила на них, был подобен внезапно сверкнувшей черной молнии. Этим взглядом она говорила:
— Внимание! Час пробил!
Четверка бесшумно скрылась. И эти четверо, как, наверное, уже понял читатель, были наши великолепные шалопаи, после дрессировки, которой подвергли их шатенка, блондинка, брюнетка и рыженькая из Летучего эскадрона, старавшиеся без особых промахов сделать свои первые шаги при дворе. Уроки хорошего тона дали свои плоды: теперь Тринкмаль, Буракан, Страпафар и Корподьябль умели ходить, кланяться, прижимать кулак к бедру, красоваться, покручивая ус, в общем, делать все, что предусмотрено правилами придворной галантности. Вот только им до сих пор запрещали разговаривать. Если к ним кто-то случайно обратится, им было приказано просто поклониться и улыбнуться в ответ.
Они пробрались сквозь толпу к пространству за галереями. Здесь было пустынно. Никто их не видел. Сначала, чтобы стало хоть немножко полегче, они разразились грязной бранью. Потом Тринкмаль призвал сотоварищей к порядку:
— Кончайте валять дурака! Внимание!
— Да, надо делать дело, — горестно сказал Корподьябль. — Но до чего ж огромную свинью подложила нам Екатерина своим поручением!
— Арестовать капитана шотландской гвардии! — воскликнул Буракан. — Слыхано ли такое? Что из этого получится?
— Да к тому же — арестовать сразу после того, как он станет биться на копьях с королем… — задумчиво уточнил Страпафар. — Какая-то чертовщина стоит за всем этим… Нам надо быть осторожнее!
— Хотите, скажу вам, в чем тут соль? — шепотом спросил Тринкмаль. — Я понял из слов блондиночки, что…
Он был бледен и все время осматривался округлившимися от страха глазами. Друзья подошли к нему поближе, чувствуя неприятный холодок в животе.
И он заговорил… То, что он рассказал им, видимо, было чудовищно, потому что они, смертельно побледнев, переглянулись.
— Хотя, в конце концов, нас это не касается! — дрожащим голосом подытожил рассказ Тринкмаль.
— И потом — нам здорово заплатили! — добавил Буракан.
— Нам не к лицу отступать! — храбрился Корподьябль. — Мы не такие!
— Поэтому — вперед! — скомандовал Страпафар. — Вперед — и будем настороже!
Обогнув галереи сзади, они направились к шатру Монтгомери!
IV. Руаяль де Боревер
Монтгомери вышел из королевской ложи, бросив исполненный отчаяния взгляд на белокурую головку маленького принца Анри. Он подошел к своему шатру. Он пошатывался. Он чувствовал, как волосы шевелятся у него на голове, как его от головы до пят охватывает нескончаемая дрожь. Ужасные, кошмарные мысли клубились в его мозгу, он, как мог, боролся с ними, но в конце концов уступил:
«Нет! Нет! Я этого не сделаю! Убить короля! Мне надо убить короля! Мне! Екатерина, Екатерина, что я сделал тебе плохого? Почему ты подвергаешь меня такому испытанию? Убить его здесь, на глазах у всего Парижа, перед толпой зевак! Так надо… Если я сейчас не убью короля, он сегодня же узнает, что мой сын…»
— Мессир, — прервал его разговор с самим собой голос щитоносца. — Вас тут кто-то ждет…
Монтгомери вытер лоб тыльной стороной руки. Вошел в шатер и увидел там Нострадамуса… А за Нострадамусом — свои доспехи… От их вида капитана опять бросило в дрожь. И было от чего! Шлем с султаном, кираса, верхние и нижние наручи, перчатки, щит, копье, поножи, наколенные щитки — все это вместо того, чтобы оставаться разбросанным по полу отдельными частями снаряжения, неподвижно, как статуя рыцаря, стояло за спиной мага! Монтгомери подумал:
«Кто-то надел мои доспехи… Кто-то, но не я! Но до чего же похоже, будто это я там стою! Кто это может быть?»
Забрало было опущено. Он не мог видеть лица. Но заметил, что незнакомец судорожно сжимает древко копья. Глаза капитана шотландской гвардии невольно опустились на щит. Его щит! И он снова вздрогнул: на этом щите больше не было ни его девиза, унаследованного от отца, сеньора де Лоржа, ни фамильного герба.
Вместо всего этого в самом центре щита сияло и лучилось какое-то очень странное изображение, непохожее ни на один из до сих пор виденных им гербов: это был крест, на ветвях которого переплетались друг с другом маленькие кружки, а все вместе было заключено в большую окружность. В каждом из маленьких кружков были начертаны какие-то таинственные знаки. Между четырьмя ветвями креста помещались четыре фигуры, представлявшие собой человека, орла, льва и быка.
Монтгомери, тяжело дыша, указал на щит пальцем и хриплым голосом спросил:
— Что это еще за герб?
Нострадамус тоном, который полностью подавил капитана и от которого мурашки побежали по его телу, ответил:
— Это герб Тайны, герб Судьбы, герб Рока. Это герб Высшей Силы, которая предписала Генриху II, королю Франции, умереть сегодня… Это символ Магов… Это знак Розы и Креста!
— Умереть сегодня! — пробормотал Монтгомери вне себя от ужаса. — Но это же будет убийство!
— Нет. В этот момент король уже предупрежден о том, что ему брошен вызов, что его ждет поединок не на жизнь, а на смерть. И если он будет убит, то будет убит в честном поединке, при свете дня, на глазах у всего Парижа, который собрала сюда сегодня сама Судьба.
— Король не примет таких условий! — покачав головой, сказал Монтгомери.
— Уже принял, — ответил Нострадамус. Монтгомери схватился руками за голову. Его бил озноб, несмотря на жару.
В этот момент издалека, с другого конца ристалища, донесся пронзительный звук трубы королевского оруженосца, который вызывал на арену противника Генриха Французского. Доспехи с грохотом содрогнулись.
— Я пропал! — прохрипел Монтгомери.
— Ты спасен, — спокойно сказал Нострадамус. — Я пришел сюда ради этого. Ты не станешь биться с королем на смерть, не будет и куртуазного состязания. Уходи. Только твои доспехи сегодня станут сражаться с королем. Уходи же. Нет, постой, я не все сказал. У входа в Венсеннский замок ждет хорошая лошадь. Один из моих людей отдаст ее тебе. В седельных кобурах ты найдешь достаточное количество драгоценных камней для того, чтобы жить как знатный сеньор, куда бы ты ни отправился. Теперь уходи. Добирайся до ближайшей границы и оставь короля на произвол судьбы. А если ты не хочешь сделать так, как я предлагаю, то клянусь: я сейчас же выйду на арену и выкрикну в полный голос: «Предательство! Монтгомери не может вступить в поединок с королем! Я обвиняю королеву Екатерину и капитана Монтгомери в адюльтере, в преступлении против Генриха Французского!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131
И бегом пустился к своему шатру, чтобы снова надеть доспехи. Монтгомери, пошатываясь, направился к своему. Только тогда Екатерина обернулась назад к четырем представителям своей личной свиты, которые, находясь в темном углу ложи, старались казаться как можно меньше и испуганно таращили глаза. Взгляд, который она бросила на них, был подобен внезапно сверкнувшей черной молнии. Этим взглядом она говорила:
— Внимание! Час пробил!
Четверка бесшумно скрылась. И эти четверо, как, наверное, уже понял читатель, были наши великолепные шалопаи, после дрессировки, которой подвергли их шатенка, блондинка, брюнетка и рыженькая из Летучего эскадрона, старавшиеся без особых промахов сделать свои первые шаги при дворе. Уроки хорошего тона дали свои плоды: теперь Тринкмаль, Буракан, Страпафар и Корподьябль умели ходить, кланяться, прижимать кулак к бедру, красоваться, покручивая ус, в общем, делать все, что предусмотрено правилами придворной галантности. Вот только им до сих пор запрещали разговаривать. Если к ним кто-то случайно обратится, им было приказано просто поклониться и улыбнуться в ответ.
Они пробрались сквозь толпу к пространству за галереями. Здесь было пустынно. Никто их не видел. Сначала, чтобы стало хоть немножко полегче, они разразились грязной бранью. Потом Тринкмаль призвал сотоварищей к порядку:
— Кончайте валять дурака! Внимание!
— Да, надо делать дело, — горестно сказал Корподьябль. — Но до чего ж огромную свинью подложила нам Екатерина своим поручением!
— Арестовать капитана шотландской гвардии! — воскликнул Буракан. — Слыхано ли такое? Что из этого получится?
— Да к тому же — арестовать сразу после того, как он станет биться на копьях с королем… — задумчиво уточнил Страпафар. — Какая-то чертовщина стоит за всем этим… Нам надо быть осторожнее!
— Хотите, скажу вам, в чем тут соль? — шепотом спросил Тринкмаль. — Я понял из слов блондиночки, что…
Он был бледен и все время осматривался округлившимися от страха глазами. Друзья подошли к нему поближе, чувствуя неприятный холодок в животе.
И он заговорил… То, что он рассказал им, видимо, было чудовищно, потому что они, смертельно побледнев, переглянулись.
— Хотя, в конце концов, нас это не касается! — дрожащим голосом подытожил рассказ Тринкмаль.
— И потом — нам здорово заплатили! — добавил Буракан.
— Нам не к лицу отступать! — храбрился Корподьябль. — Мы не такие!
— Поэтому — вперед! — скомандовал Страпафар. — Вперед — и будем настороже!
Обогнув галереи сзади, они направились к шатру Монтгомери!
IV. Руаяль де Боревер
Монтгомери вышел из королевской ложи, бросив исполненный отчаяния взгляд на белокурую головку маленького принца Анри. Он подошел к своему шатру. Он пошатывался. Он чувствовал, как волосы шевелятся у него на голове, как его от головы до пят охватывает нескончаемая дрожь. Ужасные, кошмарные мысли клубились в его мозгу, он, как мог, боролся с ними, но в конце концов уступил:
«Нет! Нет! Я этого не сделаю! Убить короля! Мне надо убить короля! Мне! Екатерина, Екатерина, что я сделал тебе плохого? Почему ты подвергаешь меня такому испытанию? Убить его здесь, на глазах у всего Парижа, перед толпой зевак! Так надо… Если я сейчас не убью короля, он сегодня же узнает, что мой сын…»
— Мессир, — прервал его разговор с самим собой голос щитоносца. — Вас тут кто-то ждет…
Монтгомери вытер лоб тыльной стороной руки. Вошел в шатер и увидел там Нострадамуса… А за Нострадамусом — свои доспехи… От их вида капитана опять бросило в дрожь. И было от чего! Шлем с султаном, кираса, верхние и нижние наручи, перчатки, щит, копье, поножи, наколенные щитки — все это вместо того, чтобы оставаться разбросанным по полу отдельными частями снаряжения, неподвижно, как статуя рыцаря, стояло за спиной мага! Монтгомери подумал:
«Кто-то надел мои доспехи… Кто-то, но не я! Но до чего же похоже, будто это я там стою! Кто это может быть?»
Забрало было опущено. Он не мог видеть лица. Но заметил, что незнакомец судорожно сжимает древко копья. Глаза капитана шотландской гвардии невольно опустились на щит. Его щит! И он снова вздрогнул: на этом щите больше не было ни его девиза, унаследованного от отца, сеньора де Лоржа, ни фамильного герба.
Вместо всего этого в самом центре щита сияло и лучилось какое-то очень странное изображение, непохожее ни на один из до сих пор виденных им гербов: это был крест, на ветвях которого переплетались друг с другом маленькие кружки, а все вместе было заключено в большую окружность. В каждом из маленьких кружков были начертаны какие-то таинственные знаки. Между четырьмя ветвями креста помещались четыре фигуры, представлявшие собой человека, орла, льва и быка.
Монтгомери, тяжело дыша, указал на щит пальцем и хриплым голосом спросил:
— Что это еще за герб?
Нострадамус тоном, который полностью подавил капитана и от которого мурашки побежали по его телу, ответил:
— Это герб Тайны, герб Судьбы, герб Рока. Это герб Высшей Силы, которая предписала Генриху II, королю Франции, умереть сегодня… Это символ Магов… Это знак Розы и Креста!
— Умереть сегодня! — пробормотал Монтгомери вне себя от ужаса. — Но это же будет убийство!
— Нет. В этот момент король уже предупрежден о том, что ему брошен вызов, что его ждет поединок не на жизнь, а на смерть. И если он будет убит, то будет убит в честном поединке, при свете дня, на глазах у всего Парижа, который собрала сюда сегодня сама Судьба.
— Король не примет таких условий! — покачав головой, сказал Монтгомери.
— Уже принял, — ответил Нострадамус. Монтгомери схватился руками за голову. Его бил озноб, несмотря на жару.
В этот момент издалека, с другого конца ристалища, донесся пронзительный звук трубы королевского оруженосца, который вызывал на арену противника Генриха Французского. Доспехи с грохотом содрогнулись.
— Я пропал! — прохрипел Монтгомери.
— Ты спасен, — спокойно сказал Нострадамус. — Я пришел сюда ради этого. Ты не станешь биться с королем на смерть, не будет и куртуазного состязания. Уходи. Только твои доспехи сегодня станут сражаться с королем. Уходи же. Нет, постой, я не все сказал. У входа в Венсеннский замок ждет хорошая лошадь. Один из моих людей отдаст ее тебе. В седельных кобурах ты найдешь достаточное количество драгоценных камней для того, чтобы жить как знатный сеньор, куда бы ты ни отправился. Теперь уходи. Добирайся до ближайшей границы и оставь короля на произвол судьбы. А если ты не хочешь сделать так, как я предлагаю, то клянусь: я сейчас же выйду на арену и выкрикну в полный голос: «Предательство! Монтгомери не может вступить в поединок с королем! Я обвиняю королеву Екатерину и капитана Монтгомери в адюльтере, в преступлении против Генриха Французского!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131