Мои работы,
как и работы Клеветника и Шизофреника, одинаково неприемлемы и тут, и там. В
наших работах нет злободневности. Клеветник и Шизофреник погибли, потому что
они везде чужие. Их гибель естественна. Правдец выжил только потому, что его
поддержали там. Он выжил в силу социальности и полностью в ее рамках, только
в более широких, чем рамки Ибанска. Не будь этого, ситуация была бы иная.
Его бы придушили собратья по перу. А если бы его печатали, его принизило бы
ужасающее равнодушие благоустроенных соотечественников. В ситуации, в
которой извращены все нормальные формы реагирования и поведения, нормальный
человек кажется то трусом, то подлецом, то двуличным. Я ученый, хотя это и
звучит у нас смешно. И не хочу участвовать ни в какой политике. Моя политика
-- мое дело. Я не хочу примыкать ни к каким партиям и группировкам. Я
признаю одну партию, а именно ту, в которую вхожу один только я. Разве это
преступление? Я много лет работал, но не нашел ничего, что дало бы мне точку
опоры. Я словесно могу развить любую аргументацию в пользу любой концепции и
против любой концепции. Но у меня нет своей концепции. Недовольство и
раздражение не есть концепция. Равнодушие и отчаяние тем более. Для участия
в делах нужна достаточно высокая степень непонимания. У меня ее нет. Я
уверен только в одном. Мы стоим в самом начале долгой и трудной истории в
борьбе за такой образ жизни ибанской творческой интеллигенции, который ее в
какой-то мере устроит. А в ибанских условиях нормальный образ жизни
творческой интеллигенции -- борьба за улучшения и преобразования. И чем
более ибанская интеллигенция будет близка к своему идеалу, тем больше она
будет иметь шансов повториться. Но я в такой истории участвовать не хочу. Я
устал. Я исследователь, а не деятель. Как исследователь я знаю, что всякий
изолированный процесс источники и причины всех своих явлений находит в себе
самом. Как бы это не звучало дико, но даже режим Хозяина был защитой от
самого себя, т.е. протестом против разгула социальности, порожденным
законами самой этой социальности. Как исследователь я знаю, что это общество
рано или поздно выработает адекватную ему форму культуры. Этот процесс --
трагедия для таких, как ты и я. Но благо для других. И тут нет никаких
объективных критериев предпочтения. Как исследователь я убедился в том, что
наше общество не больное. Оно здоровое. Но у него свое представление о
здоровье и болезнях. Посмотри на молодых людей! Они красивы и веселы. Им не
скучно. Послушай они нас, они сочли бы нас сумасшедшими. В чем, собственно
говоря, твоя проблема? Твоя проблема -- проблема "я". Сильного, способного,
предприимчивого, борющегося. Приласкай тебя в свое время государство, ты был
бы свой. И служил бы ему верой и правдой. Тебя и сейчас ласкают. Ты --
первый в Ибанске скульптор по заказам. Мировая слава. Денег достаточно.
Мастерская терпимая, не надо лицемерить. Чего тебе нужно еще? Заслуженного?
Народного? Академика? Еще большую мастерскую? Монографию о себе? А по какому
праву? Да теперь тебя это уже не удовлетворит. Поздно. Моя проблема -- тоже
проблема "я". Но слабого, незащищенного, исключенного из борьбы. Защити меня
государство в свое время, был бы я благоустроенным более или менее известным
профессором, читал бы лекции, имел бы кафедру и аспирантов, может быть
создал бы школу. И все это на благо государства, а не вопреки ему. Но
государство не захотело приласкать тебя и защитить меня. И не захочет. Вот в
этом-то и состоит суть нашей личной драмы. Если даже оно и захочет это
сделать в отношении нас с тобой, оно не сделает это в отношении других
Мазилы и Болтуна, которые будут лучше нас. В этом суть общей драмы таких
людей, как мы. Только такие, как ты, время от времени побеждают. Такие, как
я, никогда. Ты не мыслишь себе жизни в рамках этой человеческой общности. Я
не мыслю себе жизни вне ее. Выходит, даже нас с тобой свел случай. О каком
же тут единстве реагирования можно говорить в отношении нашей интеллигенции
в целом?
ПРАВО И ИСТОЛКОВАНИЕ
Поводом к дискуссии послужило заявление Карьериста, что сочинение
Правдеца действительно антиибанское. Начался беспорядочный спор,
окончившийся заявлением Болтуна, что все разговоры на эту тему бессмысленны.
Надо, сказал Болтун, прежде всего различать текст и его интерпретацию
(или истолкование). Любой текст допускает неограниченное множество
истолкований. Любое истолкование данного текста не содержится в данном
тексте. Например, возьмем такой текст: "А хороший человек". В качестве
истолкования его может быть предложено предложение "В сволочь" или "В
лицемер". Ни одно из этих истолкований не содержится в истолковываемом
тексте. Автор текста не несет никакой юридической ответственности за
истолкование своего текста, каким бы ни было истолкование и кто бы его ни
предлагал. Допустим, сказал Неврастеник. Но ведь есть разные системы права.
Есть разные системы бесправия, сказал Болтун. Если автор текста несет
юридическую ответственность за истолкование текста, то это автоматически
означает отказ от юридической точки зрения. Какой текст считать
антиибанским? Обратите внимание, здесь речь идет об оценке текста. Причем,
об оценке юридической. Значит, должны быть критерии оценки. В связи с этой
проблемой надо различать правовой обычай и правовые нормы. Выражение
"правовой обычай" неточно. Правильнее было бы говорить "расправовый обычай".
Но так уж и быть, оставим для однообразия первый. В чем состоит правовой
обычай? В практике расправ фактически поступают так. Если некоторая группа
лиц (обычно это власть имущие или причастные к ней) считает, что данный
текст можно истолковать как антиибанский, и она так его и истолковывает, то
текст юридически считается антиибанским. Но сформулировать этот обычай как
юридическую норму нельзя, ибо тогда нарушается фундаментальный принцип
всякого права, а именно -- принцип независимости содержания правовых норм от
исполнительной власти. Выход один: законодательная власть каждый раз должна
издавать закон, согласно которому данный текст является антиибанским. Но до
таких столпов правового бесправия не докатится даже наше законодательство.
Выход находят в другом: прибегают к экспертизе. Специальная группа лиц
назначается для того, чтобы дать оценку текста как ибанского или
антиибанского и, тем самым, совершить беззаконие. Экспертиза правомочна
только констатировать факты, но не правомочна давать оценки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127
как и работы Клеветника и Шизофреника, одинаково неприемлемы и тут, и там. В
наших работах нет злободневности. Клеветник и Шизофреник погибли, потому что
они везде чужие. Их гибель естественна. Правдец выжил только потому, что его
поддержали там. Он выжил в силу социальности и полностью в ее рамках, только
в более широких, чем рамки Ибанска. Не будь этого, ситуация была бы иная.
Его бы придушили собратья по перу. А если бы его печатали, его принизило бы
ужасающее равнодушие благоустроенных соотечественников. В ситуации, в
которой извращены все нормальные формы реагирования и поведения, нормальный
человек кажется то трусом, то подлецом, то двуличным. Я ученый, хотя это и
звучит у нас смешно. И не хочу участвовать ни в какой политике. Моя политика
-- мое дело. Я не хочу примыкать ни к каким партиям и группировкам. Я
признаю одну партию, а именно ту, в которую вхожу один только я. Разве это
преступление? Я много лет работал, но не нашел ничего, что дало бы мне точку
опоры. Я словесно могу развить любую аргументацию в пользу любой концепции и
против любой концепции. Но у меня нет своей концепции. Недовольство и
раздражение не есть концепция. Равнодушие и отчаяние тем более. Для участия
в делах нужна достаточно высокая степень непонимания. У меня ее нет. Я
уверен только в одном. Мы стоим в самом начале долгой и трудной истории в
борьбе за такой образ жизни ибанской творческой интеллигенции, который ее в
какой-то мере устроит. А в ибанских условиях нормальный образ жизни
творческой интеллигенции -- борьба за улучшения и преобразования. И чем
более ибанская интеллигенция будет близка к своему идеалу, тем больше она
будет иметь шансов повториться. Но я в такой истории участвовать не хочу. Я
устал. Я исследователь, а не деятель. Как исследователь я знаю, что всякий
изолированный процесс источники и причины всех своих явлений находит в себе
самом. Как бы это не звучало дико, но даже режим Хозяина был защитой от
самого себя, т.е. протестом против разгула социальности, порожденным
законами самой этой социальности. Как исследователь я знаю, что это общество
рано или поздно выработает адекватную ему форму культуры. Этот процесс --
трагедия для таких, как ты и я. Но благо для других. И тут нет никаких
объективных критериев предпочтения. Как исследователь я убедился в том, что
наше общество не больное. Оно здоровое. Но у него свое представление о
здоровье и болезнях. Посмотри на молодых людей! Они красивы и веселы. Им не
скучно. Послушай они нас, они сочли бы нас сумасшедшими. В чем, собственно
говоря, твоя проблема? Твоя проблема -- проблема "я". Сильного, способного,
предприимчивого, борющегося. Приласкай тебя в свое время государство, ты был
бы свой. И служил бы ему верой и правдой. Тебя и сейчас ласкают. Ты --
первый в Ибанске скульптор по заказам. Мировая слава. Денег достаточно.
Мастерская терпимая, не надо лицемерить. Чего тебе нужно еще? Заслуженного?
Народного? Академика? Еще большую мастерскую? Монографию о себе? А по какому
праву? Да теперь тебя это уже не удовлетворит. Поздно. Моя проблема -- тоже
проблема "я". Но слабого, незащищенного, исключенного из борьбы. Защити меня
государство в свое время, был бы я благоустроенным более или менее известным
профессором, читал бы лекции, имел бы кафедру и аспирантов, может быть
создал бы школу. И все это на благо государства, а не вопреки ему. Но
государство не захотело приласкать тебя и защитить меня. И не захочет. Вот в
этом-то и состоит суть нашей личной драмы. Если даже оно и захочет это
сделать в отношении нас с тобой, оно не сделает это в отношении других
Мазилы и Болтуна, которые будут лучше нас. В этом суть общей драмы таких
людей, как мы. Только такие, как ты, время от времени побеждают. Такие, как
я, никогда. Ты не мыслишь себе жизни в рамках этой человеческой общности. Я
не мыслю себе жизни вне ее. Выходит, даже нас с тобой свел случай. О каком
же тут единстве реагирования можно говорить в отношении нашей интеллигенции
в целом?
ПРАВО И ИСТОЛКОВАНИЕ
Поводом к дискуссии послужило заявление Карьериста, что сочинение
Правдеца действительно антиибанское. Начался беспорядочный спор,
окончившийся заявлением Болтуна, что все разговоры на эту тему бессмысленны.
Надо, сказал Болтун, прежде всего различать текст и его интерпретацию
(или истолкование). Любой текст допускает неограниченное множество
истолкований. Любое истолкование данного текста не содержится в данном
тексте. Например, возьмем такой текст: "А хороший человек". В качестве
истолкования его может быть предложено предложение "В сволочь" или "В
лицемер". Ни одно из этих истолкований не содержится в истолковываемом
тексте. Автор текста не несет никакой юридической ответственности за
истолкование своего текста, каким бы ни было истолкование и кто бы его ни
предлагал. Допустим, сказал Неврастеник. Но ведь есть разные системы права.
Есть разные системы бесправия, сказал Болтун. Если автор текста несет
юридическую ответственность за истолкование текста, то это автоматически
означает отказ от юридической точки зрения. Какой текст считать
антиибанским? Обратите внимание, здесь речь идет об оценке текста. Причем,
об оценке юридической. Значит, должны быть критерии оценки. В связи с этой
проблемой надо различать правовой обычай и правовые нормы. Выражение
"правовой обычай" неточно. Правильнее было бы говорить "расправовый обычай".
Но так уж и быть, оставим для однообразия первый. В чем состоит правовой
обычай? В практике расправ фактически поступают так. Если некоторая группа
лиц (обычно это власть имущие или причастные к ней) считает, что данный
текст можно истолковать как антиибанский, и она так его и истолковывает, то
текст юридически считается антиибанским. Но сформулировать этот обычай как
юридическую норму нельзя, ибо тогда нарушается фундаментальный принцип
всякого права, а именно -- принцип независимости содержания правовых норм от
исполнительной власти. Выход один: законодательная власть каждый раз должна
издавать закон, согласно которому данный текст является антиибанским. Но до
таких столпов правового бесправия не докатится даже наше законодательство.
Выход находят в другом: прибегают к экспертизе. Специальная группа лиц
назначается для того, чтобы дать оценку текста как ибанского или
антиибанского и, тем самым, совершить беззаконие. Экспертиза правомочна
только констатировать факты, но не правомочна давать оценки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127