е.
сохраняется элемент изобразительности. А с другой стороны, они
трансформируются так, что сходство в натуралистическом смысле разрушается.
Комбинирование такого рода знаков позволяет образовывать знаковые
конструкции, в целом не имеющие уже никакого реального аналога. В этих
комбинациях окончательно исчезает элемент изобразительности, допускаемый в
их отдельных элементах. Любопытно, что включение в такие комбинации вполне
натуралистических элементов может быть сделано так, что они оказываются еще
более далекими от реальности, чем самые невероятные трансформации реальных
вещей. ЭН не изобрел никакой особой азбуки в изобразительном искусстве. Он
изобрел другое. Он разработал целую систему особого рода смысловых единиц и
правил их композиции в сложные образования -- в особые смысловые фразы и
тексты. Можно составить конечные списки смысловых единиц и правил их
композиции. Работа эта трудная. Но со временем искусствоведы это сделают с
исчерпывающей точностью. Смысловые единицы ЭН имеют видимую сторону и
невидимый в них самих смысл. Как видимые явления это суть фрагменты
рисунков, гравюр и скульптур. Они могут быть даже самостоятельными
произведениями. Как имеющие смысл явления они суть знаки для обычных
человеческих страстей, желаний, переживаний, -- для возмущения,
разочарования, гнева, надежды, восторга, прозрения, отупения и т.п. Причем
эти значения не являются раз навсегда заданными. Они подвержены варьированию
и изменениям. Они зависят от той или иной их комбинации, от субъективных
состояний и особенностей зрителей и многих других параметров.
ЯЗЫК
Брать языка -- целая наука, говорит Убийца. Язык, например, должен быть
самым информированным человеком в армии противника. Потому желательно взять
начальника генерального штаба. И притом он должен быть таким, чтобы на его
пропажу никто не обратил внимания. Потому желательно взять какого-нибудь
сачка из хозвзвода. Как это совместить в одном лице? Очень просто: хватай
первого подвернувшегося под руку. По этому принципу мы и действовали под К,
говорит Сержант. Перешли линию фронта. Ночь темная, глаз выколи. Наткнулись
на какого-то человека. Схватили. Кляп в рот. Сунули в мешок. И айда обратно.
Одного своего потеряли где-то. Пришли в часть. Сняли мешок. И что же?
Оказывается, свой парень. Из соседней дивизии. Тоже в разведку ходили. А они
нашего тяпнули! Представляете, как их допрашивали!! Зачем им язык, говорит
Мерин. И так же все ясно. Тут же все на виду. Попросили бы -- я бы им за
пять минут нарисовал, что и где. Кто ты такой, говорит Убийца. Тебе верить
нельзя. Нельзя, говорит Мерин, так зачем же в разведку посылают. Это другое
дело, говорит Убийца. Твое дело -- взять языка. Верить будут языку, а не
тебе. Почему, говорит Мерин. Потому, что он враг, говорит Убийца. Им без
языка нельзя, говорит Сержант. Положено брать языка. С них спросят. Сержант
мудр, говорит Интеллигент. Они играют по своим правилам. Играют за наш счет,
говорит Мерин. Играют всегда за чужой счет, говорит Интеллигент. Вот что,
братцы, говорит Сержант. Выхода у нас нет. Так что этого идиотского языка
надо взять во что бы то ни стало. Авось кто-нибудь из нас и уцелеет.
ОСНОВЫ ОПТИМИЗМА
Вы слишком мрачно смотрите на жизнь, говорит Журналист. Правительства
всегда и везде проводят политику кнута и пряника. Кнут вы получили. Теперь
ждите пряник. Вы правы, говорит Неврастеник. Но Вы не учитываете одну нашу
особенность. Вы предполагаете, что кнут и пряник достаются в одинаковой мере
одним и тем же лицам. Но мы -- вымышленные персонажи в вымышленной стране. У
нас бьют одних, а пряник дают другим. Причем, когда дают пряник, первых
опять бьют. Вы о нас, ибанцах, думаете так, будто мы все находимся в
одинаковом положении и не вступаем между собою в свои внутриибанские
отношения. А между тем почти все, с кем Вам приходится иметь дело и кто Вам
жалуется на свою горькую судьбу, принадлежат именно к тем кругам, кто имеет
пряники и держит кнут в своих руках.
ПОДЛИННОЕ ИСКУССТВО
А где критерии настоящего и ненастоящего искусства, спрашивает Ученый.
Лично для меня тут проблемы нет, говорит Неврастеник. Вот, например, я зашел
в мастерскую к Художнику. Смотрю и чувствую, что в принципе такое я
научиться делать могу. Значит это -- барахло. Теперь я в мастерской Мазилы.
Смотрю и чувствую, что если я буду учиться даже сто лет, я никогда не смогу
сделать такое. Аналогично в поэзии. Вот, пожалуйста, стихи Литератора в
сегодняшней газете. Я такое могу сочинять километрами. Значит это дерьмо. Я
всего Литератора мог бы придумать за полгода. А вот стихи О -- никогда. Вы
слишком высокого мнения о своих способностях, говорит Ученый. Наоборот,
говорит Неврастеник. Я бездарен. Ну, хорошо, говорит Ученый. Попробуйте,
сочините что-нибудь. Извольте, говорит Неврастеник. Если запнусь на минуту,
засчитайте мне поражение.
УДАЧА
Мы, говорит Мерин, подползли вплотную. Вдруг как рванет! Я с Убийцей
спрятался в воронку. Вылезли двое ихних. Зачем? А кто их знает. Мы одного
пристукнули, и домой. Немного осталось, как Убийце прямо в жопу залепили,
сволочи. Пришлось двоих переть. Теперь может судимость снимут, говорит
Пораженец. В школу обратно отправят. Везет же людям! Не могу поверить, что
Интеллигента нет, говорит Уклонист. Это несправедливо. Почему? Не могу
объяснить. Сержант, Убийца -- это справедливо. Война. А Интеллигент -- это
несправедливо. Послушайте, что я сейчас сочинил, говорит Паникер.
Нас под вечер командир к себе позвал.
Строго-настрого обоим наказал.
Душу вон, а чтобы целы вы пока,
Не являться без живого языка.
Что поделаешь. На то она война.
И не их, конечно, в деле том вина,
Раз положено, чтоб лучше наступать,
С языком им с духу на дух толковать.
Вот по полю мы во тьмущей тьме ползем.
Языка того по-матерну клянем.
Где ты, сукин сын, язык, е.... мать,
К утру ведено которого подать?
Но отмерен в жизни каждому удел.
И на мину мой напарник налетел.
А я жив, кажись. Я вроде цел пока.
Мне назад никак нельзя без языка.
Подползаю, Вижу -- срать пошел один.
Ты-то, думаю, и нужен, господин.
Я за голу жопу хвать его рукой.
Не желаете ли рандеву со мной!
В общем утром на КП я приволок
Языка и от напарника кусок.
Язык малый оказался в доску свой.
Только сведений с него ни в зуб ногой.
Неплохо, говорит Мерин. Если выкинуть "е.... мать", в газете могут
напечатать. Лучше наоборот, говорит Уклонист.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127
сохраняется элемент изобразительности. А с другой стороны, они
трансформируются так, что сходство в натуралистическом смысле разрушается.
Комбинирование такого рода знаков позволяет образовывать знаковые
конструкции, в целом не имеющие уже никакого реального аналога. В этих
комбинациях окончательно исчезает элемент изобразительности, допускаемый в
их отдельных элементах. Любопытно, что включение в такие комбинации вполне
натуралистических элементов может быть сделано так, что они оказываются еще
более далекими от реальности, чем самые невероятные трансформации реальных
вещей. ЭН не изобрел никакой особой азбуки в изобразительном искусстве. Он
изобрел другое. Он разработал целую систему особого рода смысловых единиц и
правил их композиции в сложные образования -- в особые смысловые фразы и
тексты. Можно составить конечные списки смысловых единиц и правил их
композиции. Работа эта трудная. Но со временем искусствоведы это сделают с
исчерпывающей точностью. Смысловые единицы ЭН имеют видимую сторону и
невидимый в них самих смысл. Как видимые явления это суть фрагменты
рисунков, гравюр и скульптур. Они могут быть даже самостоятельными
произведениями. Как имеющие смысл явления они суть знаки для обычных
человеческих страстей, желаний, переживаний, -- для возмущения,
разочарования, гнева, надежды, восторга, прозрения, отупения и т.п. Причем
эти значения не являются раз навсегда заданными. Они подвержены варьированию
и изменениям. Они зависят от той или иной их комбинации, от субъективных
состояний и особенностей зрителей и многих других параметров.
ЯЗЫК
Брать языка -- целая наука, говорит Убийца. Язык, например, должен быть
самым информированным человеком в армии противника. Потому желательно взять
начальника генерального штаба. И притом он должен быть таким, чтобы на его
пропажу никто не обратил внимания. Потому желательно взять какого-нибудь
сачка из хозвзвода. Как это совместить в одном лице? Очень просто: хватай
первого подвернувшегося под руку. По этому принципу мы и действовали под К,
говорит Сержант. Перешли линию фронта. Ночь темная, глаз выколи. Наткнулись
на какого-то человека. Схватили. Кляп в рот. Сунули в мешок. И айда обратно.
Одного своего потеряли где-то. Пришли в часть. Сняли мешок. И что же?
Оказывается, свой парень. Из соседней дивизии. Тоже в разведку ходили. А они
нашего тяпнули! Представляете, как их допрашивали!! Зачем им язык, говорит
Мерин. И так же все ясно. Тут же все на виду. Попросили бы -- я бы им за
пять минут нарисовал, что и где. Кто ты такой, говорит Убийца. Тебе верить
нельзя. Нельзя, говорит Мерин, так зачем же в разведку посылают. Это другое
дело, говорит Убийца. Твое дело -- взять языка. Верить будут языку, а не
тебе. Почему, говорит Мерин. Потому, что он враг, говорит Убийца. Им без
языка нельзя, говорит Сержант. Положено брать языка. С них спросят. Сержант
мудр, говорит Интеллигент. Они играют по своим правилам. Играют за наш счет,
говорит Мерин. Играют всегда за чужой счет, говорит Интеллигент. Вот что,
братцы, говорит Сержант. Выхода у нас нет. Так что этого идиотского языка
надо взять во что бы то ни стало. Авось кто-нибудь из нас и уцелеет.
ОСНОВЫ ОПТИМИЗМА
Вы слишком мрачно смотрите на жизнь, говорит Журналист. Правительства
всегда и везде проводят политику кнута и пряника. Кнут вы получили. Теперь
ждите пряник. Вы правы, говорит Неврастеник. Но Вы не учитываете одну нашу
особенность. Вы предполагаете, что кнут и пряник достаются в одинаковой мере
одним и тем же лицам. Но мы -- вымышленные персонажи в вымышленной стране. У
нас бьют одних, а пряник дают другим. Причем, когда дают пряник, первых
опять бьют. Вы о нас, ибанцах, думаете так, будто мы все находимся в
одинаковом положении и не вступаем между собою в свои внутриибанские
отношения. А между тем почти все, с кем Вам приходится иметь дело и кто Вам
жалуется на свою горькую судьбу, принадлежат именно к тем кругам, кто имеет
пряники и держит кнут в своих руках.
ПОДЛИННОЕ ИСКУССТВО
А где критерии настоящего и ненастоящего искусства, спрашивает Ученый.
Лично для меня тут проблемы нет, говорит Неврастеник. Вот, например, я зашел
в мастерскую к Художнику. Смотрю и чувствую, что в принципе такое я
научиться делать могу. Значит это -- барахло. Теперь я в мастерской Мазилы.
Смотрю и чувствую, что если я буду учиться даже сто лет, я никогда не смогу
сделать такое. Аналогично в поэзии. Вот, пожалуйста, стихи Литератора в
сегодняшней газете. Я такое могу сочинять километрами. Значит это дерьмо. Я
всего Литератора мог бы придумать за полгода. А вот стихи О -- никогда. Вы
слишком высокого мнения о своих способностях, говорит Ученый. Наоборот,
говорит Неврастеник. Я бездарен. Ну, хорошо, говорит Ученый. Попробуйте,
сочините что-нибудь. Извольте, говорит Неврастеник. Если запнусь на минуту,
засчитайте мне поражение.
УДАЧА
Мы, говорит Мерин, подползли вплотную. Вдруг как рванет! Я с Убийцей
спрятался в воронку. Вылезли двое ихних. Зачем? А кто их знает. Мы одного
пристукнули, и домой. Немного осталось, как Убийце прямо в жопу залепили,
сволочи. Пришлось двоих переть. Теперь может судимость снимут, говорит
Пораженец. В школу обратно отправят. Везет же людям! Не могу поверить, что
Интеллигента нет, говорит Уклонист. Это несправедливо. Почему? Не могу
объяснить. Сержант, Убийца -- это справедливо. Война. А Интеллигент -- это
несправедливо. Послушайте, что я сейчас сочинил, говорит Паникер.
Нас под вечер командир к себе позвал.
Строго-настрого обоим наказал.
Душу вон, а чтобы целы вы пока,
Не являться без живого языка.
Что поделаешь. На то она война.
И не их, конечно, в деле том вина,
Раз положено, чтоб лучше наступать,
С языком им с духу на дух толковать.
Вот по полю мы во тьмущей тьме ползем.
Языка того по-матерну клянем.
Где ты, сукин сын, язык, е.... мать,
К утру ведено которого подать?
Но отмерен в жизни каждому удел.
И на мину мой напарник налетел.
А я жив, кажись. Я вроде цел пока.
Мне назад никак нельзя без языка.
Подползаю, Вижу -- срать пошел один.
Ты-то, думаю, и нужен, господин.
Я за голу жопу хвать его рукой.
Не желаете ли рандеву со мной!
В общем утром на КП я приволок
Языка и от напарника кусок.
Язык малый оказался в доску свой.
Только сведений с него ни в зуб ногой.
Неплохо, говорит Мерин. Если выкинуть "е.... мать", в газете могут
напечатать. Лучше наоборот, говорит Уклонист.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127