Я отдал особую почесть и дань уважения этому великому мужу, которого и в наши дни считают несравненным защитником всех индейцев-сенека .
Кладбище было необыкновенно привлекательно. Американцы побеждают смерть красотой, они не терпят никаких склепов, представляющих собой обитель тлена. Они выбирают в качестве места погребения тихую холмистую местность, напоминающую цветущий зеленый парк, который радует глаз и внушает мысль о вечной жизни.
Был ясный, солнечный день. Возложив цветы к монументу вождя, мы присели на постамент, где возвышалась статуя, достигающая вершин деревьев. Мы говорили о нем, говорили тихо, как и подобает разговаривать у могил, если веришь в воскресение и другую жизнь. Поэтому нас не могли слышать те, кто тем временем приблизился к памятнику с другой стороны. Не слышали их и мы, поскольку мягкая трава скрадывала звуки. Увидеть нас они смогли не раньше, чем вышли из-за памятника.
И вот они перед нами - индейские вожди из «Клифтона»! Но они и виду не подали, что заметили нас. Медленно пройдя мимо, они подошли к камням у фасада монумента, которые были заложены в честь членов семьи великого вождя.
Там лежали наши цветы. Увидев их, они остановились.
- Уфф! - воскликнул Атапаска. - Здесь кто-то говорил языком любви! Кто он?
- Бледнолицый - вряд ли, - откликнулся Алгонка.
Он нагнулся, поднял и принялся рассматривать один из цветков. Атапаска последовал его примеру. Оба обменялись быстрыми взглядами.
- Они еще свежие и срезаны не более часа назад! - продолжал Атапаска.
- А положены сюда не более четверти часа назад, - добавил Алгонка, не отрывая глаз от наших следов. - Значит, все-таки бледнолицые!
- Да, те, что сидят там. Поговорим с ними?
- Как захочет мой красный брат. Я предоставляю право решать ему.
Короткие фразы обоих индейцев были произнесены на языке апачей. Они вернули цветы на место, и Атапаска на отличном английском обратился к нам:
- Мы полагаем, что цветы возложили вы. Это так?
- Да, - ответил я, уважительно поднимаясь с места.
- Для кого они?
- Для Са-Го-Йе-Ват-Хи.
- Почему вы это сделали?
- Потому что мы его любим.
- Нужно знать, кого любишь!
- Мы знаем его. И понимаем.
- Понимаете? - удивился Алгонка, и глаза его сощурились - он сомневался. - Вы слышали его голос? Он ведь давно умер. Прошло уже почти восемь десятилетий, как его нет!
- Он не умер и не ушел. Мы слышали его голос часто, а чьи уши открыты, тот и сегодня может услышать его так же ясно, как тогда, когда он говорил об «Обществе волков». Они его, к сожалению, не услышали.
- Что же они должны были услышать?
- Не поверхностный звук его слов, а их глубинный, данный самим Великим Маниту, смысл.
- Уфф! - воскликнул Атапаска. - Какой смысл?
- Что ни один человек, ни один народ и ни одна раса не имеет права оставлять своих детей. Что каждая саванна, каждая гора, каждая земля и все части света сотворены Богом, чтобы носить цивилизованных людей, а не таких, которые не в состоянии выйти из того возраста, в котором сознание низко. Что всесильный и благосклонный ко всем Создатель каждому в отдельности и каждой нации дает как время, так и возможность выйти из этого возраста. И что, наконец, каждый, кто не стремится вперед, теряет право на существование. Великий Маниту благосклонен, но он и справедлив! Он хотел, чтобы индеец тоже был благосклонен, особенно к своему красному брату! Но когда индейцы не захотели прекратить терзать друг друга, он послал к ним бледнолицего…
- Чтобы умертвить еще быстрее! - прервал меня Алгонка, повысив голос.
Оба взглянули на меня в ожидании, как я отвечу на это восклицание.
- Нет, чтобы спасти вас, - возразил я. - Са-Го-Йе-Ват-Ха понял это. Он хотел, чтобы его народ пошел тем же путем, но его не захотели слушать. Даже сегодня еще есть время для спасения, если дети оставшихся индейцев найдут в себе силы стать Людьми.
- Воинами? - уточнил Алгонка.
- О нет! Поскольку даже военные игры есть доказательство того, что народ впал в детство! Стать Человеком не значит стать воином, это значит стать личностью. Великий вождь сенека, у могилы которого мы стоим, говорил об этом тысячу раз. Пусть не мой, а его голос говорит с вами сейчас. Сделайте так, и окажется, что и он не умер для вас, а живет и будет жить дальше!
Я приподнял шляпу, давая понять, что прощаюсь, но тут, к моему удивлению, заговорила Душенька:
- И возьмите эти два цветка! Они не от меня, а от него! Цветы благоразумия, добра и любви, которые он желал своему народу. Они лишь внешне увяли, но их аромат остался, чтобы осветить и согреть имена тех, кто похоронен там, под камнями! И вслушайтесь в шепот листьев, от которых убегает тень. Эта могила не мертва, - Она вручила каждому по цветку и добавила: - Теперь нам пора.
- Не уходите! - попросил Атапаска.
- Да, останьтесь! - поддержал его Алгонка. - Если вы его любите, вы нужны здесь!
- Не сейчас! - ответил я. - Я его друг; но вы - его братья. Это место принадлежит вам. У нас еще будет время.
Мы пошли. Удалившись достаточно далеко и ни разу не обернувшись, чтобы больше не привлекать внимания, Душенька спросила:
- Послушай, мы не совершили никаких ошибок?
- Нет, - ответил я.
- Но есть одно «но»!
- Какое?
- Только что ты держал перед ними длинную речь. А я даже подарила цветы совершенно чужим нам людям. Это подобает леди?
- Вероятно, нет. Но не горюй! Бывают моменты, когда такие ошибки - лучшее, что можно сделать. А я убежден, сейчас именно такой момент. Конечно, перед другими я бы не держал никаких «речей», но уверен, что знаю индейцев, и, кроме того, обстоятельства не только позволили, но даже вынудили меня сказать больше, чем я сказал бы в любом другом случае. Впрочем, мы на верном пути. Они пригласили нас остаться! Ты только подумай! Остаться у могилы! С ними, с вождями! Это награда, причем высокая! Мы, по их понятиям, вели себя очень хорошо.
Мою правоту доказали и дальнейшие события. Мы вернулись поздно вечером, потому что добирались не на поезде, а на пароходе. Едва кельнер услышал, что мы снова прибыли, он возник перед нами с еще более глубоким поклоном, чем прежде.
- Извините мою назойливость! - начал он. - Но я должен сообщить нечто чрезвычайное!
- И что же? - улыбнулся я.
- Мистер Атапаска и мистер Алгонка ужинают сегодня не внизу, а наверху, у себя!
Он взглянул на нас, как будто сообщил нечто потрясающее.
- Ну и что? - удивился я. - Почему это нас должно интересовать?
- А как же иначе! Ведь мне поручили передать вам приглашение отужинать с ними!
Вот уж действительно неожиданная новость! Мне оставалось только равнодушно осведомиться:
- Во сколько?
- В девять. Оба джентльмена позволят себе лично зайти за господами! Но я должен как можно скорее сообщить им, принято приглашение или нет.
- Это решать миссис Бартон, а не мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94
Кладбище было необыкновенно привлекательно. Американцы побеждают смерть красотой, они не терпят никаких склепов, представляющих собой обитель тлена. Они выбирают в качестве места погребения тихую холмистую местность, напоминающую цветущий зеленый парк, который радует глаз и внушает мысль о вечной жизни.
Был ясный, солнечный день. Возложив цветы к монументу вождя, мы присели на постамент, где возвышалась статуя, достигающая вершин деревьев. Мы говорили о нем, говорили тихо, как и подобает разговаривать у могил, если веришь в воскресение и другую жизнь. Поэтому нас не могли слышать те, кто тем временем приблизился к памятнику с другой стороны. Не слышали их и мы, поскольку мягкая трава скрадывала звуки. Увидеть нас они смогли не раньше, чем вышли из-за памятника.
И вот они перед нами - индейские вожди из «Клифтона»! Но они и виду не подали, что заметили нас. Медленно пройдя мимо, они подошли к камням у фасада монумента, которые были заложены в честь членов семьи великого вождя.
Там лежали наши цветы. Увидев их, они остановились.
- Уфф! - воскликнул Атапаска. - Здесь кто-то говорил языком любви! Кто он?
- Бледнолицый - вряд ли, - откликнулся Алгонка.
Он нагнулся, поднял и принялся рассматривать один из цветков. Атапаска последовал его примеру. Оба обменялись быстрыми взглядами.
- Они еще свежие и срезаны не более часа назад! - продолжал Атапаска.
- А положены сюда не более четверти часа назад, - добавил Алгонка, не отрывая глаз от наших следов. - Значит, все-таки бледнолицые!
- Да, те, что сидят там. Поговорим с ними?
- Как захочет мой красный брат. Я предоставляю право решать ему.
Короткие фразы обоих индейцев были произнесены на языке апачей. Они вернули цветы на место, и Атапаска на отличном английском обратился к нам:
- Мы полагаем, что цветы возложили вы. Это так?
- Да, - ответил я, уважительно поднимаясь с места.
- Для кого они?
- Для Са-Го-Йе-Ват-Хи.
- Почему вы это сделали?
- Потому что мы его любим.
- Нужно знать, кого любишь!
- Мы знаем его. И понимаем.
- Понимаете? - удивился Алгонка, и глаза его сощурились - он сомневался. - Вы слышали его голос? Он ведь давно умер. Прошло уже почти восемь десятилетий, как его нет!
- Он не умер и не ушел. Мы слышали его голос часто, а чьи уши открыты, тот и сегодня может услышать его так же ясно, как тогда, когда он говорил об «Обществе волков». Они его, к сожалению, не услышали.
- Что же они должны были услышать?
- Не поверхностный звук его слов, а их глубинный, данный самим Великим Маниту, смысл.
- Уфф! - воскликнул Атапаска. - Какой смысл?
- Что ни один человек, ни один народ и ни одна раса не имеет права оставлять своих детей. Что каждая саванна, каждая гора, каждая земля и все части света сотворены Богом, чтобы носить цивилизованных людей, а не таких, которые не в состоянии выйти из того возраста, в котором сознание низко. Что всесильный и благосклонный ко всем Создатель каждому в отдельности и каждой нации дает как время, так и возможность выйти из этого возраста. И что, наконец, каждый, кто не стремится вперед, теряет право на существование. Великий Маниту благосклонен, но он и справедлив! Он хотел, чтобы индеец тоже был благосклонен, особенно к своему красному брату! Но когда индейцы не захотели прекратить терзать друг друга, он послал к ним бледнолицего…
- Чтобы умертвить еще быстрее! - прервал меня Алгонка, повысив голос.
Оба взглянули на меня в ожидании, как я отвечу на это восклицание.
- Нет, чтобы спасти вас, - возразил я. - Са-Го-Йе-Ват-Ха понял это. Он хотел, чтобы его народ пошел тем же путем, но его не захотели слушать. Даже сегодня еще есть время для спасения, если дети оставшихся индейцев найдут в себе силы стать Людьми.
- Воинами? - уточнил Алгонка.
- О нет! Поскольку даже военные игры есть доказательство того, что народ впал в детство! Стать Человеком не значит стать воином, это значит стать личностью. Великий вождь сенека, у могилы которого мы стоим, говорил об этом тысячу раз. Пусть не мой, а его голос говорит с вами сейчас. Сделайте так, и окажется, что и он не умер для вас, а живет и будет жить дальше!
Я приподнял шляпу, давая понять, что прощаюсь, но тут, к моему удивлению, заговорила Душенька:
- И возьмите эти два цветка! Они не от меня, а от него! Цветы благоразумия, добра и любви, которые он желал своему народу. Они лишь внешне увяли, но их аромат остался, чтобы осветить и согреть имена тех, кто похоронен там, под камнями! И вслушайтесь в шепот листьев, от которых убегает тень. Эта могила не мертва, - Она вручила каждому по цветку и добавила: - Теперь нам пора.
- Не уходите! - попросил Атапаска.
- Да, останьтесь! - поддержал его Алгонка. - Если вы его любите, вы нужны здесь!
- Не сейчас! - ответил я. - Я его друг; но вы - его братья. Это место принадлежит вам. У нас еще будет время.
Мы пошли. Удалившись достаточно далеко и ни разу не обернувшись, чтобы больше не привлекать внимания, Душенька спросила:
- Послушай, мы не совершили никаких ошибок?
- Нет, - ответил я.
- Но есть одно «но»!
- Какое?
- Только что ты держал перед ними длинную речь. А я даже подарила цветы совершенно чужим нам людям. Это подобает леди?
- Вероятно, нет. Но не горюй! Бывают моменты, когда такие ошибки - лучшее, что можно сделать. А я убежден, сейчас именно такой момент. Конечно, перед другими я бы не держал никаких «речей», но уверен, что знаю индейцев, и, кроме того, обстоятельства не только позволили, но даже вынудили меня сказать больше, чем я сказал бы в любом другом случае. Впрочем, мы на верном пути. Они пригласили нас остаться! Ты только подумай! Остаться у могилы! С ними, с вождями! Это награда, причем высокая! Мы, по их понятиям, вели себя очень хорошо.
Мою правоту доказали и дальнейшие события. Мы вернулись поздно вечером, потому что добирались не на поезде, а на пароходе. Едва кельнер услышал, что мы снова прибыли, он возник перед нами с еще более глубоким поклоном, чем прежде.
- Извините мою назойливость! - начал он. - Но я должен сообщить нечто чрезвычайное!
- И что же? - улыбнулся я.
- Мистер Атапаска и мистер Алгонка ужинают сегодня не внизу, а наверху, у себя!
Он взглянул на нас, как будто сообщил нечто потрясающее.
- Ну и что? - удивился я. - Почему это нас должно интересовать?
- А как же иначе! Ведь мне поручили передать вам приглашение отужинать с ними!
Вот уж действительно неожиданная новость! Мне оставалось только равнодушно осведомиться:
- Во сколько?
- В девять. Оба джентльмена позволят себе лично зайти за господами! Но я должен как можно скорее сообщить им, принято приглашение или нет.
- Это решать миссис Бартон, а не мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94