Но конный отряд из осажденного замка двигался куда быстрее. Должно быть, ему удалось незаметно подобраться к бивуаку на полет стрелы, а затем по беззвучному сигналу командира он ринулся в стремительную атаку. С опушки леса Ямба и Тарк смотрели, как темная волна с дробным гулом накатывает на обреченный лагерь, как рушатся шатры и рвутся с привязи перепуганные лошади. В сполохах костров сверкали бронзой и сталью неустрашимые когирские конники, потомки гордых аквилонских рыцарей; через сумрак, испятнанный алым, их мчалось не больше трех сотен. Тарк, бывалый солдат, давно научился с одного взгляда определять примерную численность войска.
Он глядел на свою тысячу, на мечту о величии и славе. На мечту, которая вот-вот разлетится в клочья под копытами вражеских лошадей. Карательный отряд обречен, в этом Тарк не сомневался. Конечно, он поставил часовых вблизи крепости – не только в рощах, но и на открытом поле. И конечно, их заметили со стен замка, а с наступлением темноты бесшумно подкрались и вырезали. И теперь когирцы ударили там, где их ждали меньше всего. Тарк, разбивая лагерь на виду у защитников замка, не допускал и мысли, что им достанет смелости атаковать. Он просчитался.
– Стой, дурак! – Ямба ухватил его за руку. – Жить надоело?
Тарк выдернул руку, но остановился. Никого уже не спасешь. Ничего уже не исправишь. Как же так? Почему граф Парро, наделенный способностью завораживать взглядом, не справился со своей ролью? Почему погибли Флад Кровосток и Сахим, такие же, как престарелый граф, подобия колдовского разума? Кто увел вчера всех жителей из высоких стен, оставил всемогущего Луна не у дел? Кто понял, что нельзя ждать утра, когда иные защитники замка обернутся врагами, что надо разгромить осаждающих во мгле?
Тяжелая конница сражалась молча, зато вопли гибнущих наемников градом бились о деревья и рассыпались на душераздирающие отзвуки. В лагере царила многоглавая, многоголосая смерть, один за другим занимались огнем шатры, среди них носились темные и сверкающие силуэты – всадники, пешие, кони без седоков. Когирцы не соблюдали строй, каждый сам выбирал себе жертву и преследовал ее, пока она не валилась под ударом длинного меча или копья; их грозный предводитель не трогал убегающих, зато мгновенно появлялся там, где звучала сталь.
Тарк узнал его сразу и вновь порывисто шагнул вперед, и вновь Ямба удержал за руку. И тогда киммериец – рослый, косая сажень в плечах, за которыми осталось много стран и сражений, – разрыдался, как обиженный младенец.
Хотя на его суровой родине не плакали даже дети.
– Кром! – простонал он, в отчаянии и бессильной ярости глядя на могучего всадника, надменного посланца злого и коварного рока. – Кром, я был верен тебе! Я всюду славил твое имя! За что же ты снова и снова ставишь на моем пути это чудовище?
Владыка могильных курганов высокомерно промолчал, а может быть, его ответ потонул среди шума сечи. Зато Тарк услышал голос своего самого ненавистного врага.
– Лун! – закричал Конан, озирая лагерь. – Лун, отзовись, если хочешь жить!
«А я? – спросил Тарк мысленно. – Я тоже хочу жить. Отчего же ты меня не зовешь?»
Ломая кусты, мимо пробежали двое полуголых воинов, их отставшего товарища настиг когирец в дорогих латах. Оглушительный предсмертный вопль испугал коня, тот прянул в сторону, и седок поневоле выпустил тяжелое копье, застрявшее в теле наемника. На этот раз Ямба замешкался. Тарк взревел, в несколько прыжков одолел расстояние до всадника, и тот замертво рухнул на землю, так и не успев выхватить меч из ножен. Киммериец взлетел на осиротевшего скакуна и крикнул Ямбе, указывая на запад:
– Встретимся у сожженного моста.
Он плашмя ударил коня окровавленным мечом и умчался вдоль опушки леса.
* * *
Дыхание пленника прерывалось глухими стонами. На белом полотняном мешке с прорезью для рта проступили алые пятна. В скоротечном бою с тысячей Тарка, застигнутой врасплох яростной ночной атакой, Лун не успел надеть прочнейшие агадейские доспехи. Он получил колотую рану в бедро, был отброшен когирским конем прямо на горящий шатер, а затем ему, уже потерявшему сознание, ненароком сломали левую руку и несколько ребер.
Он лежал в сумрачной прохладной камере подземной тюрьмы, в неглубоком алькове, а подле его ложа стояли Конан, Зивилла, Сонго, граф Парро и его внучатый племянник, невысокий меланхоличный юноша с бесцветными глазами навыкате, редкими светлыми волосами и тонкими усиками.
– Чудом остался жив, – заметил Сонго, с любопытством рассматривая раненого агадейца.
– Лун, ты можешь говорить? – спросил Конан.
Сквозь кровавое полотно просочился еле слышный ответ:
– Да-а…
– Ты в плену, – сообщил Конан. – Тебе здорово досталось.
– Это… – не выговорил – простонал Лун, – я уже… понял. Ты… кто?
– Конан, – хмуро ответил киммериец.
– Конан… – Лун помолчал несколько мгновений, переводя дух. – Мы с Бен-Саифом тебя искали. Зря ты… нас не послушался.
– Почему?
Ткань слегка приглушила жутковатый, неестественный смех.
– Да полно тебе… Сам отлично знаешь… почему. Думаешь, наш повелитель… шутки шутит? Нет, брат. Мы с Бен-Саифом… только первые ласточки. Скоро сюда придут наши. Обязательно придут. Догадываешься… что они с вами сделают? Эх, вы, дети малые, неразумные. Вам же добра желают… И не вам одним. По всему белу свету – мир и покой… представляешь? Ни войн, ни поборов, ни рабства. Ну, скажи, разве не об этом мечтают… все порядочные люди? И мы подарим им мир и покой, Конан. Вот увидишь. У нас… все для этого имеется.
Конан недобро усмехнулся и пообещал:
– Но тебе не дожить до этого счастливого дня.
И снова он услышал жутковатый полусмех-полукашель.
– Только если сам захочу умереть… киммериец. У меня есть выбор. Да, есть, не спорь! Думаешь… я не догадываюсь, почему меня еще не вздернули, как Флада… Кровостока? Ты хочешь, чтобы я вернул Зивилле разум. Ты… разгромил Тарка, и теперь мятежные дворяне верят в свои силы… и готовы штурмовать Даис. И спасенная королева Когира… в знак благодарности разделит с тобою не только ложе… но и власть.
– Заблуждаешься, колдун. – Конан не узнал собственный голос – в нем клокотал гнев. – Спасенная дама Когира присягнет законному монарху, и только при таком исходе уцелеет твоя поганая шкура. Но до этого мы проедем по всем замкам, где ты побывал, и ты вернешь рассудок всем заколдованным дворянам и простолюдинам. А начнешь прямо сейчас – с графа Парро.
Старик с широкой черной лентой на глазах и связанными за спиной руками повернулся к Конану и захохотал.
– Избавитель ты мой! А ты уверен, что Лун, мням, тебя не обманет? А вдруг я, мням, только прикинусь, будто я в своем уме, а потом возьму да всажу тебе, мням, нож под лопатку?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94
Он глядел на свою тысячу, на мечту о величии и славе. На мечту, которая вот-вот разлетится в клочья под копытами вражеских лошадей. Карательный отряд обречен, в этом Тарк не сомневался. Конечно, он поставил часовых вблизи крепости – не только в рощах, но и на открытом поле. И конечно, их заметили со стен замка, а с наступлением темноты бесшумно подкрались и вырезали. И теперь когирцы ударили там, где их ждали меньше всего. Тарк, разбивая лагерь на виду у защитников замка, не допускал и мысли, что им достанет смелости атаковать. Он просчитался.
– Стой, дурак! – Ямба ухватил его за руку. – Жить надоело?
Тарк выдернул руку, но остановился. Никого уже не спасешь. Ничего уже не исправишь. Как же так? Почему граф Парро, наделенный способностью завораживать взглядом, не справился со своей ролью? Почему погибли Флад Кровосток и Сахим, такие же, как престарелый граф, подобия колдовского разума? Кто увел вчера всех жителей из высоких стен, оставил всемогущего Луна не у дел? Кто понял, что нельзя ждать утра, когда иные защитники замка обернутся врагами, что надо разгромить осаждающих во мгле?
Тяжелая конница сражалась молча, зато вопли гибнущих наемников градом бились о деревья и рассыпались на душераздирающие отзвуки. В лагере царила многоглавая, многоголосая смерть, один за другим занимались огнем шатры, среди них носились темные и сверкающие силуэты – всадники, пешие, кони без седоков. Когирцы не соблюдали строй, каждый сам выбирал себе жертву и преследовал ее, пока она не валилась под ударом длинного меча или копья; их грозный предводитель не трогал убегающих, зато мгновенно появлялся там, где звучала сталь.
Тарк узнал его сразу и вновь порывисто шагнул вперед, и вновь Ямба удержал за руку. И тогда киммериец – рослый, косая сажень в плечах, за которыми осталось много стран и сражений, – разрыдался, как обиженный младенец.
Хотя на его суровой родине не плакали даже дети.
– Кром! – простонал он, в отчаянии и бессильной ярости глядя на могучего всадника, надменного посланца злого и коварного рока. – Кром, я был верен тебе! Я всюду славил твое имя! За что же ты снова и снова ставишь на моем пути это чудовище?
Владыка могильных курганов высокомерно промолчал, а может быть, его ответ потонул среди шума сечи. Зато Тарк услышал голос своего самого ненавистного врага.
– Лун! – закричал Конан, озирая лагерь. – Лун, отзовись, если хочешь жить!
«А я? – спросил Тарк мысленно. – Я тоже хочу жить. Отчего же ты меня не зовешь?»
Ломая кусты, мимо пробежали двое полуголых воинов, их отставшего товарища настиг когирец в дорогих латах. Оглушительный предсмертный вопль испугал коня, тот прянул в сторону, и седок поневоле выпустил тяжелое копье, застрявшее в теле наемника. На этот раз Ямба замешкался. Тарк взревел, в несколько прыжков одолел расстояние до всадника, и тот замертво рухнул на землю, так и не успев выхватить меч из ножен. Киммериец взлетел на осиротевшего скакуна и крикнул Ямбе, указывая на запад:
– Встретимся у сожженного моста.
Он плашмя ударил коня окровавленным мечом и умчался вдоль опушки леса.
* * *
Дыхание пленника прерывалось глухими стонами. На белом полотняном мешке с прорезью для рта проступили алые пятна. В скоротечном бою с тысячей Тарка, застигнутой врасплох яростной ночной атакой, Лун не успел надеть прочнейшие агадейские доспехи. Он получил колотую рану в бедро, был отброшен когирским конем прямо на горящий шатер, а затем ему, уже потерявшему сознание, ненароком сломали левую руку и несколько ребер.
Он лежал в сумрачной прохладной камере подземной тюрьмы, в неглубоком алькове, а подле его ложа стояли Конан, Зивилла, Сонго, граф Парро и его внучатый племянник, невысокий меланхоличный юноша с бесцветными глазами навыкате, редкими светлыми волосами и тонкими усиками.
– Чудом остался жив, – заметил Сонго, с любопытством рассматривая раненого агадейца.
– Лун, ты можешь говорить? – спросил Конан.
Сквозь кровавое полотно просочился еле слышный ответ:
– Да-а…
– Ты в плену, – сообщил Конан. – Тебе здорово досталось.
– Это… – не выговорил – простонал Лун, – я уже… понял. Ты… кто?
– Конан, – хмуро ответил киммериец.
– Конан… – Лун помолчал несколько мгновений, переводя дух. – Мы с Бен-Саифом тебя искали. Зря ты… нас не послушался.
– Почему?
Ткань слегка приглушила жутковатый, неестественный смех.
– Да полно тебе… Сам отлично знаешь… почему. Думаешь, наш повелитель… шутки шутит? Нет, брат. Мы с Бен-Саифом… только первые ласточки. Скоро сюда придут наши. Обязательно придут. Догадываешься… что они с вами сделают? Эх, вы, дети малые, неразумные. Вам же добра желают… И не вам одним. По всему белу свету – мир и покой… представляешь? Ни войн, ни поборов, ни рабства. Ну, скажи, разве не об этом мечтают… все порядочные люди? И мы подарим им мир и покой, Конан. Вот увидишь. У нас… все для этого имеется.
Конан недобро усмехнулся и пообещал:
– Но тебе не дожить до этого счастливого дня.
И снова он услышал жутковатый полусмех-полукашель.
– Только если сам захочу умереть… киммериец. У меня есть выбор. Да, есть, не спорь! Думаешь… я не догадываюсь, почему меня еще не вздернули, как Флада… Кровостока? Ты хочешь, чтобы я вернул Зивилле разум. Ты… разгромил Тарка, и теперь мятежные дворяне верят в свои силы… и готовы штурмовать Даис. И спасенная королева Когира… в знак благодарности разделит с тобою не только ложе… но и власть.
– Заблуждаешься, колдун. – Конан не узнал собственный голос – в нем клокотал гнев. – Спасенная дама Когира присягнет законному монарху, и только при таком исходе уцелеет твоя поганая шкура. Но до этого мы проедем по всем замкам, где ты побывал, и ты вернешь рассудок всем заколдованным дворянам и простолюдинам. А начнешь прямо сейчас – с графа Парро.
Старик с широкой черной лентой на глазах и связанными за спиной руками повернулся к Конану и захохотал.
– Избавитель ты мой! А ты уверен, что Лун, мням, тебя не обманет? А вдруг я, мням, только прикинусь, будто я в своем уме, а потом возьму да всажу тебе, мням, нож под лопатку?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94