Уж лучше бы он остался в руках Нулана! Уж лучше бы погиб на костре.
– Ты меня предал, Ияр, – с деланной грустью сказал Каи-Хан. – Ты предал всех нас. Твоих боевых друзей. Твою священную родину. Ты изменник, Ияр.
Молодой сотник прижал ладони к изуродованному лицу и застонал от отчаяния и ужаса.
– В вашем гордом Апе нет рабов и хозяев, нет господ и слуг, – говорял Каи-Хан. – Все воины равны между собой, но уж если они выбрали себе командира, то должны ему подчиняться. Иначе получается измена. Вот так-то, Ияр. Что у нас делают с предателями?
– Ы-ы-ы-ы… – обреченно провыл сотник.
– Но есть в степи закон, который гласит: апийский воин, обвиненный в измене, вправе отстоять свою честь в поединке у столба. Даже если он при этом умрет, его честь будет спасена. Ну что, Ияр? Готов доказать, что ты мужчина?
Толпа ворчала, и было неясно, кого она осуждает: Ияра или Каи-Хана. Предводитель окинул ее надменным и злым взглядом и отрывисто приказал помощникам:
– Столб сюда.
Несколько человек бегом покинули круг.
– Я тебя обвинил в предательстве, – произнес Каи-Хан, глядя на Ияра, – и теперь, если не вызовешь меня на поединок, ты примешь пытки и собачью смерть. Я бы на твоем месте не раздумывал.
– Ы-ы-ы…
Помощники Каи-Хана принесли окоренное бревно длиной в два человеческих роста, быстро выкопали яму, поставили столб в потащили к нему Ияра. Сотник заливался слезами и нечленораздельно лепетал, Каи-Хан смотрел на него без особого злорадства, и Бен-Саиф прекрасно его понимал: за трусость Ияра повелитель Апа расплачивается собственным авторитетом. Что ж, впредь он будет осмотрительнее в выборе друзей, сказал себе агадеец.
Визжащего Ияра притиснули грудью к столбу, трое дюжих воинов не давали ему вырваться или хотя бы упасть. Каи-Хаи бережно снял с плеча попугая в опустил на клетку.
– Кто твой командир? – осведомилась птица. Каи-Хан скользнул по ней рассеянным взглядом и направился к столбу.
– Теперь все в твоих руках, Ияр, – буднично проговорил Кай-Хан, прижимаясь к столбу с другой стороны. – Твоя честь, моя жизнь. Возьми меня за шею, боевой товарищ. Лучше за шею, а не за голову, а то черепушка у меня крепкая слишком. Не для твоих ручонок. Черепушки крошить – это мужское развлечение.
Каи-Хан неторопливо поднял огромные ручищи и сцепил пальцы на затылке Ияра. Сотник заверещал от боли, когда нечеловеческая сила притиснула его лоб к сухому дереву. Он даже не пытался душить своего мучителя, понимая, что это безнадежно. Пронзительно крича, он уперся ладонями в столб, напряг все силы, дернул головой. И повернул ее, но ничего на этом не выгадал. Пальцы Каи-Хана вмиг переместились на правый висок и ухо Ияра, левая височная кость и скула сотника захрустели, придавленные к бревну.
– Бедный ублюдок, – прошептал Лун, глядя в выпученные от боли глаза.
Бен-Саиф с недоумением покосился на помощника. Странно, подумал он, ведь Лун не из породы жалостливых. Или он все-таки чувствительнее, чем хочет показаться?
– Разве ты чего-то другого ожидал? – спросил агадейский сотник.
Лун пожал плечами.
– Нет, но к чему это…
– Зверство? – договорил за него Бен-Саиф. – Обычай, дружище. Между прочим, они им дорожат.
Из-под жутких струпьев на изуродованной голове Ияра сочилась кровь, рот был распялен в непрерывном крике. Каи-Хан оглушительно хохотал, то расслабляя, то снова напрягая чудовищные мышцы. Он мог покончить с Ияром в любой момент, но не видел причин для спешки.
– Ну, скорей же, гад! – едва слышно процедил Лун сквозь зубы.
В душе Бен-Саифа внезапно разлилась темная, мутная тоска. Она давила на сердце, туманила разум.
– Помоги ему, – буркнул он.
– Что? – Изумленный Лун повернулся к нему. – Как?
– Сделай что-нибудь. – Бен-Саиф зябко поежился под палящим солнцем. И вдруг рявкнул на Луна, чего прежде не делал никогда: – Ну, что ты стоишь, идолище? Помоги ему!
– И-и-ы-ы-ы… – верещал Ияр, начисто утратив человеческий облик.
Лун уже не смотрел на него. Бен-Саиф проследил за его взглядом. Попугай! О, милость Нергала! Нет! Слишком рискованно!
Он схватил Луна за локоть, но тот раздраженно стряхнул его руку. Он разозлился! Да еще как! Изумлению сотника не было предела – он никогда не видел Луна в таком гневе. Бен-Саиф оцепенело стоял, больше не пытаясь помешать товарищу. А тот смотрел на Ияра. В черные зрачки, которые от боли и ужаса расширились так, что почти исчезли белки. В душу, раздираемую отчаянием.
И за несколько мгновений до тошнотворного хруста, до ликующего вопля Каи-Хана, до дружного вздоха потрясенной толпы Бен-Саиф увидел, как на лицо обреченного (не лицо, а маску самой Смерти), наползла гримаса тупого удивления. Медленно раскрылся рот, вывалился белый распухший язык. Ияр два-три раза бестолково взмахнул руками, хлопнул себя ладонями по бедрам.
Отпустив мертвеца, Каи-Хан с хохотом протянул к небу ладони, выпачканные кровью и мозгом. Зеленый попугай взлетел со своей клетки и уселся на верхушку столба.
– Неужели тут мало других птиц? – с упреком спросил Бен-Саиф Луна. Тот промолчал.
– Иштар! – воззвал к небесам торжествующий Каи-Хан. – Ты видела? Я раздавил эту вошь в твою честь! Принес ее тебе в жертву! Знаю, богиня, тебе понравилось! Я чувствовал! Чувствовал, как ты вливала в меня силу!
– Каи, захлопни пасть, – произнес Хакампа, глядя на него со столба круглым черным глазом.
– Чего? – оторопело переспросил Каи-Хан, а в толпе раздались смешки.
– Захлопни пасть, сучьи потр-роха.
У Бен-Саифа побежали мурашки по спине. Лун напрягся. Каи-Хан глядел вверх с открытым ртом и не верил собственным ушам. В толпе очень многие следовали его примеру. Попугай как ни в чем не бывало оправлял черным клювом перья.
– Хакампа ты у меня довыдрючиваешься, – посулил, наконец, Каи-Хан.
– В последний р-раз повторяю, шакалья сыть, закр-рой пасть! С души вор-ротит от твоего бахвальства.
Толпа зачарованно ахнула. Бен-Саиф еле заметно передернул плечами.
– Иштар? – робко вымолвил соправитель Апа.
– Иштар, Иштар, – брезгливо подтвердил попугай и вдруг заорал: – На колени, мр-р-разь! С р-разбегу – лбом об столб! Ну! Я твой командир! Я пр-риказываю!
Каи-Хан затравленно посмотрел на своих хохочущих воинов, на Бен-Саифа, на Луна. И вдруг с диким ревом прыгнул что было сил, взмахнул руками, чтобы схватить, смять, раздавить наглого попугая. Не тут-то было! Хакампа взлетел на высоту несколько человеческих ростов, с поразительной меткостью капнул пометом хозяину в глаз и, описывая круги над запрокинутой бородатой физиономией, стал крыть его изощренной бранью.
– Это Ияр? – осенило Каи-Хана. – Лук! – завопил он. – Лук сюда, живо!
Услышав эти слова, попугай изо всех сил замахал крыльями, спеша набрать безопасную высоту. Под зубовный скрежет Каи-Хана люди проводили его взорами, а затем соправитель Апа повернул голову к агадейцам, и в его глазах полыхнула звериная злоба.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94
– Ты меня предал, Ияр, – с деланной грустью сказал Каи-Хан. – Ты предал всех нас. Твоих боевых друзей. Твою священную родину. Ты изменник, Ияр.
Молодой сотник прижал ладони к изуродованному лицу и застонал от отчаяния и ужаса.
– В вашем гордом Апе нет рабов и хозяев, нет господ и слуг, – говорял Каи-Хан. – Все воины равны между собой, но уж если они выбрали себе командира, то должны ему подчиняться. Иначе получается измена. Вот так-то, Ияр. Что у нас делают с предателями?
– Ы-ы-ы-ы… – обреченно провыл сотник.
– Но есть в степи закон, который гласит: апийский воин, обвиненный в измене, вправе отстоять свою честь в поединке у столба. Даже если он при этом умрет, его честь будет спасена. Ну что, Ияр? Готов доказать, что ты мужчина?
Толпа ворчала, и было неясно, кого она осуждает: Ияра или Каи-Хана. Предводитель окинул ее надменным и злым взглядом и отрывисто приказал помощникам:
– Столб сюда.
Несколько человек бегом покинули круг.
– Я тебя обвинил в предательстве, – произнес Каи-Хан, глядя на Ияра, – и теперь, если не вызовешь меня на поединок, ты примешь пытки и собачью смерть. Я бы на твоем месте не раздумывал.
– Ы-ы-ы…
Помощники Каи-Хана принесли окоренное бревно длиной в два человеческих роста, быстро выкопали яму, поставили столб в потащили к нему Ияра. Сотник заливался слезами и нечленораздельно лепетал, Каи-Хан смотрел на него без особого злорадства, и Бен-Саиф прекрасно его понимал: за трусость Ияра повелитель Апа расплачивается собственным авторитетом. Что ж, впредь он будет осмотрительнее в выборе друзей, сказал себе агадеец.
Визжащего Ияра притиснули грудью к столбу, трое дюжих воинов не давали ему вырваться или хотя бы упасть. Каи-Хаи бережно снял с плеча попугая в опустил на клетку.
– Кто твой командир? – осведомилась птица. Каи-Хан скользнул по ней рассеянным взглядом и направился к столбу.
– Теперь все в твоих руках, Ияр, – буднично проговорил Кай-Хан, прижимаясь к столбу с другой стороны. – Твоя честь, моя жизнь. Возьми меня за шею, боевой товарищ. Лучше за шею, а не за голову, а то черепушка у меня крепкая слишком. Не для твоих ручонок. Черепушки крошить – это мужское развлечение.
Каи-Хан неторопливо поднял огромные ручищи и сцепил пальцы на затылке Ияра. Сотник заверещал от боли, когда нечеловеческая сила притиснула его лоб к сухому дереву. Он даже не пытался душить своего мучителя, понимая, что это безнадежно. Пронзительно крича, он уперся ладонями в столб, напряг все силы, дернул головой. И повернул ее, но ничего на этом не выгадал. Пальцы Каи-Хана вмиг переместились на правый висок и ухо Ияра, левая височная кость и скула сотника захрустели, придавленные к бревну.
– Бедный ублюдок, – прошептал Лун, глядя в выпученные от боли глаза.
Бен-Саиф с недоумением покосился на помощника. Странно, подумал он, ведь Лун не из породы жалостливых. Или он все-таки чувствительнее, чем хочет показаться?
– Разве ты чего-то другого ожидал? – спросил агадейский сотник.
Лун пожал плечами.
– Нет, но к чему это…
– Зверство? – договорил за него Бен-Саиф. – Обычай, дружище. Между прочим, они им дорожат.
Из-под жутких струпьев на изуродованной голове Ияра сочилась кровь, рот был распялен в непрерывном крике. Каи-Хан оглушительно хохотал, то расслабляя, то снова напрягая чудовищные мышцы. Он мог покончить с Ияром в любой момент, но не видел причин для спешки.
– Ну, скорей же, гад! – едва слышно процедил Лун сквозь зубы.
В душе Бен-Саифа внезапно разлилась темная, мутная тоска. Она давила на сердце, туманила разум.
– Помоги ему, – буркнул он.
– Что? – Изумленный Лун повернулся к нему. – Как?
– Сделай что-нибудь. – Бен-Саиф зябко поежился под палящим солнцем. И вдруг рявкнул на Луна, чего прежде не делал никогда: – Ну, что ты стоишь, идолище? Помоги ему!
– И-и-ы-ы-ы… – верещал Ияр, начисто утратив человеческий облик.
Лун уже не смотрел на него. Бен-Саиф проследил за его взглядом. Попугай! О, милость Нергала! Нет! Слишком рискованно!
Он схватил Луна за локоть, но тот раздраженно стряхнул его руку. Он разозлился! Да еще как! Изумлению сотника не было предела – он никогда не видел Луна в таком гневе. Бен-Саиф оцепенело стоял, больше не пытаясь помешать товарищу. А тот смотрел на Ияра. В черные зрачки, которые от боли и ужаса расширились так, что почти исчезли белки. В душу, раздираемую отчаянием.
И за несколько мгновений до тошнотворного хруста, до ликующего вопля Каи-Хана, до дружного вздоха потрясенной толпы Бен-Саиф увидел, как на лицо обреченного (не лицо, а маску самой Смерти), наползла гримаса тупого удивления. Медленно раскрылся рот, вывалился белый распухший язык. Ияр два-три раза бестолково взмахнул руками, хлопнул себя ладонями по бедрам.
Отпустив мертвеца, Каи-Хан с хохотом протянул к небу ладони, выпачканные кровью и мозгом. Зеленый попугай взлетел со своей клетки и уселся на верхушку столба.
– Неужели тут мало других птиц? – с упреком спросил Бен-Саиф Луна. Тот промолчал.
– Иштар! – воззвал к небесам торжествующий Каи-Хан. – Ты видела? Я раздавил эту вошь в твою честь! Принес ее тебе в жертву! Знаю, богиня, тебе понравилось! Я чувствовал! Чувствовал, как ты вливала в меня силу!
– Каи, захлопни пасть, – произнес Хакампа, глядя на него со столба круглым черным глазом.
– Чего? – оторопело переспросил Каи-Хан, а в толпе раздались смешки.
– Захлопни пасть, сучьи потр-роха.
У Бен-Саифа побежали мурашки по спине. Лун напрягся. Каи-Хан глядел вверх с открытым ртом и не верил собственным ушам. В толпе очень многие следовали его примеру. Попугай как ни в чем не бывало оправлял черным клювом перья.
– Хакампа ты у меня довыдрючиваешься, – посулил, наконец, Каи-Хан.
– В последний р-раз повторяю, шакалья сыть, закр-рой пасть! С души вор-ротит от твоего бахвальства.
Толпа зачарованно ахнула. Бен-Саиф еле заметно передернул плечами.
– Иштар? – робко вымолвил соправитель Апа.
– Иштар, Иштар, – брезгливо подтвердил попугай и вдруг заорал: – На колени, мр-р-разь! С р-разбегу – лбом об столб! Ну! Я твой командир! Я пр-риказываю!
Каи-Хан затравленно посмотрел на своих хохочущих воинов, на Бен-Саифа, на Луна. И вдруг с диким ревом прыгнул что было сил, взмахнул руками, чтобы схватить, смять, раздавить наглого попугая. Не тут-то было! Хакампа взлетел на высоту несколько человеческих ростов, с поразительной меткостью капнул пометом хозяину в глаз и, описывая круги над запрокинутой бородатой физиономией, стал крыть его изощренной бранью.
– Это Ияр? – осенило Каи-Хана. – Лук! – завопил он. – Лук сюда, живо!
Услышав эти слова, попугай изо всех сил замахал крыльями, спеша набрать безопасную высоту. Под зубовный скрежет Каи-Хана люди проводили его взорами, а затем соправитель Апа повернул голову к агадейцам, и в его глазах полыхнула звериная злоба.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94