в тылу у них пересохшими губами кони срывали неаппетитную траву. Как будто и не было дождя четыре дня назад; степь изнемогала от жажды.
– Двадцать семь, – насчитал самый быстроглазый воин. Его череп, в последний раз выбритый месяц назад, зарос седой щетиной. – Перебор.
– У нас почти столько же, – возразил синеглазый, темноволосый атаман.
– Все равно перебор. – Взгляд Байрама скользил по обозу, отмечал всякие мелочи, силился проникнуть под холщовые покровы повозок. – И не сброд какой-нибудь, притертые ребята. В конном охранении – только парами, у одного стрела на луке, у другого пика в руке. Ездовые вооружены и при доспехах, сзади к повозкам оседланные лошади привязаны. Справиться-то мы справимся, да только какой ценой?
– Стало быть, непростой обоз, – задумчиво произнес атаман, – коли при нем такая охрана.
Худощавый рыжий бритунец, правая рука атамана, вытянул веснушчатую шею с огромным кадыком.
– Эге! Так это ж наши повозки! С нашего обоза. Вон та, вторая спереди, моя! Я ж ее в потемках узнаю!
– Еще бы! От нее твоей блевотиной несет за полет стрелы, – ухмыльнулся четвертый солдат удачи. Этот черный, как смоль, кушит родился в знатной семье и в юности слыл редкостным сердцеедом, даже приударял за королевской падчерицей, – за что и поплатился. Его хотели прилюдно оскопить на фасадном балконе дворца, но влюбленная принцесса упросила отчима заменить экзекуцию изгнанием. – А вон и моя таратайка! – возбужденно вскричал кушит. – Вон, с черной елдой на борту и розовыми сиськами. – И добавил с нежностью: – Ишь ты, скрипишь еще, развалюшка моя. Сколько ж мы с тобой бабенок укачали? И не сосчитать, поди.
Атаман тоже узнал повозки, и в его голове зароились десятки вопросов. Он хмуро посмотрел на своих людей. Пожалуй, один Байрам против нападения, и не робость тому причина, а здравая осторожность. Сам атаман уже твердо решил, что обоз они отобьют. Это хорошо, что бритунец Родж и кушит Ямба по прозвищу Евнух узнали повозки – они не упустят шанса вернуть свое добро. Байрам никуда не денется – поворчит, отведет душу, а потом возьмется растолковывать своим ребятам, что и как делать. Серьезный мужик. Недаром в его десятке все десять парней, всех сберег. У Роджа осталось шесть человек, у Ямбы пять, последнего воина он потерял три дня назад в деревне у речушки, когда искал спрятавшихся баб. Помешался он на этих бабах!
Атаман раскаивался, что неделю назад, в день побега из армии Дазаута, поставил кушита над десятком. Проклятая нехватка толковых парней, проклятый Конан, по своей ублюдочной прихоти уложивший под апийскими саблями весь отряд! А ведь какие были ребята! Боссонские лучники, аквилонские рубаки, даже ванахеймские берсеркеры! Без малого пять сотен отборных бойцов, испытанных в десятках сражений, грозных, как демоны стигийских подземелий! Какие дела можно было бы вершить с такой дружиной в этих жарких краях, где рушится прогнившая династия, где сокровища, накопленные за века, вот-вот попадут к жадной своре апийских псов! И все равно этот народец останется толпой нищего отребья. Он спокон веку грабит соседей, и спокон веку награбленное не идет ему впрок.
Не будь Конана, не будь в отряде наемников нескольких предателей, донесших ему о заговоре, не будь того рокового дня, когда длинный меч нового командира прогулялся по шеям самых надежных ребят, – все сложилось бы совсем по-другому. Атаман прикрыл глаза, и перед внутренним взором пронеслись несбывшиеся мечты. Вот его клинок вонзается в грудь Дазаута – безмозглого, бездарного паяца, всегда надменного, всегда расфуфыренного горе-полководца. Вот хваленая нехремская конница, узнав о «самоубийстве» якобы отчаявшегося военачальника, в панике откатывается в Бусару, за надежные каменные стены, и там ее запирает апийская орда. А наемная дружина идет прямиком к Самраку, к столице, и перед ней летит грозная весть о неминуемом разгроме, и Токтыгай, охваченный ужасом, зовет к себе во дворец послов маленькой горной страны, давным-давно забывшей слово «поражение», и принимает все условия, лишь бы сохранить сверкающую безделушку на жирной лысине, лишь бы к осажденной Бусаре из горных ущелий подоспела маленькая армия всадников в необыкновенных латах и оставила от апийской банды, давным-давно засевшей у всех в печенках, мокрое место. И тогда повелитель Нехрема – старый двуличный хомяк – решает пойти на попятный, но не тут-то было, наемники мигом разоружают гвардию, снимают несколько упрямых и бестолковых голов, и все бразды правления оказываются в руках агадейских чиновников. Которые, разумеется, по заслугам вознаграждают тех, кто им помог.
Синеглазый атаман едва не застонал от бессильной ненависти, его рука так сдавила бронзовую рукоять длинного меча, что казалось, из-под ногтей вот-вот брызнет кровь. Сколько трудов, сколько надежд, и какой плачевный итог! «Кром! Клянусь, если этот выродок еще жив, я отомщу!»
– Ба-а! – дурашливо воскликнул Родж. – Знакомая харя!
– Где? – Атаман оторвался от тягостных раздумий.
– Вон. – Родж показывал длинным узловатым пальцем, покрытым рыжими волосками. – Седьмая телега.
На седьмой телеге ехали двое: ездовой бычьего телосложения, с ног до головы увешанный оружием, и тощий бледнокожий молодой человек с черными волосами до плеч. Его торс защищала дорогая бронзовая кольчуга из цепей, у левого бедра лежал небольшой треугольный щит, во оружия атаман ни на нем, ни рядом с ним не увидел.
И еще предводителю солдат удачи бросилось в глаза, что за этой повозкой идет только один оседланный конь.
– Ангдольфо. – Он недоуменно покачал головой. – Надо же. Ты-то его откуда знаешь? – спросил он у Роджа.
– Так я ж у его папаши служил начальником личной стражи. Кремень был человек, папаша-то. Как-то раз охотился во хмелю, не усидел на коне и хвать башкой о здоровенный валун, так веришь ли, искры брызнули! Треснул камень, ей-ей, не вру! Правда, и башка не выдержала. Ну, я тогда и подался в ратники – у щенка неинтересно служить, он же пить не умеет.
– Зато, небось, девкам спуску не дает.
Родж хохотнул – горазд же Евнух шутить! Правда, все об одном, о бабах. Атаман и Байрам ухмыльнулись.
– Стало быть, прихватили красавчика, – задумчиво проговорил Байрам, не сводя глаз с Ангдольфо. Повозки двигались медленно, буйволы никуда не спешили и вяло реагировали на плети и стрекала, – апийцы еще не скоро приблизятся к холму.
– А может, сам перебежал? – Атаман тоже разглядывал когирца. – Странно, что лапки не связаны.
– Да куда тут денешься, когда кругом верховые? – резонно поинтересовался Ямба.
– Тогда почему кольчугу оставили? – ворчливо спросил Байрам, разделяя недоумение атамана. – И одежку дворянскую? Они дохлую ворону, и то ощиплют, а тут такой павлин!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94
– Двадцать семь, – насчитал самый быстроглазый воин. Его череп, в последний раз выбритый месяц назад, зарос седой щетиной. – Перебор.
– У нас почти столько же, – возразил синеглазый, темноволосый атаман.
– Все равно перебор. – Взгляд Байрама скользил по обозу, отмечал всякие мелочи, силился проникнуть под холщовые покровы повозок. – И не сброд какой-нибудь, притертые ребята. В конном охранении – только парами, у одного стрела на луке, у другого пика в руке. Ездовые вооружены и при доспехах, сзади к повозкам оседланные лошади привязаны. Справиться-то мы справимся, да только какой ценой?
– Стало быть, непростой обоз, – задумчиво произнес атаман, – коли при нем такая охрана.
Худощавый рыжий бритунец, правая рука атамана, вытянул веснушчатую шею с огромным кадыком.
– Эге! Так это ж наши повозки! С нашего обоза. Вон та, вторая спереди, моя! Я ж ее в потемках узнаю!
– Еще бы! От нее твоей блевотиной несет за полет стрелы, – ухмыльнулся четвертый солдат удачи. Этот черный, как смоль, кушит родился в знатной семье и в юности слыл редкостным сердцеедом, даже приударял за королевской падчерицей, – за что и поплатился. Его хотели прилюдно оскопить на фасадном балконе дворца, но влюбленная принцесса упросила отчима заменить экзекуцию изгнанием. – А вон и моя таратайка! – возбужденно вскричал кушит. – Вон, с черной елдой на борту и розовыми сиськами. – И добавил с нежностью: – Ишь ты, скрипишь еще, развалюшка моя. Сколько ж мы с тобой бабенок укачали? И не сосчитать, поди.
Атаман тоже узнал повозки, и в его голове зароились десятки вопросов. Он хмуро посмотрел на своих людей. Пожалуй, один Байрам против нападения, и не робость тому причина, а здравая осторожность. Сам атаман уже твердо решил, что обоз они отобьют. Это хорошо, что бритунец Родж и кушит Ямба по прозвищу Евнух узнали повозки – они не упустят шанса вернуть свое добро. Байрам никуда не денется – поворчит, отведет душу, а потом возьмется растолковывать своим ребятам, что и как делать. Серьезный мужик. Недаром в его десятке все десять парней, всех сберег. У Роджа осталось шесть человек, у Ямбы пять, последнего воина он потерял три дня назад в деревне у речушки, когда искал спрятавшихся баб. Помешался он на этих бабах!
Атаман раскаивался, что неделю назад, в день побега из армии Дазаута, поставил кушита над десятком. Проклятая нехватка толковых парней, проклятый Конан, по своей ублюдочной прихоти уложивший под апийскими саблями весь отряд! А ведь какие были ребята! Боссонские лучники, аквилонские рубаки, даже ванахеймские берсеркеры! Без малого пять сотен отборных бойцов, испытанных в десятках сражений, грозных, как демоны стигийских подземелий! Какие дела можно было бы вершить с такой дружиной в этих жарких краях, где рушится прогнившая династия, где сокровища, накопленные за века, вот-вот попадут к жадной своре апийских псов! И все равно этот народец останется толпой нищего отребья. Он спокон веку грабит соседей, и спокон веку награбленное не идет ему впрок.
Не будь Конана, не будь в отряде наемников нескольких предателей, донесших ему о заговоре, не будь того рокового дня, когда длинный меч нового командира прогулялся по шеям самых надежных ребят, – все сложилось бы совсем по-другому. Атаман прикрыл глаза, и перед внутренним взором пронеслись несбывшиеся мечты. Вот его клинок вонзается в грудь Дазаута – безмозглого, бездарного паяца, всегда надменного, всегда расфуфыренного горе-полководца. Вот хваленая нехремская конница, узнав о «самоубийстве» якобы отчаявшегося военачальника, в панике откатывается в Бусару, за надежные каменные стены, и там ее запирает апийская орда. А наемная дружина идет прямиком к Самраку, к столице, и перед ней летит грозная весть о неминуемом разгроме, и Токтыгай, охваченный ужасом, зовет к себе во дворец послов маленькой горной страны, давным-давно забывшей слово «поражение», и принимает все условия, лишь бы сохранить сверкающую безделушку на жирной лысине, лишь бы к осажденной Бусаре из горных ущелий подоспела маленькая армия всадников в необыкновенных латах и оставила от апийской банды, давным-давно засевшей у всех в печенках, мокрое место. И тогда повелитель Нехрема – старый двуличный хомяк – решает пойти на попятный, но не тут-то было, наемники мигом разоружают гвардию, снимают несколько упрямых и бестолковых голов, и все бразды правления оказываются в руках агадейских чиновников. Которые, разумеется, по заслугам вознаграждают тех, кто им помог.
Синеглазый атаман едва не застонал от бессильной ненависти, его рука так сдавила бронзовую рукоять длинного меча, что казалось, из-под ногтей вот-вот брызнет кровь. Сколько трудов, сколько надежд, и какой плачевный итог! «Кром! Клянусь, если этот выродок еще жив, я отомщу!»
– Ба-а! – дурашливо воскликнул Родж. – Знакомая харя!
– Где? – Атаман оторвался от тягостных раздумий.
– Вон. – Родж показывал длинным узловатым пальцем, покрытым рыжими волосками. – Седьмая телега.
На седьмой телеге ехали двое: ездовой бычьего телосложения, с ног до головы увешанный оружием, и тощий бледнокожий молодой человек с черными волосами до плеч. Его торс защищала дорогая бронзовая кольчуга из цепей, у левого бедра лежал небольшой треугольный щит, во оружия атаман ни на нем, ни рядом с ним не увидел.
И еще предводителю солдат удачи бросилось в глаза, что за этой повозкой идет только один оседланный конь.
– Ангдольфо. – Он недоуменно покачал головой. – Надо же. Ты-то его откуда знаешь? – спросил он у Роджа.
– Так я ж у его папаши служил начальником личной стражи. Кремень был человек, папаша-то. Как-то раз охотился во хмелю, не усидел на коне и хвать башкой о здоровенный валун, так веришь ли, искры брызнули! Треснул камень, ей-ей, не вру! Правда, и башка не выдержала. Ну, я тогда и подался в ратники – у щенка неинтересно служить, он же пить не умеет.
– Зато, небось, девкам спуску не дает.
Родж хохотнул – горазд же Евнух шутить! Правда, все об одном, о бабах. Атаман и Байрам ухмыльнулись.
– Стало быть, прихватили красавчика, – задумчиво проговорил Байрам, не сводя глаз с Ангдольфо. Повозки двигались медленно, буйволы никуда не спешили и вяло реагировали на плети и стрекала, – апийцы еще не скоро приблизятся к холму.
– А может, сам перебежал? – Атаман тоже разглядывал когирца. – Странно, что лапки не связаны.
– Да куда тут денешься, когда кругом верховые? – резонно поинтересовался Ямба.
– Тогда почему кольчугу оставили? – ворчливо спросил Байрам, разделяя недоумение атамана. – И одежку дворянскую? Они дохлую ворону, и то ощиплют, а тут такой павлин!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94