А в корзинках находились молоденькие инструменты. Инструментами Алим рисковать не мог.
Так, меняясь и отдыхая на шалоте, двигались весь день и всю ночь. На полигон прибыли утром второго дня, и отнюдь не ранним. Алим проследил, чтоб инструменты разместили в гротах, и отпустил всех отдыхать.
На следующий день двигаться могли только лаборанты. У серфингистов ныли все мышцы.
— Профессор, надо подбодрить молодежь, — Инога морщилась при каждом движении плавника.
— Дай мне умереть спокойно! — простонал Алим. Но долг пересилил.
По общежитию разносились стоны.
— Теперь, парни, вы знаете, что такое экстремальный туризм, — скривившись, объяснял студентам Алим. — Ох, где мои былые годы? Икша сняла бы нас всех с маршрута…
— Кто такая Икша, профессор?
— Одна моя старая знакомая. Она бы назвала вчерашний день прогулкой выходного дня. Да я бы сам назвал… О, моя спина…
Полигон представлял собой атолл, выросший на вершине давно потухшего вулкана. Когда-то с ним связывали большие надежды. Атолл должен был представлять праобраз ольдерной цивилизации. Считалось, что место выбрано крайне удачно. Стоит только перегородить узкий вход в лагуну — и ольдер готов. Предполагалось поднять уровень среды в ольдере на три метра выше уровня океана. Пригнали строительных алмаров, соорудили три дамбы. Алим разместил в технологических проемах насосы, и начали подъем уровня. Насосы гнали воду и жрали планктон тоннами. Уровень не поднимался. Попытались провести обратный эксперимент. Понизить уровень в лагуне. Тот же результат. Лучшие математики института кружили по лагуне, вычисляя площадь зеркала, лично проверяли производительность насосов — и никак не могли поверить в ту простую истину, которую давно понял Алим. Среда фильтровалась сквозь грунт и возвращалась в океан.
Понимание пришло после шторма. Колоссальной силы шторм прокатился над атоллом и заполнил ольдер до проектной отметки в три метра. Ликованию не было предела. Но уже через двое суток уровень опустился до обычного. Математики получили ЦИФРУ — скорость фильтрования среды. И строили математические модели умопомрачительной сложности.
Полигон не закрыли только потому, что он придавал вес институту. Сюда отправляли на стажировку студентов, здесь, вдали от жилой зоны, проводили чистые эксперименты. Но постепенно полигон хирел. Зимой от бескормицы сдохли насосы, и это даже никого не озаботило. Можно было бы переориентировать полигон под другую научную программу, но слишком далеко от жилой зоны он располагался. Давно шторма размыли дамбы, давно опустели шумные студенческие общежития. Только фанатики науки — аспиранты жили здесь круглогодично ради невиданной свободой доступа к инструментам в опустевших лабораториях.
На второй день к вечеру Алим нашел в себе силы проверить инструменты. Консерватор хоть и помутнел от стресса, но дело свое знал твердо: ни один из зародышей не погиб. Генетический анализатор и формирователь фенотипа пока еще были слишком молоды, чтоб работать. Только через год придет пора дрессировать их.
Аспиранты столпились за спиной.
— Профессор, что это?
— Разумеется, последнее слово науки, — добродушно усмехнулся Алим. — Скоро все увидите. Как у вас дела?
— Неважно, профессор. Жабры сохнут без среды. И с этим ничего не сделать. Мы прорабатываем системы внутреннего орошения.
— Очень интересно, — Алим с ходу понял суть идеи. — Для хранения запаса среды предполагаете использовать желудок, или специальную полость?
— Думаем над обоими вариантами. Но это так все усложняет… А как ваши системы передвижения?
— Терпение, еще раз терпение. Икра должна развиться.
Профессор, я правильно понял, вы хотите, чтоб жабры работали там, где нет среды? На суше? — робко поинтересовался студент.
— Абсолютно правильно!
— Но там же нет… среды!
Алим окинул взглядом физиономии ехидно улыбающихся аспирантов и усмехнулся про себя. Три года назад они задавали те же вопросы.
— Вот что. Собери всех в конференц-гроте. Прочту вам вводную лекцию факультативного курса «Теория суши».
Уже через четверть часа собрались все. Даже аспиранты и лаборанты. Алим кончил отчищать большую, специально выращенную прозрачную раковину.
— Просторы суши необъятны — начал он. — Ольдеры позволят нам расширить жизненное пространство в сотни раз. Но суша враждебна. Стоит разрушиться дамбе, и сотни разумных уступят место молоди. Мы не можем жить под постоянным страхом. Какой из этого вывод? Самый простой! Научиться дышать вне среды. Свести катастрофу до уровня стихийного бедствия. Пусть страшно, опасно, кто-то даже уступит место молоди, но большинство уцелеет и сможет добраться до среды.
Многие из вас спросят: «Чем дышать там, где нет среды?» Показываю. Следуйте за мной.
Выпростав рук-ки, Алим взял раковину и прямо через световое отверстие поднялся к поверхности. Подождал, пока шумная стайка студентов не сгруппируется вокруг, и поднял раковину над средой. Переждав, пока кончится бурление, с усилием втянул раковину в среду и, энергично работая хвостом, пошел вниз. Чем глубже, тем слабее рвалась наверх раковина. Аспиранты помогли пристроить ее в неровностях потолка.
— Смотрите, — подозвал студентов. — Видите, среда заполнила раковину не до конца. Какая-то субстанция занимает половину объема раковины.
— Это пузыри, — подал голос кто-то.
— Правильно. А из чего состоят пузыри?
Тишина. Алим оглядел притихшую аудиторию. Каждый с детства знаком с пузырями. Они до того привычны, что никто не задумывается об их сущности.
— Назовем субстанцию, из которой состоят пузыри, воздушной средой! — громко и отчетливо произнес Алим. — Исследования показали, что воздушная среда по сравнению с обычной разрежена в несколько сот раз. Приблизительно от пятисот до тысячи. Воздушная среда линейно упруго сжимается. Если мы погрузимся на десять метров, она сожмется в два раза. Если погрузимся на двадцать метров — в три раза. О чем это говорит?
— Слой воздушной среды над поверхностью десять метров — подал голос кто-то из студентов.
— Вы на верном пути, коллега, но допустили небольшую ошибку. Слой воздушной среды по весу равен десятиметровому слою обычной среды. Но она разрежена во много раз.
— Десять метров умножить на семьсот пятьдесят — будет семь с половиной километров — тут же подсчитал кто-то.
— А что там, над поверхностью воздушной среды?
— Никто не знает, — развел плавниками Алим. Мудрейший Эскар называет это безвоздушным пространством, космической пустотой. Она так же не изучена и загадочна, как Темнота. Единственное, что мы знаем о ней — там плавает наше Солнце и много других звезд. Эскар считает, что звезды во всем похожи на наше Солнце, но только очень далеко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100
Так, меняясь и отдыхая на шалоте, двигались весь день и всю ночь. На полигон прибыли утром второго дня, и отнюдь не ранним. Алим проследил, чтоб инструменты разместили в гротах, и отпустил всех отдыхать.
На следующий день двигаться могли только лаборанты. У серфингистов ныли все мышцы.
— Профессор, надо подбодрить молодежь, — Инога морщилась при каждом движении плавника.
— Дай мне умереть спокойно! — простонал Алим. Но долг пересилил.
По общежитию разносились стоны.
— Теперь, парни, вы знаете, что такое экстремальный туризм, — скривившись, объяснял студентам Алим. — Ох, где мои былые годы? Икша сняла бы нас всех с маршрута…
— Кто такая Икша, профессор?
— Одна моя старая знакомая. Она бы назвала вчерашний день прогулкой выходного дня. Да я бы сам назвал… О, моя спина…
Полигон представлял собой атолл, выросший на вершине давно потухшего вулкана. Когда-то с ним связывали большие надежды. Атолл должен был представлять праобраз ольдерной цивилизации. Считалось, что место выбрано крайне удачно. Стоит только перегородить узкий вход в лагуну — и ольдер готов. Предполагалось поднять уровень среды в ольдере на три метра выше уровня океана. Пригнали строительных алмаров, соорудили три дамбы. Алим разместил в технологических проемах насосы, и начали подъем уровня. Насосы гнали воду и жрали планктон тоннами. Уровень не поднимался. Попытались провести обратный эксперимент. Понизить уровень в лагуне. Тот же результат. Лучшие математики института кружили по лагуне, вычисляя площадь зеркала, лично проверяли производительность насосов — и никак не могли поверить в ту простую истину, которую давно понял Алим. Среда фильтровалась сквозь грунт и возвращалась в океан.
Понимание пришло после шторма. Колоссальной силы шторм прокатился над атоллом и заполнил ольдер до проектной отметки в три метра. Ликованию не было предела. Но уже через двое суток уровень опустился до обычного. Математики получили ЦИФРУ — скорость фильтрования среды. И строили математические модели умопомрачительной сложности.
Полигон не закрыли только потому, что он придавал вес институту. Сюда отправляли на стажировку студентов, здесь, вдали от жилой зоны, проводили чистые эксперименты. Но постепенно полигон хирел. Зимой от бескормицы сдохли насосы, и это даже никого не озаботило. Можно было бы переориентировать полигон под другую научную программу, но слишком далеко от жилой зоны он располагался. Давно шторма размыли дамбы, давно опустели шумные студенческие общежития. Только фанатики науки — аспиранты жили здесь круглогодично ради невиданной свободой доступа к инструментам в опустевших лабораториях.
На второй день к вечеру Алим нашел в себе силы проверить инструменты. Консерватор хоть и помутнел от стресса, но дело свое знал твердо: ни один из зародышей не погиб. Генетический анализатор и формирователь фенотипа пока еще были слишком молоды, чтоб работать. Только через год придет пора дрессировать их.
Аспиранты столпились за спиной.
— Профессор, что это?
— Разумеется, последнее слово науки, — добродушно усмехнулся Алим. — Скоро все увидите. Как у вас дела?
— Неважно, профессор. Жабры сохнут без среды. И с этим ничего не сделать. Мы прорабатываем системы внутреннего орошения.
— Очень интересно, — Алим с ходу понял суть идеи. — Для хранения запаса среды предполагаете использовать желудок, или специальную полость?
— Думаем над обоими вариантами. Но это так все усложняет… А как ваши системы передвижения?
— Терпение, еще раз терпение. Икра должна развиться.
Профессор, я правильно понял, вы хотите, чтоб жабры работали там, где нет среды? На суше? — робко поинтересовался студент.
— Абсолютно правильно!
— Но там же нет… среды!
Алим окинул взглядом физиономии ехидно улыбающихся аспирантов и усмехнулся про себя. Три года назад они задавали те же вопросы.
— Вот что. Собери всех в конференц-гроте. Прочту вам вводную лекцию факультативного курса «Теория суши».
Уже через четверть часа собрались все. Даже аспиранты и лаборанты. Алим кончил отчищать большую, специально выращенную прозрачную раковину.
— Просторы суши необъятны — начал он. — Ольдеры позволят нам расширить жизненное пространство в сотни раз. Но суша враждебна. Стоит разрушиться дамбе, и сотни разумных уступят место молоди. Мы не можем жить под постоянным страхом. Какой из этого вывод? Самый простой! Научиться дышать вне среды. Свести катастрофу до уровня стихийного бедствия. Пусть страшно, опасно, кто-то даже уступит место молоди, но большинство уцелеет и сможет добраться до среды.
Многие из вас спросят: «Чем дышать там, где нет среды?» Показываю. Следуйте за мной.
Выпростав рук-ки, Алим взял раковину и прямо через световое отверстие поднялся к поверхности. Подождал, пока шумная стайка студентов не сгруппируется вокруг, и поднял раковину над средой. Переждав, пока кончится бурление, с усилием втянул раковину в среду и, энергично работая хвостом, пошел вниз. Чем глубже, тем слабее рвалась наверх раковина. Аспиранты помогли пристроить ее в неровностях потолка.
— Смотрите, — подозвал студентов. — Видите, среда заполнила раковину не до конца. Какая-то субстанция занимает половину объема раковины.
— Это пузыри, — подал голос кто-то.
— Правильно. А из чего состоят пузыри?
Тишина. Алим оглядел притихшую аудиторию. Каждый с детства знаком с пузырями. Они до того привычны, что никто не задумывается об их сущности.
— Назовем субстанцию, из которой состоят пузыри, воздушной средой! — громко и отчетливо произнес Алим. — Исследования показали, что воздушная среда по сравнению с обычной разрежена в несколько сот раз. Приблизительно от пятисот до тысячи. Воздушная среда линейно упруго сжимается. Если мы погрузимся на десять метров, она сожмется в два раза. Если погрузимся на двадцать метров — в три раза. О чем это говорит?
— Слой воздушной среды над поверхностью десять метров — подал голос кто-то из студентов.
— Вы на верном пути, коллега, но допустили небольшую ошибку. Слой воздушной среды по весу равен десятиметровому слою обычной среды. Но она разрежена во много раз.
— Десять метров умножить на семьсот пятьдесят — будет семь с половиной километров — тут же подсчитал кто-то.
— А что там, над поверхностью воздушной среды?
— Никто не знает, — развел плавниками Алим. Мудрейший Эскар называет это безвоздушным пространством, космической пустотой. Она так же не изучена и загадочна, как Темнота. Единственное, что мы знаем о ней — там плавает наше Солнце и много других звезд. Эскар считает, что звезды во всем похожи на наше Солнце, но только очень далеко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100