Показал девушкам, где живет, куда и во сколько нужно утром являться за Балой, где кормить, чем кормить, куда приводить ее вечером, где искать его, если в хоме никого не будет.
— Ну вот, Бала, твое будущее обеспечено. Мы победили очередного алмара. Почему нет радости? Я ведь блестяще решил задачу. Раньше я бы радовался. Как же вам плохо, неразумным…
Бале вовсе не было плохо. День прошел весело/интересно. Хозяин вел себя как вожак косяка, его слушались самочки, самочки были жизнерадостны и веселы. Бала охотно открывалась/подчинялась им. Темные/скучные дни прошли. Вернулась восхитительная беззаботность. Только два пятнышка загрязняли чистое озеро радости хищницы. Хозяин чем-то удручен. Чем-то настолько сложным, что она не могла понять. И рядом давно не было кула. Но ведь он может появиться в любой момент. Ведь так?
Алим. Бирюза
Алим вел группу на максимальной скорости. Миновали пороги, прошли мелкий приток. Вошли в более глубокий. В хорошем темпе прошли и его. Вышли в главную реку. Течение замедлилось, а с ним замедлилась скорость группы. Орчака и Иранью вели на присосках, часто меняясь, самые сильные экстремальщики. Алим запретил Иранье грести самой. Целительница вымоталась до предела и быстро слабела. Если б в группе был еще один целитель, если б можно было дать ей хоть несколько часов сна…
Алим вывел группу на стрежень и вел у самой поверхности, лихо срезая на широких поворотах реки. То и дело поднимал голову над средой и огладывал берега, выбирая курс. Использовать ориентиры суши — это было новое слово в навигации.
В море вышли на закате. Алим слился с Ираньей. Орчак умирал. Он так ни разу не пришел в сознание. Девушка ослабла, держалась из последних сил. Алим подозвал Корпена и слился с ним.
— Надо идти ночью, — посоветовал инфор.
— Знаю, что надо. А как направление держать?
Корпен поднапрягся, и выдал приблизительную карту местности, построенную по воспоминаниям Икши.
— Лучше, чем ничего, — согласился Алим, построил группу и объявил ночной переход. Экстремальщики встретили известие усталым согласием.
Море приветствовало туристов светлячками. Тысячи огоньков вспыхивали на миг, стоило шевельнуть плавником. Тела при движении светились волшебным светом, и свет этот придавал сил, снимал усталость.
Несколько раз экстремальщики врывались в чьи-то хомы, будили сонных обитателей и уточняли направление. Туристской базы достигли в сером предутреннем полусвете. У Алима хватило еще сил посмотреть, как тело Орчака погрузилось в железообразную массу стационара, как лечащий врач слился с нервным центром огромной медузы.
— Жить будет, — сообщил врач. Не знаю, каким чудом до сих пор не помер, но теперь жить будет.
После этих слов Алим отрубился. Выпал в осадок, как сказал бы Ольян. Он еще смутно помнил, что помог отбуксировать Иранью в хом, как Ригла уговаривала целительницу скушать рыбку…
Бремя славы легло на натруженные спины экстремальщиков. Прижало к грунту, как назвал это Ольян. Их узнавали, приветствовали, расспрашивали, где бы туристы ни появились. А узнать было несложно. Поджарые, ни грамма жира, энергичные, мускулистые, покрытые шрамами. Рук-ки так бугрились мышцами, что локти выпирали из обтекателей. Слухи распространялись со сверхзвуковой скоростью. Их приглашали на концерты, их просили выступить с докладом, или художественным рассказом. Алим знал, что им с Корпеном, как руководителям группы, придется отчитываться перед комитетом по экстремальному туризму. Но из Бирюзы пришел вызов на всю группу. И не от комитета, а самого Совета! Экстремальщики были поражены и даже слегка напуганы такой честью. Два дня отдыхали, отъедались на турбазе, выступали с рассказами в переполненных амфитеатрах, а на третий построились в колонну по четыре и с песней двинулись к остановке рейсового шалота. Руководителем единогласно избрали Алима. Теперь он с тревогой оглядывался на Иранью. Целительница чувствовала себя бодрее, но все еще была слаба. Алим пытался убедить ее задержаться на турбазе, набраться сил, но бесполезно.
— Со всеми! — решительно произнесла Иранья. — В походе не сдохла, чего теперь бояться?
На остановке их приветствовали радостными улыбками, восхищенными взглядами и шушуканьем. Приятно быть знаменитым.
— Садимся на Лоп-Лопуса по четыре в ряд! — звучно скомандовал Алим. Экстремальщики четко и красиво выполнили команду.
— Лоп-Лопуса знает, — пронесся по толпе провожающих удивленный шепоток.
Но вскоре выяснилось, что шалот переполнен. Кто-то присосался чуть ли не на лопасть хвоста. Два десятка пассажиров места так и не нашли.
— Неудобно как-то, — шепнула Ригла. Алим оглянулся на группу. Многие неуверенно ерзали. Ворвались на остановку, без очереди заняли лучшие места… Нехорошо получилось.
— Экстремальщики! Кто за то, чтоб пройти пару переходов своим ходом? Покажем, на что способен настоящий турист! — выкрикнул Алим. — Иранья, ни с места! — добавил вполголоса.
Группа с шутками и подначками поднялась над шалотом. Ефаль и Амбузия запели веселую песенку, Неток заявил, что петь надо хором. Его поддержали. Шалот неторопливо поднялся над остановкой и лег на курс. В Бирюзу отправились с песней. Туристы сначала шли под самой поверхностью, купаясь в солнечных лучах. Но подустав, опустились к шалоту и, экономя силы, двигались в вихревой зоне словно рыбки-лоцманы.
Шли своим ходом всего полдня. Потом часть пассажиров сошла. Экстремальщики заняли освободившиеся места, и Лоп-Лопус прибавил ходу.
Только в Бирюзе Алим понял, какой резонанс вызвало возвращение их группы. Доклады, выступления и отчеты следовали один за другим. Перед советом по экстремальному туризму, перед географами, перед биологами и геологами, перед врачами-диетологами и прочая, и прочая. Если в первые дни экстремальщики выступали перед широкой аудиторией, то к концу второй недели настал черед специалистов. Тяжелей всего приходилось Алиму и Корпену. Их статья о единственности вытекающего из озера потока наделала шуму в научном мире. Ей восхищались и с ней спорили, приводя в пример дельты рек. Но настырнее всех наседали на друзей ботаники. Начали они с истинного восхищения объемом собранного материала. Но когда дошло до деталей… «Ну как вы могли не изучить корневую систему той травки?» «Почему не изучили систему размножения этого растения? Вы понимаете, что второго шанса изучить ее не представится?» Кончилось тем, что спокойный, меланхоличный по натуре Корпен взорвался. Услышав в очередной раз: «Да чем вы там вообще занимались?» выпростал рук-ку из обтекателя и сжал локоть ботаника. Тот заверещал.
— Извините, мы были несколько заняты другим делом, — вежливо сообщил ему Корпен.
Алим даже Ригле не сознался, но выступления перед Советом боялся до дрожи в плавниках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100
— Ну вот, Бала, твое будущее обеспечено. Мы победили очередного алмара. Почему нет радости? Я ведь блестяще решил задачу. Раньше я бы радовался. Как же вам плохо, неразумным…
Бале вовсе не было плохо. День прошел весело/интересно. Хозяин вел себя как вожак косяка, его слушались самочки, самочки были жизнерадостны и веселы. Бала охотно открывалась/подчинялась им. Темные/скучные дни прошли. Вернулась восхитительная беззаботность. Только два пятнышка загрязняли чистое озеро радости хищницы. Хозяин чем-то удручен. Чем-то настолько сложным, что она не могла понять. И рядом давно не было кула. Но ведь он может появиться в любой момент. Ведь так?
Алим. Бирюза
Алим вел группу на максимальной скорости. Миновали пороги, прошли мелкий приток. Вошли в более глубокий. В хорошем темпе прошли и его. Вышли в главную реку. Течение замедлилось, а с ним замедлилась скорость группы. Орчака и Иранью вели на присосках, часто меняясь, самые сильные экстремальщики. Алим запретил Иранье грести самой. Целительница вымоталась до предела и быстро слабела. Если б в группе был еще один целитель, если б можно было дать ей хоть несколько часов сна…
Алим вывел группу на стрежень и вел у самой поверхности, лихо срезая на широких поворотах реки. То и дело поднимал голову над средой и огладывал берега, выбирая курс. Использовать ориентиры суши — это было новое слово в навигации.
В море вышли на закате. Алим слился с Ираньей. Орчак умирал. Он так ни разу не пришел в сознание. Девушка ослабла, держалась из последних сил. Алим подозвал Корпена и слился с ним.
— Надо идти ночью, — посоветовал инфор.
— Знаю, что надо. А как направление держать?
Корпен поднапрягся, и выдал приблизительную карту местности, построенную по воспоминаниям Икши.
— Лучше, чем ничего, — согласился Алим, построил группу и объявил ночной переход. Экстремальщики встретили известие усталым согласием.
Море приветствовало туристов светлячками. Тысячи огоньков вспыхивали на миг, стоило шевельнуть плавником. Тела при движении светились волшебным светом, и свет этот придавал сил, снимал усталость.
Несколько раз экстремальщики врывались в чьи-то хомы, будили сонных обитателей и уточняли направление. Туристской базы достигли в сером предутреннем полусвете. У Алима хватило еще сил посмотреть, как тело Орчака погрузилось в железообразную массу стационара, как лечащий врач слился с нервным центром огромной медузы.
— Жить будет, — сообщил врач. Не знаю, каким чудом до сих пор не помер, но теперь жить будет.
После этих слов Алим отрубился. Выпал в осадок, как сказал бы Ольян. Он еще смутно помнил, что помог отбуксировать Иранью в хом, как Ригла уговаривала целительницу скушать рыбку…
Бремя славы легло на натруженные спины экстремальщиков. Прижало к грунту, как назвал это Ольян. Их узнавали, приветствовали, расспрашивали, где бы туристы ни появились. А узнать было несложно. Поджарые, ни грамма жира, энергичные, мускулистые, покрытые шрамами. Рук-ки так бугрились мышцами, что локти выпирали из обтекателей. Слухи распространялись со сверхзвуковой скоростью. Их приглашали на концерты, их просили выступить с докладом, или художественным рассказом. Алим знал, что им с Корпеном, как руководителям группы, придется отчитываться перед комитетом по экстремальному туризму. Но из Бирюзы пришел вызов на всю группу. И не от комитета, а самого Совета! Экстремальщики были поражены и даже слегка напуганы такой честью. Два дня отдыхали, отъедались на турбазе, выступали с рассказами в переполненных амфитеатрах, а на третий построились в колонну по четыре и с песней двинулись к остановке рейсового шалота. Руководителем единогласно избрали Алима. Теперь он с тревогой оглядывался на Иранью. Целительница чувствовала себя бодрее, но все еще была слаба. Алим пытался убедить ее задержаться на турбазе, набраться сил, но бесполезно.
— Со всеми! — решительно произнесла Иранья. — В походе не сдохла, чего теперь бояться?
На остановке их приветствовали радостными улыбками, восхищенными взглядами и шушуканьем. Приятно быть знаменитым.
— Садимся на Лоп-Лопуса по четыре в ряд! — звучно скомандовал Алим. Экстремальщики четко и красиво выполнили команду.
— Лоп-Лопуса знает, — пронесся по толпе провожающих удивленный шепоток.
Но вскоре выяснилось, что шалот переполнен. Кто-то присосался чуть ли не на лопасть хвоста. Два десятка пассажиров места так и не нашли.
— Неудобно как-то, — шепнула Ригла. Алим оглянулся на группу. Многие неуверенно ерзали. Ворвались на остановку, без очереди заняли лучшие места… Нехорошо получилось.
— Экстремальщики! Кто за то, чтоб пройти пару переходов своим ходом? Покажем, на что способен настоящий турист! — выкрикнул Алим. — Иранья, ни с места! — добавил вполголоса.
Группа с шутками и подначками поднялась над шалотом. Ефаль и Амбузия запели веселую песенку, Неток заявил, что петь надо хором. Его поддержали. Шалот неторопливо поднялся над остановкой и лег на курс. В Бирюзу отправились с песней. Туристы сначала шли под самой поверхностью, купаясь в солнечных лучах. Но подустав, опустились к шалоту и, экономя силы, двигались в вихревой зоне словно рыбки-лоцманы.
Шли своим ходом всего полдня. Потом часть пассажиров сошла. Экстремальщики заняли освободившиеся места, и Лоп-Лопус прибавил ходу.
Только в Бирюзе Алим понял, какой резонанс вызвало возвращение их группы. Доклады, выступления и отчеты следовали один за другим. Перед советом по экстремальному туризму, перед географами, перед биологами и геологами, перед врачами-диетологами и прочая, и прочая. Если в первые дни экстремальщики выступали перед широкой аудиторией, то к концу второй недели настал черед специалистов. Тяжелей всего приходилось Алиму и Корпену. Их статья о единственности вытекающего из озера потока наделала шуму в научном мире. Ей восхищались и с ней спорили, приводя в пример дельты рек. Но настырнее всех наседали на друзей ботаники. Начали они с истинного восхищения объемом собранного материала. Но когда дошло до деталей… «Ну как вы могли не изучить корневую систему той травки?» «Почему не изучили систему размножения этого растения? Вы понимаете, что второго шанса изучить ее не представится?» Кончилось тем, что спокойный, меланхоличный по натуре Корпен взорвался. Услышав в очередной раз: «Да чем вы там вообще занимались?» выпростал рук-ку из обтекателя и сжал локоть ботаника. Тот заверещал.
— Извините, мы были несколько заняты другим делом, — вежливо сообщил ему Корпен.
Алим даже Ригле не сознался, но выступления перед Советом боялся до дрожи в плавниках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100