Спасибо, что присмотрел за ней, а то машины сейчас дорого стоят.
Он возвращает мне удостоверение и бормочет:
— Я не мог знать, господин комиссар.
— Разумеется.
Я сажусь в машину, к величайшему разочарованию нескольких садистов, дожидавшихся моего возвращения в надежде поприсутствовать при расправе.
Половина восьмого.
Я мчу на улицу Жубер.
— Пойдешь со мной, дорогуша? — спрашивает одна из ста сорока пяти путан, меряющих шагами тротуар квартала.
— Спорю, ты обещаешь мне экзотические штучки? — интересуюсь я.
— Нет, но все равно будет хорошо.
— Позже.
— Ну и катись.
Я вхожу в дом и сверяюсь со списком жильцов, потому что заколебался общаться с консьержками, хотя в общем они были мне полезны.
Верите или нет, но я недоволен. А недоволен я потому, что в моей реконструкции событий есть слабый момент: зов “На помощь”, написанный Парьо. Это меня чертовски сбивает с толку.
Наконец, перепрыгивая через ступеньки, я все-таки поднимаюсь на этаж — разумеется, последний, — где живет так жаждущий со мной поговорить Одран.
Меня встречает запах стирки.
Дверь открывает полная молодая женщина в фартуке в синюю клетку, беременная, того и гляди разродится.
— Месье Ордан дома?
— Проходите.
В прихожей, украшенной трогательными лубочными картинками, маленький пацан играет в Зорро.
— Эрве-Ксавье, пропусти месье. — И она кричит:
— Леон! Из микроскопической гостиной-столовой выходит Леон. Я его сразу узнаю: это банковский служащий с волосами бобриком и кислой миной, который выдал Бальмену его десять “кирпичей”.
— Как, — спрашиваю я, — это вы?
— Проходите, пожалуйста, господин комиссар.
— Как вы узнали мой адрес?
— Вы же получили чек… Чек на ваше имя. Мне оставалось только узнать по справочной номер вашего телефона.
Я прикусываю губу: когда тебе утирает нос такая вот размазня, это все-таки обидно, а?
— Что случилось?
— Я узнал, что интересовавший вас человек умер, — отвечает он. — Я провел параллель между этой кончиной, случившейся после того, как он вышел от нас (он, естественно, говорит о банке), и вашим допросом.
Он стоит несгибаемо-прямой, строгий, представительный, довольный собой, своей работой и дюжиной детишек, которых еще сделает своей бедной жене и которых наградит вычурными именами.
— Я сконцентрировал мои воспоминания, — продолжает он.
"Как помидоры”, — мысленно говорю я себе, глядя на лицо человека, страдающего запорами.
— И что?
— Я вспомнил, что слышал, как старик говорил своему спутнику:
"Запишите адрес…” Остальное я не разобрал… Я повторяю вам, господин комиссар, что выполняю свою работу, не разглядывая клиентов.
Ему бы хотелось, чтобы я его поблагодарил, назвал бы героем и мучеником труда, но я остаюсь холодным.
— Это все?
— Еще я вспомнил, что человек в кожаном пальто что-то нацарапал на корешке чека, который я ему вернул. Но он сделал это, только чтобы старик отстал от него, “для понта”, как говорит мой сын Эрве-Ксавье.
Доказательство: он взял только часть этой записки, раз вы нашли ее.
Не дождавшись его приглашения, я опускаю задницу на диван.
Адрес…
— Человек в кожаном пальто воспользовался промокательной бумагой, предоставленной в распоряжение клиентов, — продолжает он.
Одран делает шаг назад, чтобы иметь возможность описать широкий и благородный жест рукой.
— Вот она, — говорит он, протягивая мне бледно-розовый листок. — На ней не очень много отпечатков.
Этим он подчеркивает, что дает не какой-нибудь паршивый товар.
Я беру промокашку, подхожу к украшающему камин зеркалу и без особого труда разбираю:
На помощь.
А сразу под этим — написанное той же рукой:
Улица Лаффит, дом 30.
То, что я принял за сообщение и что стало отправной точкой всего расследования, оказалось всего-навсего названием и адресом большой страховой компании. Парьо записал это, а потом оторвал кусок корешка чека, на котором был адрес.
Я разражаюсь смехом.
— Спасибо, месье Одран. Вы выполнили свой гражданский долг. В вашем лице полиция нашла умного и преданного помощника.
Он слушает меня, соединив каблуки, с повлажневшим взглядом и благоговейно пожимает мои пять пальцев, которые я ему протягиваю.
— Как хорошо, что ты все-таки пришел, сынок. Фелиси просто сияет.
— Я знала, что ты поужинаешь дома, и все-таки потушила баранью ножку.
— Гм!
— Ты знаешь, матери чувствуют.
Должно быть, это действительно так. Лично я думал, что буду до последней минуты бегать по улицам. Но тайна рассеялась, и история теряет весь свой шарм. Осталось только найти в Париже преступницу.
Убийцу, чье имя известно, чье описание и отпечатки пальцев имеются в полиции. Да, я думал, что… Но матери обладают даром предчувствия.
Доказательство: Фелиси все-таки приготовила баранью ножку.
Она получилась просто великолепной.
— О чем ты думаешь, сынок?
— Об одной девушке, ма… Она хотела поиграть в искательницу приключений и ни перед чем не останавливалась. Она довела до самоубийства своего бедного отца. Убивала людей. Не слишком хороших, но все-таки людей.
— Какой ужас! — вздыхает Фелиси и переходит на другую тему: Хорошенько следи за собой… Говорят, американцы употребляют много льда, а это вредно для желудка. И остерегайся гангстеров, — добавляет она, вытирая слезу.
Я знаю, что она думает: “Гангстеры вредны для жизни полицейского…"
— Ну, ма, не надо хандрить!
— Не буду, не буду, — уверяет она.
— Помнишь, что я тебе обещал? Поездка в Бретань, как только вернусь.
— Конечно.
— Я скоро вернусь.
Я начинаю обдумывать задание, которое мне поручил босс, и решаю, что совсем в этом не уверен.
— Я тебе привезу оттуда подарок. Знаешь, американцы делают обалденные штуки для домашнего хозяйства. Например, утюг, который гладит сам по себе, или машину для резки морковки в форме атомной бомбы. Ну, чего тебе привезти?
— Возвращайся живым и невредимым, — вздыхает она.
Глава 20
Громкоговоритель выплевывает:
«Пассажиров, вылетающих в Нью-Йорк, просят пройти к автобусу компании “Эр-Франс”, который доставит их в Орли…»
В аэровокзале “Энвалид” нас толкается целая толпа. Я занимаю место в комфортабельном автобусе компании и в тот момент, когда он уже трогается, вижу бегущую к нему изо всех сил женщину.
Я быстро надвигаю на глаза шляпу и спешу вытащить из кармана газету, потому что это не кто иная, как малютка Изабель. А знаете, женщиной она выглядит очень даже ничего.
Может быть, вы воображаете, что я подпрыгиваю от радости? Что я безумно веселюсь? Ничего подобного, остаюсь каменным. То, что произошло, это не чудо, это Судьба — Судьба с заглавной буквы!
Я совершенно случайно заинтересовался этим делом, и теперь случай добросовестно доводит его до конца. Случай — это утешение для нас, полицейских.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
Он возвращает мне удостоверение и бормочет:
— Я не мог знать, господин комиссар.
— Разумеется.
Я сажусь в машину, к величайшему разочарованию нескольких садистов, дожидавшихся моего возвращения в надежде поприсутствовать при расправе.
Половина восьмого.
Я мчу на улицу Жубер.
— Пойдешь со мной, дорогуша? — спрашивает одна из ста сорока пяти путан, меряющих шагами тротуар квартала.
— Спорю, ты обещаешь мне экзотические штучки? — интересуюсь я.
— Нет, но все равно будет хорошо.
— Позже.
— Ну и катись.
Я вхожу в дом и сверяюсь со списком жильцов, потому что заколебался общаться с консьержками, хотя в общем они были мне полезны.
Верите или нет, но я недоволен. А недоволен я потому, что в моей реконструкции событий есть слабый момент: зов “На помощь”, написанный Парьо. Это меня чертовски сбивает с толку.
Наконец, перепрыгивая через ступеньки, я все-таки поднимаюсь на этаж — разумеется, последний, — где живет так жаждущий со мной поговорить Одран.
Меня встречает запах стирки.
Дверь открывает полная молодая женщина в фартуке в синюю клетку, беременная, того и гляди разродится.
— Месье Ордан дома?
— Проходите.
В прихожей, украшенной трогательными лубочными картинками, маленький пацан играет в Зорро.
— Эрве-Ксавье, пропусти месье. — И она кричит:
— Леон! Из микроскопической гостиной-столовой выходит Леон. Я его сразу узнаю: это банковский служащий с волосами бобриком и кислой миной, который выдал Бальмену его десять “кирпичей”.
— Как, — спрашиваю я, — это вы?
— Проходите, пожалуйста, господин комиссар.
— Как вы узнали мой адрес?
— Вы же получили чек… Чек на ваше имя. Мне оставалось только узнать по справочной номер вашего телефона.
Я прикусываю губу: когда тебе утирает нос такая вот размазня, это все-таки обидно, а?
— Что случилось?
— Я узнал, что интересовавший вас человек умер, — отвечает он. — Я провел параллель между этой кончиной, случившейся после того, как он вышел от нас (он, естественно, говорит о банке), и вашим допросом.
Он стоит несгибаемо-прямой, строгий, представительный, довольный собой, своей работой и дюжиной детишек, которых еще сделает своей бедной жене и которых наградит вычурными именами.
— Я сконцентрировал мои воспоминания, — продолжает он.
"Как помидоры”, — мысленно говорю я себе, глядя на лицо человека, страдающего запорами.
— И что?
— Я вспомнил, что слышал, как старик говорил своему спутнику:
"Запишите адрес…” Остальное я не разобрал… Я повторяю вам, господин комиссар, что выполняю свою работу, не разглядывая клиентов.
Ему бы хотелось, чтобы я его поблагодарил, назвал бы героем и мучеником труда, но я остаюсь холодным.
— Это все?
— Еще я вспомнил, что человек в кожаном пальто что-то нацарапал на корешке чека, который я ему вернул. Но он сделал это, только чтобы старик отстал от него, “для понта”, как говорит мой сын Эрве-Ксавье.
Доказательство: он взял только часть этой записки, раз вы нашли ее.
Не дождавшись его приглашения, я опускаю задницу на диван.
Адрес…
— Человек в кожаном пальто воспользовался промокательной бумагой, предоставленной в распоряжение клиентов, — продолжает он.
Одран делает шаг назад, чтобы иметь возможность описать широкий и благородный жест рукой.
— Вот она, — говорит он, протягивая мне бледно-розовый листок. — На ней не очень много отпечатков.
Этим он подчеркивает, что дает не какой-нибудь паршивый товар.
Я беру промокашку, подхожу к украшающему камин зеркалу и без особого труда разбираю:
На помощь.
А сразу под этим — написанное той же рукой:
Улица Лаффит, дом 30.
То, что я принял за сообщение и что стало отправной точкой всего расследования, оказалось всего-навсего названием и адресом большой страховой компании. Парьо записал это, а потом оторвал кусок корешка чека, на котором был адрес.
Я разражаюсь смехом.
— Спасибо, месье Одран. Вы выполнили свой гражданский долг. В вашем лице полиция нашла умного и преданного помощника.
Он слушает меня, соединив каблуки, с повлажневшим взглядом и благоговейно пожимает мои пять пальцев, которые я ему протягиваю.
— Как хорошо, что ты все-таки пришел, сынок. Фелиси просто сияет.
— Я знала, что ты поужинаешь дома, и все-таки потушила баранью ножку.
— Гм!
— Ты знаешь, матери чувствуют.
Должно быть, это действительно так. Лично я думал, что буду до последней минуты бегать по улицам. Но тайна рассеялась, и история теряет весь свой шарм. Осталось только найти в Париже преступницу.
Убийцу, чье имя известно, чье описание и отпечатки пальцев имеются в полиции. Да, я думал, что… Но матери обладают даром предчувствия.
Доказательство: Фелиси все-таки приготовила баранью ножку.
Она получилась просто великолепной.
— О чем ты думаешь, сынок?
— Об одной девушке, ма… Она хотела поиграть в искательницу приключений и ни перед чем не останавливалась. Она довела до самоубийства своего бедного отца. Убивала людей. Не слишком хороших, но все-таки людей.
— Какой ужас! — вздыхает Фелиси и переходит на другую тему: Хорошенько следи за собой… Говорят, американцы употребляют много льда, а это вредно для желудка. И остерегайся гангстеров, — добавляет она, вытирая слезу.
Я знаю, что она думает: “Гангстеры вредны для жизни полицейского…"
— Ну, ма, не надо хандрить!
— Не буду, не буду, — уверяет она.
— Помнишь, что я тебе обещал? Поездка в Бретань, как только вернусь.
— Конечно.
— Я скоро вернусь.
Я начинаю обдумывать задание, которое мне поручил босс, и решаю, что совсем в этом не уверен.
— Я тебе привезу оттуда подарок. Знаешь, американцы делают обалденные штуки для домашнего хозяйства. Например, утюг, который гладит сам по себе, или машину для резки морковки в форме атомной бомбы. Ну, чего тебе привезти?
— Возвращайся живым и невредимым, — вздыхает она.
Глава 20
Громкоговоритель выплевывает:
«Пассажиров, вылетающих в Нью-Йорк, просят пройти к автобусу компании “Эр-Франс”, который доставит их в Орли…»
В аэровокзале “Энвалид” нас толкается целая толпа. Я занимаю место в комфортабельном автобусе компании и в тот момент, когда он уже трогается, вижу бегущую к нему изо всех сил женщину.
Я быстро надвигаю на глаза шляпу и спешу вытащить из кармана газету, потому что это не кто иная, как малютка Изабель. А знаете, женщиной она выглядит очень даже ничего.
Может быть, вы воображаете, что я подпрыгиваю от радости? Что я безумно веселюсь? Ничего подобного, остаюсь каменным. То, что произошло, это не чудо, это Судьба — Судьба с заглавной буквы!
Я совершенно случайно заинтересовался этим делом, и теперь случай добросовестно доводит его до конца. Случай — это утешение для нас, полицейских.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27