Я угощаю его сигаретой, пока одна из служащих занимается поисками.
Едва мы успеваем прикурить, как я получаю подтверждение: телефон с номером четырнадцать установлен в доме, принадлежащем доктору Бужону.
При нынешнем положении вещей, как любит выражаться босс, поездка в Гуссанвиль становится просто необходимой. Однако перед отъездом мне нужно уладить кучу мелких дел.
Прежде всего мне надо пожевать, потому что желудок у меня завывает от голода, потом я хочу услышать заключение судмедэксперта.
Я останавливаюсь перед итальянским рестораном и заказываю спагетти и эскалоп с шалфеем.
Еда — это залог успеха. Тот, кто умеет есть, умеет жить, а тот, кто умеет жить, всегда обставит тех, кто сидит на минеральной водичке и морковке.
Проглотив плотный обед, я звоню врачу, чтобы спросить, что показало вскрытие.
— Я его только что закончил, — говорит он. — Ваши предположения не подтвердились. Этот человек не проглотил никакого снотворного и умер от отравления газом… Смерть наступила около десяти часов вечера.
— Ладно, спасибо.
Я вешаю трубку на рычаг, думая, что вечером машиной пользовался не Парьо… Тогда кто? Малышка Изабель?
Мне все больше и больше хочется с ней познакомиться. Звоню в картотеку.
— Орлан?
— Да.
— Как поживаешь, крысиная задница?
— Это вы, комиссар?
— А то! Можешь посмотреть, есть ли в твоих ящиках что-нибудь на фамилию Парьо?
— Могу. Вы подождете?
— Да, но пошевеливай задницей!
Я начинаю насвистывать, говоря себе, что на предмет наличия мозгов между мной и табуреткой нет практически никакой разницы… Это ж каким придурком надо быть, чтобы портить себе кровь из-за дела, которое тебя не касается, хотя через несколько часов вылетаешь в США?
И все это за просто так! Я трачу свое время, а в некоторой степени и деньги, хотя мог бы находиться в объятиях смазливой куколки и учить ее влажному поцелую.
— Алло!
Я удивленно повторяю “алло!”, потому что за размышлениями совсем забыл про Орлана.
— Слушаю!
— У нас кое-что есть на Парьо…
— Давай, херувимчик…
— Парьо Жан-Огюст, осужден в тридцать шестом году на три месяца тюрьмы за попытку шантажа…
— Однако! И кого же шантажировал этот субчик?
— Некоего Бальмена, антиквара, проживающего на бульваре Курсель…
Ну, ребята, это уже полный улет! Есть от чего разрезать себя на кусочки и упаковать в фольгу.
Парьо, ближайший друг Бальмена, был осужден за попытку шантажа вследствие заявления последнего!
Надо иметь черепок из дюраля, чтобы он выдерживал все эти удары.
Попытка шантажа!
И несмотря на это, они более пятнадцати лет поддерживали тесные дружеские отношения!
Шантаж…
Чтобы кого-то шантажировать, надо, с одной стороны, не иметь совести.., а с другой — знать о ком-то нечто такое, что не подлежит огласке…
Я впервые слышу, чтобы потерпевший и осужденный остались добрыми друзьями, особенно в таком преступлении!
Хорошо, что я звоню из бистро… Чтобы вернуться к стойке, нужно совсем мало времени.
— Гарсон! Рому!
Он вытаскивает стакан размером не больше молочного зуба.
— Я же не просил у вас наперсток…
— Вам угодно большой стакан? — насмехается этот разливальщик спиртного.
— Нет… Кастрюлю!
Насупившись, он наливает мне порцию “негрита”.
Я ее проглатываю.
— Еще одну! Я против одиночества…
Я гоню по Западной автостраде в направлении Руана — столицы Нормандии.
В голове я перебираю пять персонажей истории, вроде как раскладываю полицейский пасьянс.
Один угол моего котелка занимает Бальмен, маленький аккуратный старичок с больным сердцем — загадочная личность… В другом — его доктор со всклокоченными волосами и верным боксером. В третьем Парьо, уравновешенный, хорошо владеющий собой человек, умерший от отравления газом, как жалкий лопух из мелких рантье… В четвертый я помещаю Джо Педика.
А посередине персонаж, которого я еще не знаю, — Изабель…
Да, все пятеро на первый взгляд кажутся совершенно нормальными, но на второй замечаешь, что в каждом есть какая-то тайна…
Глава 10
Взглянув на домушку доктора Бужона, я говорю себе две вещи: первая, что она богато выглядит; вторая, что пуста…
Все двери, ставни, отдушины наглухо закрыты…
Владение находится в стороне от дороги. Дом стоит посреди большого сада, который тип с претензиями мог бы назвать парком, не вызывая у вас протестов.
Я подзываю мальчонку, пытающегося прокатиться на отцовском велосипеде, сидя на раме.
— Скажи, малыш, тут кто-нибудь есть?
— Нет, месье, — отвечает он. — Мадемуазель уехала вчера утром.
— На машине?
— Да, на машине.
— На своей?
— У мадемуазель Бужон нет своей машины… Она была с другом…
— Друг одет в кожаное пальто?
— Ага, точно.
— Хорошо.
Он смотрит на меня с интересом, как поезд на пасущуюся корову.
— Па говорил ма, что они приезжали этой ночью, — продолжает пацан. Он слышал машину. А утром, еще до рассвета, они снова уехали.
Я навостряю уши.
— Что ты говоришь?
— Они вернулись и снова уехали, — уверяет мальчик. Мой портативный чертик начинает гнусавить мне в ухо:
«Ну что, доволен? Машина Парьо разъезжала этой ночью, а он тем временем помирал в своей постели…»
— Твой отец ничего не видел?
— Нет, но слышал…
— А может быть, это была другая машина?
— Нет, та самая. Это немецкая машина. Она шумит громче других…
"Куй железо, пока горячо!” — советует мне мерзавец чертенок.
Я даю мальцу пятьдесят франков.
— Ты молодец, — говорю я ему. — Беги купи себе конфет и заработай несварение желудка.
Делая это, я хочу не только отблагодарить его, но и удалить, потому что мне не нужны свидетели того, что я собираюсь делать.
Как только старый велосипед скрывается за углом изгороди, я начинаю заниматься замком. Открыть его — детская игра.
Открыв калитку, я иду по выложенной плитками дорожке, ведущей к дому.
Крыльцо выглядит величественно, на мой вкус, даже слишком. На нем неудобно стоять, потому что ты всем виден, как статуя на постаменте.
Эта дверь более упряма, чем первая. Мне приходится повозиться с замочной скважиной, прежде чем убедить ее, что я такой мужчина, перед которым не могут устоять ни женщины, ни двери.
Вхожу… Дом пуст.
Он обставлен приятно и с большим вкусом.
Я осматриваю все комнаты, не имея конкретной идеи, просто затем, чтобы проделанный путь не оказался напрасным.
Мне кажется, аккуратность — это доминирующая добродетель Изабель.
Мебель на своих местах, ковры вычищены, на гладких поверхностях никаких следов пыли.
Она хорошая хозяйка, на которой был бы рад жениться каждый, при условии, что этот каждый имеет буржуазные вкусы.
В холодильнике на кухне я нахожу неначатую бутылку молока, остатки холодного мяса, яйца.
Это говорит о внезапном отъезде.
Возможно, субботний звонок Парьо и вызвал малышку в Париж… Он ей сказал, что заедет завтра, чтобы…
Я выдаю неприличное ругательство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27