— Никаких, при условии, что оно не нарушит наши планы.
В общем, Старик не требует себе эксклюзив на мое использование!
— Вы не забыли, что завтра улетаете? Если быть совершенно точным, этой ночью, в ноль часов тридцать минут.
— Хорошо, патрон.
— Вы успеете собрать чемодан?
— Да, патрон.
— Заезжайте ко мне в течение дня за вашими документами, валютой и инструкциями.
— Да, патрон.
— Надеюсь, вы будете в форме?
— Я и сейчас в форме, патрон.
— Прекрасно. Тогда до скорого. Он кладет трубку.
— Какие-нибудь неприятности? — робко спрашивает Фелиси.
— Нет, ничего… Слушай, ма, ты знаешь, что этой ночью я улетаю в Штаты…
— Господи! — хнычет она. — Кажется, в этой стране едят, как дикари!
Будь осторожен, я уверена, что у тебя слабая печень.
Вспомнив, сколько спиртного выпил за время пребывания на этом свете, я не могу удержаться от улыбки.
— Ты мне не веришь?
— Не очень, ма.
— Ты неправ, я…
— Прости, что перебиваю тебя, ма, но я спешу…
— Как и всегда, — вздыхает она. — Я тебя совсем не вижу… Ты прибегаешь, убегаешь… Правда, ты мог бы быть женат, и тогда бы я тебя совсем не видела.
— Гони тоску, ма. Когда я вернусь из Чикаго, то возьму неделю отпуска и мы махнем с тобой на пару в Бретань. Согласна?
— Разве я когда-нибудь была с тобой не согласна? Я целую ее.
— Ладно, тогда слушай. Возможно, у меня не будет времени заехать сюда до отъезда. Приготовь мой чемодан: рубашки и так далее… Мой однотонный синий костюм и еще второй, твидовый, помнишь, да? Если в одиннадцать меня здесь не будет, вызови такси и езжай с чемоданом на аэровокзал “Энвалид”.
— Хорошо.
— До свидания.
— До свидания!
Я в ..надцатый раз перебираю элементы этой мрачной истории и все время натыкаюсь на те же самые тайны: почему Парьо написал: “На помощь”? Почему кто-то приезжал предпоследней ночью сжечь барана в топке дома в Гуссанвиле?
Странная вещь, эти два пункта интригуют меня больше, чем два трупа. Трупы — это цифры в операции, а два пункта — факторы…
Погода хорошая, я веду машину на маленькой скорости.
Кто курил марихуану? Джо или Изабель?
Изабель! Это имя из сказок начинает действовать мне на нервы.
Чувствую, что если я не отыщу ее сегодня до отлета, то заработаю от досады крапивную лихорадку еще до того, как прибуду в страну доллара.
Кто курил марихуану? Джо или Изабель? Я отгоняю эту мысль, но она упрямо возвращается. Джо отказался от предложенной мною сигареты…
Узнал пачку? Я готов поспорить, что нет.
То же самое с зажигалкой… Она ему не принадлежит! Принимая во внимание, что он охотно признает, что провел много дней у Изабель, у него нет никаких причин притворяться, что не узнает зажигалку…
Я останавливаюсь перед по-прежнему закрытым магазином Бальмена.
Первый, кого я вижу, — прячущийся за газетой толстяк Шардон, пожирающий свой любимый арахис.
Я достаю из кармана зажигалку и поджигаю его газету; он быстро бросает ее и издает ругательство. Потом, увидев, что это я, кисло улыбается. По всей видимости, он злится на меня за выволочку, устроенную мной Мюлле.
Вокруг него лежит ковер из арахисовой скорлупы.
— Ты что, выписываешь их прямо из Африки? — спрашиваю. — Целыми пароходами? Он улыбается.
— Что вы хотите, я люблю их.
— Есть о чем сообщить?
— Ничего… Птичка сидит в гнезде…
— Кто дежурил ночью?
— Бюртен.
— Отлично! Бюртен суперчемпион по слежке. Он способен проследить за собственной тенью так, что она этого не заметит!
Я вхожу в дом.
Четвертый этаж. Звонок. Тишина…
Херувимчик нежится в постельке…
Новый звонок условным сигналом. И новая тишина в квартире.
Впрочем, французское радио передает голое месье Луиса Мариано, лучшего французского певца из ворот налево!
Что это случилось с Джо? Играет в Спящую Красавицу? Или прячется?
Или он…
Ах ты, черт подери!
Отмычку… Я лихорадочно сую ее в замочную скважину.
Только бы не кокнули и его! Наконец открываю дверь.
Никакого запаха газа… В квартире вообще ничем не пахнет. Да, пуста! Пуста, как передовая статья в “Фигаро”!
Я вихрем пролетаю по всем комнатам. Никого! Все в порядке…
В комнате Джо нахожу фиолетовые брюки и желтый платок…
Попробуйте узнать, в каком он теперь прикиде!
Я роюсь в ящиках, не в надежде найти там Джо, конечно, а пытаясь отыскать какой-нибудь след… Хренушки! Все, что я сумел найти, пустая пачка от турецких сигарет, воняющая марихуаной… Выходит, Джо все-таки плавал по плану!
Слабая улика… Улика, от которой я теряю остатки мозгов.
Я как сумасшедший бросаюсь на лестницу и подлетаю к Шардону, который как раз собирается засунуть в рот горсть орехов. Я вышибаю арахис у него из руки и хватаю его за клифт.
— Дерьмо! Бездарь! Идиотина!
— Что…
— Птичка улетела, тупица! Он роняет газету.
— Но, господин комиссар, я клянусь вам…
— Да пошел ты со своими клятвами… Этот тип проскользнул у тебя под носом, а ты даже не почесался. Может, он даже попросил у тебя огоньку… Таких говенных полицейских, как ты, гнать надо!
Я так зол, что, если бы не сдерживался, расшиб бы ему морду…
Прохожие оглядываются на нас.
Я в двух шагах от инсульта. У меня оставались всего два живых персонажа: Джо и доктор Бужон. И вот Джо сделал ноги…
На него нагнал страху мой вчерашний визит. Должно быть, я сказал что-то такое, от чего у него затряслись поджилки, и он предпочел смыться. Возможно, у этого гражданина совесть нечиста.
Мой портативный чертенок отчитывает меня.
«Ну, Сан-Антонио, — шепчет он из глубины моего котелка, — возьми себя в руки — Ты мечешься туда-сюда, как молодая собачонка. Будь сдержаннее!»
Моя злость опадает, как вскипевшее молоко.
— Подними всех на ноги! — приказываю я. — Я хочу, чтобы этого типа взяли. Мне все равно как!
— Хорошо, комиссар…
Шардон бледнеет все сильнее. Хочется влепить ему пару оплеух, чтобы заставить его морду порозоветь.
— Сделай мне удовольствие, — продолжаю я, — смени объект наблюдения.
Теперь будешь следить за доктором Бужоном, живущим на площади Терн…
Если ты упустишь и его, можешь сразу пустить себе пулю в башку, потому что потеряешь право жить…
— Хорошо, господин комиссар.
Вот он ушел. Для очистки совести я спрашиваю у толстой консьержки, видела ли она, как уходил пидер. Разумеется, она ничего не видела.
— А ведь глаза всегда при мне, — заверяет она. Я мысленно говорю, что они у нее слишком часто залиты.
Тоненький голос чертика возвращается:
«Сан-Антонио?..»
"Ну?” — ворчу я.
"Ты козел”.
"Спасибо”.
Если бы этот чертик не забаррикадировался в моем подсознании, я бы так ему навешал!
«Сан-Антонио?»
«Ну чего еще?»
«У тебя мозгов не больше, чем у дурачка из твоей деревни… И то я еще оскорбляю дурачка из деревни!»
«Правда?»
«Сан-Антонио?..»
«Может, хватит?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27