— Бальмен умер с помощью Парьо… Это доказывает устройство в его машине.
— Пожалуй.
— Несмотря ни на что, Парьо тоже боялся… Из всех вопросов, которые я себе задаю, больше Всего мой мозг занимает тот, что относится к этому “На помощь”… Почему он боялся, если был по меньшей мере соучастником странного убийства своего коллеги?
— Он был прав, что боялся, раз на следующий день убили и его, замечает Андрэ.
— Я сказал себе то же самое… Странно! Парьо не мог лечь спать, не поставив в гараж свою машину, — он был аккуратным человеком…
Снотворного ему не подсыпали, не привязывали… Поза была совершенно спокойная, как будто он действительно спал.
— Сан-Антонио, — заявляет Андрэ, — со всеми этими историями я забыл вам рассказать об одной констатации, которую сделал после вскрытия…
Я должен был заметить это раньше, но вы так спешили, и я искал следы снотворного!
Я дрожу, как вибратор.
— Скажите, вы что, хотите заставить меня умереть от любопытства?
— Незадолго до своей смерти Парьо занимался любовью…
Я смотрю на Андрэ, чтобы узнать, не насмехается ли он надо мной.
Но он серьезен, как конклав.
— Это подтверждает только то, что его любовница действительно находилась у него незадолго до его смерти… Ну и что?
— А то, что если вы позволите, то у меня есть своя теория не насчет того, как он умер, а как он мог умереть…
— Я жадно слушаю вас, док.
— Вы когда-нибудь занимаетесь любовью, Сан-Антонио?
— Допустим, что очень часто, и не будем больше об этом.
— Ладно. Что вы делаете сразу после этого? Моя физиономия расплывается в улыбке.
— Какой странный вопрос… После! После, док, я возвращаюсь домой, как и все нормальные французы!
— Не шутите. Вы немного валяетесь в постели, чтобы восстановить свои силы, так?
— Да.
— Мечтаете, да?
— Да.
— Чувствуете животную грусть, о которой говорит знаменитая латинская пословица, да?
— Да.
— Все мужчины таковы.
— Неужели?
— Так вот. Нет никаких причин считать, что Парьо был устроен иначе.
— Никаких.
— Предположим, что Парьо позанимался любовью и отдыхает. Его партнерша встает, включает тихо радио и идет на кухню, где открывает все газовые конфорки. Радио не дает Парьо услышать тихий свист газа.
— А девица тем временем…
— Девица? Она нарочно шумит на кухне, в ванной комнате. Время от времени она показывается, создавая обычную, нормальную атмосферу.
Парьо не чувствует газа. Он немного оглушен любовью.
Я киваю.
— Ваша теория очень оригинальна, док. Снимаю шляпу. Но скажите, а как же девушка? Она не наглоталась газа?
— Нет, — отвечает Андрэ, — потому что запаслась противогазом.
Противогазы можно найти где угодно. Она дожидается, пока Парьо потеряет сознание, после чего ставит кипятить пол-литра молока.
Я усмехаюсь.
— И зажигает спичку в квартире, полной газа? Получился бы миленький взрывчик.
Мне доставляет удовольствие поймать его на ошибке.
— Это верно, — соглашается он. — Значит, она поставила кипятить молоко до того, как открыла все конфорки. Она дождалась, пока оно выльется на плиту, после чего погасила огонь. Затем сделала все то, о чем я вам рассказал. Прежде чем уйти, она закрыла все конфорки, кроме той, на которой стояла кастрюлька с молоком.
Я чувствую, что Андрэ прав. По мере того как он рассказывает, в моем мозгу идет цветное кино.
— Браво, — кричу я, — вы новый Шерлок Холмс. Он довольно улыбается.
— Нет никаких доказательств, что я прав, это только гипотеза, и я лучше кого бы то ни было понимаю, что она очень хрупка!
— Но тем не менее все могло произойти именно так… Ну ладно, а дальше? Раз уж вы здесь, доктор, расскажите мне продолжение. Очень захватывающая история.
— Продолжение? — переспрашивает он.
— Да. Девушка возвращается ночью сюда, в Гуссанвиль, только не одна, а с кем-то… Вероятно, это был Джо…
— Но вы мне только что сказали, что Джо не выходил из дома?
— Возможно, он нашел способ смыться! — Очевидно. Значит, он приехал сюда с девушкой, убил ее и сжег?
— Это вас шокирует?
— Да, из-за барана. Баран отличная идея, но она предполагает подготовку.
— Неизбежно.
— Но городской житель не покупает себе барана, как галстук. Если Джо вынашивал такие планы, то он должен был заранее обзавестись бараном…
— Разумеется.
— Ну а под каким предлогом он заманил сюда девушку ночью? Я знаю, они были сообщниками, но это не объясняет этой поездки.
— А может быть, им было нужно что-нибудь спрятать?
— Или с кем-нибудь встретиться.
— Да, или с кем-нибудь встретиться.
— С доктором, например?
— Почему бы нет?
— К тому же совать тело в топку удобнее, предварительно расчленив его. А кто лучше справится с этой отвратительной задачей, чем мясник или врач?
— Вы хотите сказать, что Бужон участвовал в убийстве своей дочери?
— Бывали и более удивительные вещи.
— И расчленил ее?
— А как иначе он узнал, что вы копаетесь именно в ее пепле?
Андрэ надолго задумывается.
— И какова цель всего этого, комиссар? Вы применили старое правило: ищи, кому выгодно преступление. Кому же могла быть выгодна эта серия преступлений?
— Доктору.
— Доктору? То, что он убивает Парьо, еще понятно, он, кажется, его ненавидел… Но зачем Бальмена… Причем с помощью Парьо! Зачем свою дочь?
— Ой, стойте! — прошу я. — А то моя печка точно взорвется, если я продолжу кружить над этими вопросами, как ворон над падалью.
— Вы разберетесь с этим по возвращении из Соединенных Штатов, если, конечно, ваши коллеги не поймают педераста и он не расколется.
Мы встаем из-за стола. Хозяин ресторана складывается пополам и эскортирует нас до двери.
— На здоровье, господа, — говорит он нам. Когда я сажусь в машину, раздается крик:
— Комиссар! Комиссар!
Я оборачиваюсь и вижу старое парижское такси, в нем сидит Шардон.
Он возбужденно машет руками, роняя орехи и слюну.
Такси останавливается.
— Вы здесь? — спрашивает толстый полицейский. — А я слежу за доктором. Едва я начал дежурство перед его домом, как он вышел, сел в свою машину и поехал. Такси поблизости не было, и я поднялся к нему.
Домработница мне сказала, что он убежал как сумасшедший, сказав ей, что едет в свой дом в Гуссанвиле… Я реквизировал такси, но эти драндулеты еле двигаются.
— Не утомляйся, — говорю я. — Я видел эскулапа, он мертв. Он пустил себе пулю в лоб… Сделай все необходимое. Никого не пускай в дом.
Особенно жандармов.
— Застрелился! — бормочет Шардон.
— Да, — говорю я, трогаясь с места. — Как видишь, еще одна естественная смерть!
Глава 16
Когда я выхожу из кабинета патрона, на часах чуть больше четырех часов (для моих читателей начальников вокзалов поясняю: шестнадцать).
Признаюсь, что я несколько оглушен заданием, которое он мне поручил. Я выполнял разную работу, но такую еще ни разу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27