Стоит уснуть, как страхи в виде чудовищных призраков, в облике
полицейских, сеймуров и прочих типов снова окружают тебя, лезут в дыры
барака и шепчут: "Вот он, оцепляйте скорее постройку!". И ты просыпаешься
весь в поту и с дрожью всматриваешься во мрак. Снова уснешь - и снова
слышишь голос Сеймура: "Слишком поздно вы пришли, Майкл! Вы уже
помешались, совершенно помешались, а мы в сумасшедших не нуждаемся!"
Когда же я окончательно просыпаюсь, снаружи опять светло, а я
окоченел от холода и сырости.
"Не пора ли маленько поразмяться? - говорю я себе. - Давно пора, если
не хочешь околеть в этой дыре".
Я пытаюсь встать, и, когда мне это наконец удается, я стою несколько
минут, прислонившись к стенке. Постепенно голова проясняется. "Тебе
следует наведаться в город, узнать, который час, какой сегодня день, и
вообще постараться снова войти в курс дела", - назидательно шепчу я себе
и, покачиваясь, делаю первые шаги.
Часто делая продолжительные привалы, я добираюсь наконец до пригорода
- совсем как во вчерашнем бреду, только сейчас светло и все происходит
наяву, если странная ясность моего сознания не обманывает меня. Сверяю
свои часы с часами в бакалейной лавке: десять тридцать пять. По газетам в
киоске устанавливаю, что сегодня понедельник. Моя миссия окончена, и надо
возвращаться в свое убежище. Завтра вторник - значит, я должен во что бы
то ни стало дождаться этого вторника, семи часов вечера, хотя что даст мне
этот вторник и эти семь часов вечера...
Мне бы следовало возвращаться "домой", однако воображаемый полумрак
барака неотделим в моем сознании от полного одиночества, от страха перед
самим собой, а за ним - один шаг в небытие, в царство Большой скуки.
"Давай уходи отсюда, - говорю я себе. - Если у тебя помутится разум, то
только из-за этого глухого барака, где тебя окружают одни лишь призраки.
От них тебе не избавиться, если ты не смешаешься с людьми".
И я плетусь по узеньким проулкам пригородов, потом выхожу на
просторные улицы, а затем и на широкие бульвары с магазинами и толпами
прохожих, с несмолкающим гулом легковых автомобилей. "Иди спокойно, -
внушаю себе. - Не оглядывайся и не вздумай бежать от полиции. Полиция!
Плевать тебе на полицию! Теперь тебя ни один черт не узнает". И я шагаю
дальше.
Небо нахмурилось. Ветерок очень слабый и теплый, но в любой момент
может полить дождь. Я пользуюсь тем, что его пока нет, и в каком-то
спокойном забытьи достигаю Вестерброгаде. Улица мне знакома - в этом
городе уже многие улицы мне знакомы. Иду медленно, стараясь быть поближе к
домам, чтобы не мешать пешеходам. Вдруг мой взгляд задерживается на
небольшой витрине. В глубине помещения сидят двое мужчин, а возле самой
витрины какая-то девушка, облокотившись на небольшой письменный стол,
просматривает бумаги. Судя по ее виду, она определенно болгарка, хотя за
женщин никогда нельзя ручаться. Те двое тоже, наверно, болгары. "Ну и что
из того, что болгары?"
То обстоятельство, что здесь, в этом городе, находятся на постоянной
работе много болгар, для меня никогда не было тайной, и я не раз об этом
вспоминал, но только так, между прочим, потому что чем бы эти болгары
могли помочь мне, человеку, преследуемому за убийство. Спрячут меня? С
какой стати? По какому праву? А самое главное: каким образом? Не случайно
мне строго-настрого наказано: "Никаких контактов ни при каких
обстоятельствах..."
Я уже порядочно отошел от витрины. Навстречу мне идет человек. На
какую-то долю секунды я замер, но тут же сообразил, что это всего лишь
распространитель рекламных буклетов. Стараясь как можно скорее раздать эти
маленькие тетрадки, он сует их в руки кому попало, даже таким оборванцам,
как я. Получив проспект, я на ходу разворачиваю его и невольно
останавливаюсь от неожиданности: перед моими глазами знакомый снимок очень
знакомой местности, и эта местность не что иное, как Золотые пески с
охровыми пляжами и морской синевой, а над снимком выведено крупными
латинскими буквами: "БОЛГАРИЯ".
Да, да, именно так и написано: "Бол-га-ри-я". Слово такое знакомое и
такое близкое, что я читаю его еще и еще раз, чтобы поверить в реальность
этих звуков, улавливаемых так смутно, будто их произносит кто-то другой и
где-то очень далеко: "Бол-га-ри-я..."
Я до такой степени поглощен этим чтением, что не заметил грозящей мне
опасности. Она появилась в образе стройного полицейского. Он стоит на
ближайшем углу и уже засек меня, недовольный тем, что я затрудняю
движение. Слоняясь по городу в последние недели, я часто сталкивался с
полицейскими, но они с пренебрежением проходили мимо. Такие бродяги
привлекают их внимание лишь в том случае, если их уличают в
попрошайничестве. Хочу идти дальше, но в этот момент полицейский сам
тяжелой поступью идет мне навстречу. Может, следовало бы шагать прямо на
него, попытаться с равнодушным видом разминуться с ним - обычно такие
действия обезоруживают противника, притупляют его чрезмерную
подозрительность. Но то ли от неожиданности, то ли оттого, что у меня не
сработал рефлекс, я совершаю, возможно, самую большую глупость: круто
поворачиваюсь и быстрым шагом иду в обратном направлении. Оглянувшись, я
вижу, что полицейский тоже прибавил шагу. Даю полный вперед, чтобы
пересечь бульвар и скрыться в соседней улице. Полицейский уже кричит мне
вслед, затем раздается оглушительный свист. Я бегу что есть силы, но,
прежде чем я достиг перекрестка, из-за угла выскакивает другой
полицейский. Остается единственный путь, самый опасный - запруженная
машинами проезжая часть Вестерброгаде. Ныряю в поток мчащегося транспорта,
а позади слышатся свистки. Поток машин внезапно останавливается и замирает
в непривычной неподвижности. На обоих тротуарах стоят люди; они
размахивают руками и с любопытством глазеют. Но самое неприятное то, что
прямо против меня, среди стоящих машин, появляется целая группа
полицейских.
Я уже достиг той части бульвара, где начинается огромный мост,
перекинутый через район вокзала. И в тот самый миг, когда полицейские
появились впереди меня, раздается свисток трогающегося поезда. Но тронулся
поезд, нет ли, мост для меня сейчас единственное спасение, как лезвие
бритвы в недавнем кошмаре, и, ничуть не раздумывая, я сигаю с парапета в
пустоту.
Вокруг темно, но я не знаю, то ли это темнота ночи, то ли это
очередной приступ галлюцинации. Потом я убеждаюсь, что это не приступ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
полицейских, сеймуров и прочих типов снова окружают тебя, лезут в дыры
барака и шепчут: "Вот он, оцепляйте скорее постройку!". И ты просыпаешься
весь в поту и с дрожью всматриваешься во мрак. Снова уснешь - и снова
слышишь голос Сеймура: "Слишком поздно вы пришли, Майкл! Вы уже
помешались, совершенно помешались, а мы в сумасшедших не нуждаемся!"
Когда же я окончательно просыпаюсь, снаружи опять светло, а я
окоченел от холода и сырости.
"Не пора ли маленько поразмяться? - говорю я себе. - Давно пора, если
не хочешь околеть в этой дыре".
Я пытаюсь встать, и, когда мне это наконец удается, я стою несколько
минут, прислонившись к стенке. Постепенно голова проясняется. "Тебе
следует наведаться в город, узнать, который час, какой сегодня день, и
вообще постараться снова войти в курс дела", - назидательно шепчу я себе
и, покачиваясь, делаю первые шаги.
Часто делая продолжительные привалы, я добираюсь наконец до пригорода
- совсем как во вчерашнем бреду, только сейчас светло и все происходит
наяву, если странная ясность моего сознания не обманывает меня. Сверяю
свои часы с часами в бакалейной лавке: десять тридцать пять. По газетам в
киоске устанавливаю, что сегодня понедельник. Моя миссия окончена, и надо
возвращаться в свое убежище. Завтра вторник - значит, я должен во что бы
то ни стало дождаться этого вторника, семи часов вечера, хотя что даст мне
этот вторник и эти семь часов вечера...
Мне бы следовало возвращаться "домой", однако воображаемый полумрак
барака неотделим в моем сознании от полного одиночества, от страха перед
самим собой, а за ним - один шаг в небытие, в царство Большой скуки.
"Давай уходи отсюда, - говорю я себе. - Если у тебя помутится разум, то
только из-за этого глухого барака, где тебя окружают одни лишь призраки.
От них тебе не избавиться, если ты не смешаешься с людьми".
И я плетусь по узеньким проулкам пригородов, потом выхожу на
просторные улицы, а затем и на широкие бульвары с магазинами и толпами
прохожих, с несмолкающим гулом легковых автомобилей. "Иди спокойно, -
внушаю себе. - Не оглядывайся и не вздумай бежать от полиции. Полиция!
Плевать тебе на полицию! Теперь тебя ни один черт не узнает". И я шагаю
дальше.
Небо нахмурилось. Ветерок очень слабый и теплый, но в любой момент
может полить дождь. Я пользуюсь тем, что его пока нет, и в каком-то
спокойном забытьи достигаю Вестерброгаде. Улица мне знакома - в этом
городе уже многие улицы мне знакомы. Иду медленно, стараясь быть поближе к
домам, чтобы не мешать пешеходам. Вдруг мой взгляд задерживается на
небольшой витрине. В глубине помещения сидят двое мужчин, а возле самой
витрины какая-то девушка, облокотившись на небольшой письменный стол,
просматривает бумаги. Судя по ее виду, она определенно болгарка, хотя за
женщин никогда нельзя ручаться. Те двое тоже, наверно, болгары. "Ну и что
из того, что болгары?"
То обстоятельство, что здесь, в этом городе, находятся на постоянной
работе много болгар, для меня никогда не было тайной, и я не раз об этом
вспоминал, но только так, между прочим, потому что чем бы эти болгары
могли помочь мне, человеку, преследуемому за убийство. Спрячут меня? С
какой стати? По какому праву? А самое главное: каким образом? Не случайно
мне строго-настрого наказано: "Никаких контактов ни при каких
обстоятельствах..."
Я уже порядочно отошел от витрины. Навстречу мне идет человек. На
какую-то долю секунды я замер, но тут же сообразил, что это всего лишь
распространитель рекламных буклетов. Стараясь как можно скорее раздать эти
маленькие тетрадки, он сует их в руки кому попало, даже таким оборванцам,
как я. Получив проспект, я на ходу разворачиваю его и невольно
останавливаюсь от неожиданности: перед моими глазами знакомый снимок очень
знакомой местности, и эта местность не что иное, как Золотые пески с
охровыми пляжами и морской синевой, а над снимком выведено крупными
латинскими буквами: "БОЛГАРИЯ".
Да, да, именно так и написано: "Бол-га-ри-я". Слово такое знакомое и
такое близкое, что я читаю его еще и еще раз, чтобы поверить в реальность
этих звуков, улавливаемых так смутно, будто их произносит кто-то другой и
где-то очень далеко: "Бол-га-ри-я..."
Я до такой степени поглощен этим чтением, что не заметил грозящей мне
опасности. Она появилась в образе стройного полицейского. Он стоит на
ближайшем углу и уже засек меня, недовольный тем, что я затрудняю
движение. Слоняясь по городу в последние недели, я часто сталкивался с
полицейскими, но они с пренебрежением проходили мимо. Такие бродяги
привлекают их внимание лишь в том случае, если их уличают в
попрошайничестве. Хочу идти дальше, но в этот момент полицейский сам
тяжелой поступью идет мне навстречу. Может, следовало бы шагать прямо на
него, попытаться с равнодушным видом разминуться с ним - обычно такие
действия обезоруживают противника, притупляют его чрезмерную
подозрительность. Но то ли от неожиданности, то ли оттого, что у меня не
сработал рефлекс, я совершаю, возможно, самую большую глупость: круто
поворачиваюсь и быстрым шагом иду в обратном направлении. Оглянувшись, я
вижу, что полицейский тоже прибавил шагу. Даю полный вперед, чтобы
пересечь бульвар и скрыться в соседней улице. Полицейский уже кричит мне
вслед, затем раздается оглушительный свист. Я бегу что есть силы, но,
прежде чем я достиг перекрестка, из-за угла выскакивает другой
полицейский. Остается единственный путь, самый опасный - запруженная
машинами проезжая часть Вестерброгаде. Ныряю в поток мчащегося транспорта,
а позади слышатся свистки. Поток машин внезапно останавливается и замирает
в непривычной неподвижности. На обоих тротуарах стоят люди; они
размахивают руками и с любопытством глазеют. Но самое неприятное то, что
прямо против меня, среди стоящих машин, появляется целая группа
полицейских.
Я уже достиг той части бульвара, где начинается огромный мост,
перекинутый через район вокзала. И в тот самый миг, когда полицейские
появились впереди меня, раздается свисток трогающегося поезда. Но тронулся
поезд, нет ли, мост для меня сейчас единственное спасение, как лезвие
бритвы в недавнем кошмаре, и, ничуть не раздумывая, я сигаю с парапета в
пустоту.
Вокруг темно, но я не знаю, то ли это темнота ночи, то ли это
очередной приступ галлюцинации. Потом я убеждаюсь, что это не приступ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78