Прощай, Будапешт!
Направляюсь к лавчонке, которая еще раньше привлекла мое внимание.
Здесь продается рабочая одежда. Мой выбор пал на хлопчатобумажный
комбинезон, украшенный красноречивой цифрой 50. Не может быть сомнения,
что, поторговавшись как следует с этим плюгавеньким старикашкой, можно
было бы сойтись и на более скромной цене. Однако в иных случаях
торговаться так же рискованно, как расплачиваться крупными купюрами, - это
запоминается. Выложив пятьдесят крон, я уношу с собой завернутый в желтую
бумагу комбинезон.
Простившись с оживленным миром купли-продажи, я углубляюсь в лабиринт
маленьких улочек, прилегающих к Нереброгаде. К исходу второго часа я уже
за городом. Свернув с шоссе, бреду по какому-то пустырю со множеством ям и
кустарников. За кустарником желтеют грязные воды канала. Вокруг ни души.
Усевшись в прибрежном ивняке, я развязываю пакет и некоторое время
занимаюсь тем, что придаю только что купленной одежде возможно более
измятый и поношенный вид. Затем, сняв пиджак с брюками, надеваю
комбинезон. Подобрав увесистый булыжник, завертываю его поплотней в свой
костюм, связываю при помощи галстука и упаковочной бечевки и бросаю этот
странный сверток в грязные воды канала.
Я бы мог прилечь в кустарнике, попытаться соснуть, но зуд тщеславия
не дает мне покоя. Знать, что ты попал в газету, и не прочитать статью,
которая тебе посвящена, - нет, это выше моих сил. Возвратившись на
дорожку, тянущуюся вдоль шоссе, иду обратно в город. Через пятнадцать
минут добираюсь до последней автобусной остановки ближайшего пригорода.
Булочная, бакалейная лавка, лоток, где продаются горячие сосиски, и, что
самое главное, газетный киоск. Взяв последний номер "Экстрабладет", подаю
продавщице монетку, та даже не взглянула на меня. Надо думать, что если бы
и взглянула, то едва ли узнала бы в этом небритом человеке в
хлопчатобумажном комбинезоне социолога и убийцу, сенсацию дня.
Вид горячих сосисок и бутербродов на соседнем лотке наталкивает меня
на мысль, что одной лишь духовной пищей человек жить не может. Сосиски
поаппетитней, но бутерброды с колбасой более объемисты и дешевле. Беру три
бутерброда, завернутые в неизбежную желтую бумагу, и опять выхожу на
шоссе.
На этот раз оставляю в стороне кустарник на берегу канала - это место
находится слишком близко от шоссе с оживленным движением - и шагаю дальше
по пустырю со множеством ям. Видимо, когда-то здесь брали песок.
Удаляюсь еще примерно на километр, и передо мной вырастает какой-то
старый барак или, скорее, остатки барака. Постройка едва держится на
прогнивших столбах, но имеет бесспорные преимущества со стратегической
точки зрения. Своей тыльной стороной она выходит на берег канала, а с
передней можно наблюдать всю окрестность, что позволяет еще издали
заметить человека, которому пришло бы в голову проинспектировать этот
барак. В то же время, выворотив из стенки одну-две доски, я могу в две
секунды достичь канала и притаиться где-нибудь в кустарнике.
И поскольку местность пустынна, а у меня самого особых дел нет, я
вытягиваюсь в низком ивняке возле барака и развертываю газету.
Вероятно, было бы умнее начать не с духовной пищи, а с бутерброда,
потому что по прочтении газетной статьи я сразу лишаюсь аппетита.
"Прочтение" - быть может, слишком сильно сказано, потому что датским я не
владею. Однако нескольких знакомых cлов, встретившихся в репортаже, для
меня вполне достаточно, чтобы понять все его содержание. Это "убийство",
"вокзал", "маузер", "порт", "волво" плюс собственные имена - названия
улиц, где я снимал мансарды, фамилия жертвы и, естественно, фамилия самого
убийцы.
Вчера вечером, после того как я уложил на свою кушетку Уильяма
Сеймура, я сел в "волво", чтобы уехать как можно дальше от места драмы.
Определенные соображения побудили меня умчать к порту; там, за доками для
товарных судов, я и оставил свою колымагу. Ее так или иначе пришлось бы
бросить. Обнаруженная здесь машина могла натолкнуть преследователей на
мысль, что я сумел улизнуть из города с помощью какой-либо лодки.
По-видимому, этот момент моей истории излагается в том абзаце, где
встречаются слова "порт" и "волво". Что касается других мест хроники, то в
них, вероятно, пересказывается в той или иной форме сфабрикованная моим
"другом" версия о ликвидации Коевым Тодорова.
Два обстоятельства во всем этом заслуживают особого внимания. Первое:
Сеймур уже осуществляет свои угрозы. Второе: тот факт, что эта насквозь
лживая сенсация нашла место в печати, свидетельствует о том, что "команда"
пустила в ход решительно все, лишь бы воспрепятствовать моему выезду из
страны.
Однако нет худа без добра, в итоге раздумий я прихожу к утешительному
выводу, и это частично возвращает мне аппетит и помогает справиться с
одним из бутербродов. Из этой же публикации Центр сегодня же узнает о том,
что меня постигло, и примет соответствующие меры.
Следовательно, в ближайший вторник человек в клетчатой кепке появится
у входа в "Тиволи" и принесет мне спасение либо в виде нового паспорта,
либо в виде чего-то другого, что позволит мне беспрепятственно выбраться
из Дании. Задача теперь одна - уцелеть до следующего вторника. Притом
остаться на свободе.
Но чтобы уцелеть, надо прежде всего как можно реже маячить в городе.
Конечно, Копенгаген город большой, в нем почти полтора миллиона жителей,
однако в нем и полиции хоть отбавляй, не говоря уже о людях Сеймура. Если
судить по напечатанной в газете фотографии, мне совершенно незнакомой,
меня в эти дни не раз снимали скрытой камерой, и службы, которым поручено
разыскивать меня, вероятно, располагают богатым визуальным материалом,
дающим представление о моей фигуре, осанке, походке, физиономии. Притом
эти службы прекрасно понимают, что человек, оказавшийся в моем положении,
первым делом позаботится об изменении внешности, так что мой комбинезон
едва ли помешает опознать меня.
Конечно, факт, что какой-то никому не ведомый иностранец застрелил
другого никому не ведомого иностранца, - настоящая находка для
журналистов, если не имеется более важных новостей, только вряд ли этот
факт расшевелит датскую полицию. И все-таки в первые дни по крайней мере
такие места, как вокзалы, аэродромы, причалы, вероятно, будут находиться
под пристальным наблюдением, и в отдельных кварталах Копенгагена, включая
сюда и пригороды, местные власти произведут обычные в подобных случаях
обследования.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
Направляюсь к лавчонке, которая еще раньше привлекла мое внимание.
Здесь продается рабочая одежда. Мой выбор пал на хлопчатобумажный
комбинезон, украшенный красноречивой цифрой 50. Не может быть сомнения,
что, поторговавшись как следует с этим плюгавеньким старикашкой, можно
было бы сойтись и на более скромной цене. Однако в иных случаях
торговаться так же рискованно, как расплачиваться крупными купюрами, - это
запоминается. Выложив пятьдесят крон, я уношу с собой завернутый в желтую
бумагу комбинезон.
Простившись с оживленным миром купли-продажи, я углубляюсь в лабиринт
маленьких улочек, прилегающих к Нереброгаде. К исходу второго часа я уже
за городом. Свернув с шоссе, бреду по какому-то пустырю со множеством ям и
кустарников. За кустарником желтеют грязные воды канала. Вокруг ни души.
Усевшись в прибрежном ивняке, я развязываю пакет и некоторое время
занимаюсь тем, что придаю только что купленной одежде возможно более
измятый и поношенный вид. Затем, сняв пиджак с брюками, надеваю
комбинезон. Подобрав увесистый булыжник, завертываю его поплотней в свой
костюм, связываю при помощи галстука и упаковочной бечевки и бросаю этот
странный сверток в грязные воды канала.
Я бы мог прилечь в кустарнике, попытаться соснуть, но зуд тщеславия
не дает мне покоя. Знать, что ты попал в газету, и не прочитать статью,
которая тебе посвящена, - нет, это выше моих сил. Возвратившись на
дорожку, тянущуюся вдоль шоссе, иду обратно в город. Через пятнадцать
минут добираюсь до последней автобусной остановки ближайшего пригорода.
Булочная, бакалейная лавка, лоток, где продаются горячие сосиски, и, что
самое главное, газетный киоск. Взяв последний номер "Экстрабладет", подаю
продавщице монетку, та даже не взглянула на меня. Надо думать, что если бы
и взглянула, то едва ли узнала бы в этом небритом человеке в
хлопчатобумажном комбинезоне социолога и убийцу, сенсацию дня.
Вид горячих сосисок и бутербродов на соседнем лотке наталкивает меня
на мысль, что одной лишь духовной пищей человек жить не может. Сосиски
поаппетитней, но бутерброды с колбасой более объемисты и дешевле. Беру три
бутерброда, завернутые в неизбежную желтую бумагу, и опять выхожу на
шоссе.
На этот раз оставляю в стороне кустарник на берегу канала - это место
находится слишком близко от шоссе с оживленным движением - и шагаю дальше
по пустырю со множеством ям. Видимо, когда-то здесь брали песок.
Удаляюсь еще примерно на километр, и передо мной вырастает какой-то
старый барак или, скорее, остатки барака. Постройка едва держится на
прогнивших столбах, но имеет бесспорные преимущества со стратегической
точки зрения. Своей тыльной стороной она выходит на берег канала, а с
передней можно наблюдать всю окрестность, что позволяет еще издали
заметить человека, которому пришло бы в голову проинспектировать этот
барак. В то же время, выворотив из стенки одну-две доски, я могу в две
секунды достичь канала и притаиться где-нибудь в кустарнике.
И поскольку местность пустынна, а у меня самого особых дел нет, я
вытягиваюсь в низком ивняке возле барака и развертываю газету.
Вероятно, было бы умнее начать не с духовной пищи, а с бутерброда,
потому что по прочтении газетной статьи я сразу лишаюсь аппетита.
"Прочтение" - быть может, слишком сильно сказано, потому что датским я не
владею. Однако нескольких знакомых cлов, встретившихся в репортаже, для
меня вполне достаточно, чтобы понять все его содержание. Это "убийство",
"вокзал", "маузер", "порт", "волво" плюс собственные имена - названия
улиц, где я снимал мансарды, фамилия жертвы и, естественно, фамилия самого
убийцы.
Вчера вечером, после того как я уложил на свою кушетку Уильяма
Сеймура, я сел в "волво", чтобы уехать как можно дальше от места драмы.
Определенные соображения побудили меня умчать к порту; там, за доками для
товарных судов, я и оставил свою колымагу. Ее так или иначе пришлось бы
бросить. Обнаруженная здесь машина могла натолкнуть преследователей на
мысль, что я сумел улизнуть из города с помощью какой-либо лодки.
По-видимому, этот момент моей истории излагается в том абзаце, где
встречаются слова "порт" и "волво". Что касается других мест хроники, то в
них, вероятно, пересказывается в той или иной форме сфабрикованная моим
"другом" версия о ликвидации Коевым Тодорова.
Два обстоятельства во всем этом заслуживают особого внимания. Первое:
Сеймур уже осуществляет свои угрозы. Второе: тот факт, что эта насквозь
лживая сенсация нашла место в печати, свидетельствует о том, что "команда"
пустила в ход решительно все, лишь бы воспрепятствовать моему выезду из
страны.
Однако нет худа без добра, в итоге раздумий я прихожу к утешительному
выводу, и это частично возвращает мне аппетит и помогает справиться с
одним из бутербродов. Из этой же публикации Центр сегодня же узнает о том,
что меня постигло, и примет соответствующие меры.
Следовательно, в ближайший вторник человек в клетчатой кепке появится
у входа в "Тиволи" и принесет мне спасение либо в виде нового паспорта,
либо в виде чего-то другого, что позволит мне беспрепятственно выбраться
из Дании. Задача теперь одна - уцелеть до следующего вторника. Притом
остаться на свободе.
Но чтобы уцелеть, надо прежде всего как можно реже маячить в городе.
Конечно, Копенгаген город большой, в нем почти полтора миллиона жителей,
однако в нем и полиции хоть отбавляй, не говоря уже о людях Сеймура. Если
судить по напечатанной в газете фотографии, мне совершенно незнакомой,
меня в эти дни не раз снимали скрытой камерой, и службы, которым поручено
разыскивать меня, вероятно, располагают богатым визуальным материалом,
дающим представление о моей фигуре, осанке, походке, физиономии. Притом
эти службы прекрасно понимают, что человек, оказавшийся в моем положении,
первым делом позаботится об изменении внешности, так что мой комбинезон
едва ли помешает опознать меня.
Конечно, факт, что какой-то никому не ведомый иностранец застрелил
другого никому не ведомого иностранца, - настоящая находка для
журналистов, если не имеется более важных новостей, только вряд ли этот
факт расшевелит датскую полицию. И все-таки в первые дни по крайней мере
такие места, как вокзалы, аэродромы, причалы, вероятно, будут находиться
под пристальным наблюдением, и в отдельных кварталах Копенгагена, включая
сюда и пригороды, местные власти произведут обычные в подобных случаях
обследования.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78