Объяснения подкреплялись наглядными
примерами. Это дало мне возможность спокойно посидеть на диване у окна и
выкурить сигарету. Вполне спокойно - хотя восторженные возгласы Маргариты
предназначались главным образом мне.
Недовольная моим равнодушием, Маргарита решила во что бы то ни стало
и меня вовлечь в поток восторгов.
- Ты только посмотри, Эмиль, какое изумительное венецианское стекло!
А ты так часто ездишь за границу и никогда ничего не привезешь! -
обратилась она ко мне во время осмотра упомянутого гибрида
"библиотека-бар-витрина".
- Вы из министерства иностранных дел? - удивился Тодоров.
- Нет, - ответил я.
И так как Маргарита вдруг замолчала, он сразу догадался, из какого я
министерства. Затем мы снова вернулись к пьеске "Волшебный замок",
действие которой перенеслось уже в спальню, а там в кухню и даже ванную.
Конечно, без моего участия.
Маргарита была не настолько легкомысленной, чтобы умиляться при виде
какого-то холодильника. И если все же делала вид, что восхищена всем этим,
то лишь для того, чтобы досадить мне: "Погляди, мол, как люди живут!" Вот
что означал весь этот спектакль. В последнее время Маргарита не упускала
случая, чтобы дать понять, что мы не живем как надо. Другие люди как люди,
а мы...
Хочется заметить в свое оправдание, что даже в пору юности, когда
бываешь особенно нетерпим ко всякого рода условностям, даже и тогда я не
восставал против удобств, лишь бы эти удобства не вызывали массу
неудобств. Не отказывался я и от бытовой техники, полагая, что делать это
так же глупо, как и преклоняться перед нею. А Тодоров чуть ли не
боготворил бытовую технику - он демонстрировал свои холодильники и бойлеры
с такой любовью и гордостью, будто был обладателем сокровищ Лувра.
- Да, у вас не обстановка, а чудо, - сделала заключение Маргарита
после того, как экскурсия по квартире окончилась.
- Если человек не в состоянии справиться с устройством собственной
квартиры, как же ему тогда справляться с устройством общества! - скромно
заметил хозяин.
- Скажите об этом Эмилю.
- В сущности, ваша специальность - торговля, если не ошибаюсь... -
заметил я просто для того, чтобы уточнить, в каком именно секторе Тодоров
печется об устройстве общества.
Однако хозяин, явно задетый, истолковал мое замечание несколько
иначе.
- Но ведь без торговли общество...
- Оставьте! - прервала его Маргарита. - Эмиль презирает все
профессии, кроме своей собственной.
Быть может, в ту пору мне была свойственна некоторая самонадеянность,
но это не помешало мне почувствовать после реплики Маргариты, что я
начинаю сдавать позиции. Правда, я и не собирался участвовать в каком бы
то ни было состязании. Вступать в борьбу за женщину почти в одинаковой
мере унизительно и для тебя, и для женщины, которая должна потом послужить
вещественным вознаграждением победителю. Это напоминало мне сиротский дом,
где надзирательница иногда говорила: "Кто будет вести себя примерно,
получит на обед рисовую кашу с молоком".
- Я уважаю героические профессии, но считаю, что не только они
являются обладателями патента на героизм, - заявил Тодоров.
- Зря вы сердитесь, - успокаивал я его. - Я нисколько не претендую на
звание героя.
- Я неточно выразился. Мне хотелось сказать, что круг людей,
защищающих интересы родины, гораздо шире, чем вы думаете, и не
ограничивается только той областью, где вы служите.
- Совершенно верно, - кивнул я. - Если защита родины будет
ограничиваться лишь нашими служебными обязанностями, то родине не
позавидуешь.
Эта моя уступчивость приподняла настроение хозяина, и он стал
излагать свои мысли о значении торговли - внешней и внутренней - конечно,
в самых общих чертах. Вообще Тодоров говорил со мной добродушным и
чуть-чуть нравоучительным тоном, пытаясь втолковать мне, без особой
надежды на успех, некоторые азбучные истины.
- И все-таки внешняя торговля во многих отношениях заманчивей, -
осмелился я заметить.
Однако, учуяв грозящую опасность, Маргарита поспешила воскликнуть:
- Какое роскошное зеркало!..
- Особенно когда видишь в нем ваше отражение, - галантно добавил
хозяин.
Затем подали кофе и конфеты.
Шесть часов. Черно-белый пароход исторгает надрывный, решительный
рев, словно готовится пересечь океан, хотя рейс до Мальме длится не более
часа. Грохот машин становится сильней, и корабль медленно отделяется от
причала. Дороти стоит на палубе в очень красивом платье в белую и синюю
полоску. Разве мыслимо морское путешествие без такого платья? Она
вскидывает на прощание руку, и мы с Грейс отвечаем ей с берега тем же.
К счастью, пассажирский пароход быстро исчезает за товарными судами,
так что уставшие от махания руки теперь могут отдохнуть.
- Возьмем такси? - спрашиваю у секретарши, стоящей возле меня, как
истукан.
- Зачем? Мистер Сеймур живет совсем рядом.
Пройдя метров сто по набережной, сворачиваем на широкую тихую улицу.
На углу высится отель в современном стиле. На его фасаде, облицованном
гранитом, неоновая вывеска: "Кодан".
- До чего унылый вид... - произносит Грейс.
- Вы слишком нелестно отзываетесь о моем отеле.
Я действительно перекочевал сюда, притом всего час назад. Верно,
окрашенный масляной краской фасад отеля "Англетер" значительно эффектнее
этого. Но я не могу себе позволить идти на такие разорительные траты
только из-за степени белизны фасада и из-за стиля мебели.
- Я не про отель говорю, а про это вот здание, - уточняет женщина.
Возле самого отеля высится огромное складское помещение почти
зловещего вида - бесчисленные окна, закрытые ржавыми ставнями, мрачные
островерхие башни.
- До чего унылый вид... - повторяет Грейс.
- Никак не подозревал, что вы склонны придавать значение внешнему
виду.
Секретарша не отвечает, продолжая идти ровным, почти солдатским
шагом.
- Вот, например, ваш внешний вид и то, как вы держитесь, нисколько не
согласуются с вашим именем, - откровенно говорю я, ибо, насколько я знаю
английский, слово "грейс" значит "грация".
- Человек не сам себе выбирает имя. Имя вам навязывают родители, а
поведение обусловливает профессия, - сухо замечает женщина.
- Только ваше поведение более свойственно секретаршам, которым уже за
пятьдесят, стройным, как гладильная доска, и жалующимся на несварение
желудка.
Грейс молчит.
- Я даже подозреваю, что и эти вот ваши очки вам совершенно ни к
чему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
примерами. Это дало мне возможность спокойно посидеть на диване у окна и
выкурить сигарету. Вполне спокойно - хотя восторженные возгласы Маргариты
предназначались главным образом мне.
Недовольная моим равнодушием, Маргарита решила во что бы то ни стало
и меня вовлечь в поток восторгов.
- Ты только посмотри, Эмиль, какое изумительное венецианское стекло!
А ты так часто ездишь за границу и никогда ничего не привезешь! -
обратилась она ко мне во время осмотра упомянутого гибрида
"библиотека-бар-витрина".
- Вы из министерства иностранных дел? - удивился Тодоров.
- Нет, - ответил я.
И так как Маргарита вдруг замолчала, он сразу догадался, из какого я
министерства. Затем мы снова вернулись к пьеске "Волшебный замок",
действие которой перенеслось уже в спальню, а там в кухню и даже ванную.
Конечно, без моего участия.
Маргарита была не настолько легкомысленной, чтобы умиляться при виде
какого-то холодильника. И если все же делала вид, что восхищена всем этим,
то лишь для того, чтобы досадить мне: "Погляди, мол, как люди живут!" Вот
что означал весь этот спектакль. В последнее время Маргарита не упускала
случая, чтобы дать понять, что мы не живем как надо. Другие люди как люди,
а мы...
Хочется заметить в свое оправдание, что даже в пору юности, когда
бываешь особенно нетерпим ко всякого рода условностям, даже и тогда я не
восставал против удобств, лишь бы эти удобства не вызывали массу
неудобств. Не отказывался я и от бытовой техники, полагая, что делать это
так же глупо, как и преклоняться перед нею. А Тодоров чуть ли не
боготворил бытовую технику - он демонстрировал свои холодильники и бойлеры
с такой любовью и гордостью, будто был обладателем сокровищ Лувра.
- Да, у вас не обстановка, а чудо, - сделала заключение Маргарита
после того, как экскурсия по квартире окончилась.
- Если человек не в состоянии справиться с устройством собственной
квартиры, как же ему тогда справляться с устройством общества! - скромно
заметил хозяин.
- Скажите об этом Эмилю.
- В сущности, ваша специальность - торговля, если не ошибаюсь... -
заметил я просто для того, чтобы уточнить, в каком именно секторе Тодоров
печется об устройстве общества.
Однако хозяин, явно задетый, истолковал мое замечание несколько
иначе.
- Но ведь без торговли общество...
- Оставьте! - прервала его Маргарита. - Эмиль презирает все
профессии, кроме своей собственной.
Быть может, в ту пору мне была свойственна некоторая самонадеянность,
но это не помешало мне почувствовать после реплики Маргариты, что я
начинаю сдавать позиции. Правда, я и не собирался участвовать в каком бы
то ни было состязании. Вступать в борьбу за женщину почти в одинаковой
мере унизительно и для тебя, и для женщины, которая должна потом послужить
вещественным вознаграждением победителю. Это напоминало мне сиротский дом,
где надзирательница иногда говорила: "Кто будет вести себя примерно,
получит на обед рисовую кашу с молоком".
- Я уважаю героические профессии, но считаю, что не только они
являются обладателями патента на героизм, - заявил Тодоров.
- Зря вы сердитесь, - успокаивал я его. - Я нисколько не претендую на
звание героя.
- Я неточно выразился. Мне хотелось сказать, что круг людей,
защищающих интересы родины, гораздо шире, чем вы думаете, и не
ограничивается только той областью, где вы служите.
- Совершенно верно, - кивнул я. - Если защита родины будет
ограничиваться лишь нашими служебными обязанностями, то родине не
позавидуешь.
Эта моя уступчивость приподняла настроение хозяина, и он стал
излагать свои мысли о значении торговли - внешней и внутренней - конечно,
в самых общих чертах. Вообще Тодоров говорил со мной добродушным и
чуть-чуть нравоучительным тоном, пытаясь втолковать мне, без особой
надежды на успех, некоторые азбучные истины.
- И все-таки внешняя торговля во многих отношениях заманчивей, -
осмелился я заметить.
Однако, учуяв грозящую опасность, Маргарита поспешила воскликнуть:
- Какое роскошное зеркало!..
- Особенно когда видишь в нем ваше отражение, - галантно добавил
хозяин.
Затем подали кофе и конфеты.
Шесть часов. Черно-белый пароход исторгает надрывный, решительный
рев, словно готовится пересечь океан, хотя рейс до Мальме длится не более
часа. Грохот машин становится сильней, и корабль медленно отделяется от
причала. Дороти стоит на палубе в очень красивом платье в белую и синюю
полоску. Разве мыслимо морское путешествие без такого платья? Она
вскидывает на прощание руку, и мы с Грейс отвечаем ей с берега тем же.
К счастью, пассажирский пароход быстро исчезает за товарными судами,
так что уставшие от махания руки теперь могут отдохнуть.
- Возьмем такси? - спрашиваю у секретарши, стоящей возле меня, как
истукан.
- Зачем? Мистер Сеймур живет совсем рядом.
Пройдя метров сто по набережной, сворачиваем на широкую тихую улицу.
На углу высится отель в современном стиле. На его фасаде, облицованном
гранитом, неоновая вывеска: "Кодан".
- До чего унылый вид... - произносит Грейс.
- Вы слишком нелестно отзываетесь о моем отеле.
Я действительно перекочевал сюда, притом всего час назад. Верно,
окрашенный масляной краской фасад отеля "Англетер" значительно эффектнее
этого. Но я не могу себе позволить идти на такие разорительные траты
только из-за степени белизны фасада и из-за стиля мебели.
- Я не про отель говорю, а про это вот здание, - уточняет женщина.
Возле самого отеля высится огромное складское помещение почти
зловещего вида - бесчисленные окна, закрытые ржавыми ставнями, мрачные
островерхие башни.
- До чего унылый вид... - повторяет Грейс.
- Никак не подозревал, что вы склонны придавать значение внешнему
виду.
Секретарша не отвечает, продолжая идти ровным, почти солдатским
шагом.
- Вот, например, ваш внешний вид и то, как вы держитесь, нисколько не
согласуются с вашим именем, - откровенно говорю я, ибо, насколько я знаю
английский, слово "грейс" значит "грация".
- Человек не сам себе выбирает имя. Имя вам навязывают родители, а
поведение обусловливает профессия, - сухо замечает женщина.
- Только ваше поведение более свойственно секретаршам, которым уже за
пятьдесят, стройным, как гладильная доска, и жалующимся на несварение
желудка.
Грейс молчит.
- Я даже подозреваю, что и эти вот ваши очки вам совершенно ни к
чему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78