Красота, верно, несколько холодная
и хмурая: серые, устало прищуренные глаза, тонкие насмешливые губы,
каштановые волосы, падающие на изборожденный морщинами лоб; прямая линия
его римского носа как бы подчеркивает некую непреклонность его характера.
Сеймур вынимает ложечку из чашки, затем сигарету изо рта, делает
небольшой глоток кофе и спрашивает:
- Утомил вас Парино своим докладом? Чтобы его слушать, надо иметь
терпение.
- Меня сейчас изводит жуткая головная боль - тоже требуется терпение.
- Эта глупая манера щеголять эрудицией и у меня вызывает головную
боль, - кивает мой собеседник, видимо не поняв, что я имею в виду.
Загнав сигарету в правый угол рта, Сеймур продолжает:
- Особенно обидно людям вроде вас: проделать такой путь ради того,
чтобы слушать всякий вздор...
- Очевидно, это относится и к вам: ведь Америка еще дальше.
- О, я сочетаю служебные обязанности с отдыхом: летом в Дании
приятная прохлада, а чтобы не скучать, я понемногу работаю - пишу свой
научный труд. Знаете, здешняя библиотека...
- Да, да, - говорю. - Огромное богатство! Сто двадцать пять миллионов
томов. В сущности, я тоже приехал сюда, чтобы поработать.
- А, это другое дело, - соглашается Сеймур и снова вынимает изо рта
сигарету, чтобы отпить глоток кофе.
Затем он бросает почти безо всякой связи:
- Не припоминаю, встречал ли я вас на прежних конгрессах.
- Я еще не дорос до того ранга, который позволяет участвовать в
конгрессах. Меня послали на специализацию, и я лишь пользуюсь случаем...
- А, это другое дело, - повторяет мой собеседник и загоняет сигарету
в угол рта.
Пока мы беседуем, из зала выходит новый дезертир, на сей раз женского
пола, и устремляется к бару. Если не ошибаюсь, этот мне тоже знаком:
передо мной та самая дама в черном и с мрачным лицом, что на приеме
говорила с Дороти. Взяв кофе, женщина идет к нам. Она и сейчас в черном
костюме, а выражение лица такое, будто она несет не чашку кофе, а останки
дорогого покойника.
- Моя секретарша, мисс Грейс Мартин, - представляет ее Сеймур.
Мисс Грейс машинально сует мне руку, потом бросает равнодушный взгляд
на табличку на отвороте моего пиджака и изрекает невыразительным голосом:
- Болгария... Вы беседуете со своим противником, мистер Сеймур?
- А почему бы и нет? - небрежно отвечает тот. - Лучше иметь дело с
интересным противником, чем с каким-нибудь недалеким человеком, который
станет досаждать мне своими неумными рассуждениями. В конце концов, истина
рождается только в споре с противником.
Женщина садится рядом со своим шефом и, закурив сигарету, принимается
за кофе. Мы для нее как будто не существуем. Она гораздо моложе Дороти, но
состязаться с журналисткой ей трудно. Она кажется такой же бесцветной, как
и ее голос, и пока что я мог бы дать ей единственную характеристику:
полнейший антипод Дороти. Вместо обаятельной непосредственности - холодная
замкнутость, вместо женственности - почти мужская твердость и мальчишеская
угловатость, усугубляемая резкостью движений. Вместо элегантного платья -
одежда аскета, очки, черные волосы, собранные в пучок, как у старой девы,
и черные туфли на низком каблуке. Бр-р-р! Даже оторопь берет.
- Вы очень разумно поступили, воспользовавшись возможностью попасть
на этот симпозиум, - назидательным тоном говорит Сеймур. - Это навсегда
отобьет у вас охоту участвовать в подобных сборищах.
Я слушаю безо всяких выражений в расчете на то, что за этим последует
что-то еще, и незаметно наблюдаю за секретаршей-аскетом.
- Две трети из тех вон, - Сеймур небрежно машет рукой в сторону зала,
- пустоголовые социологи, а остальные - разведчики. Плохо то, что трибуна
предоставляется именно социологам, вместо того чтобы дать слово
разведчикам, которые наверняка рассказали бы что-нибудь интересное.
- Вы, очевидно, предпочли бы побывать на международном симпозиуме по
проблемам шпионажа, - вставляю я для красного словца.
- Пустая затея, - не поднимая головы, подает голос Грейс. - Все бы
начали врать бессовестнейшим образом.
- Иной раз в потоке вранья попадаются дельные мысли, - возражает
Сеймур. - Да, конечно, симпозиум по шпионажу был бы куда интересней. Не
так ли, мистер Коев?
В обед, уходя с симпозиума, я снова сталкиваюсь в холле с господами
Хиггинсом и Берри, но они лишь кивают мне на ходу. А когда вскоре после
этого я встречаюсь с Дороти, наш разговор ограничивается тем, что я ее
благодарю и в ответ слышу одну короткую фразу: "Ради бога, не стоит".
После этого и в самом деле можно подумать, что вчерашняя попойка была
чисто случайной - явление, обычное для подобных конгрессов, - и что
некоторые реплики, вызывавшие подозрение, не что иное, как бравада пьяных
хвастунов.
Однако, шагая по запруженным улицам Копенгагена, я думаю не столько о
своих коллегах-наблюдателях, сколько о том, что сегодня вторник. Сегодня
вторник, а это означает, что человек в клетчатой кепке и с дорожной сумкой
авиакомпании САС точно в семь часов вечера будет ждать меня у входа в
"Тиволи".
У нас говорят, будто семь - плохое число, а вторник - тяжелый день.
Если судить по создавшейся ситуации, то в это нетрудно поверить. Шагая по
Вестерброгаде, я убеждаюсь, что за мною продолжают следить. У меня нет
никаких оснований полагать, что к вечеру слежка прекратится, не ведь
встреча у "Тиволи" должна состояться, если не ради чего-то другого, то по
крайней мере для того, чтобы в Центе знали, что Эмиль Боев действительно
находится там, куда его послали, хотя и пребывает в состоянии полного
паралича.
С Вестерброгаде сворачиваю направо и в пределах видимости обнаруживаю
нечто знакомое. Нечто очень знакомое, если вспомнить, что всего лишь
неделю назад я видел эту панораму Золотых песков, притом не на рекламной
афише, а в натуре. Афиша находится в небольшой витрине, а над витриной
красуется надпись: "Балкантурист". В глубине помещения сидят в креслах
двое мужчин и беседуют, а несколько ближе к витрине, облокотившись на
письменный стол, сидит девушка и что-то пишет. Мужчины, должно быть,
болгары, а уж девушка, судя по ее лицу, наверняка болгарка, хотя за женщин
ручаться никак нельзя.
"Ну хорошо, болгары, так что из этого?" - размышляю я, проходя мимо
витрины, не замедляя шага. У меня в ушах звучит знакомый голос генерала:
"Никаких контактов ни при каких обстоятельствах..."
Снова сворачиваю направо в переулок и медленно бреду дальше - ни дать
ни взять турист, занятый изучением города. Человек, идущий метрах в
пятидесяти позади меня, тоже делает вид, будто вышел на прогулку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
и хмурая: серые, устало прищуренные глаза, тонкие насмешливые губы,
каштановые волосы, падающие на изборожденный морщинами лоб; прямая линия
его римского носа как бы подчеркивает некую непреклонность его характера.
Сеймур вынимает ложечку из чашки, затем сигарету изо рта, делает
небольшой глоток кофе и спрашивает:
- Утомил вас Парино своим докладом? Чтобы его слушать, надо иметь
терпение.
- Меня сейчас изводит жуткая головная боль - тоже требуется терпение.
- Эта глупая манера щеголять эрудицией и у меня вызывает головную
боль, - кивает мой собеседник, видимо не поняв, что я имею в виду.
Загнав сигарету в правый угол рта, Сеймур продолжает:
- Особенно обидно людям вроде вас: проделать такой путь ради того,
чтобы слушать всякий вздор...
- Очевидно, это относится и к вам: ведь Америка еще дальше.
- О, я сочетаю служебные обязанности с отдыхом: летом в Дании
приятная прохлада, а чтобы не скучать, я понемногу работаю - пишу свой
научный труд. Знаете, здешняя библиотека...
- Да, да, - говорю. - Огромное богатство! Сто двадцать пять миллионов
томов. В сущности, я тоже приехал сюда, чтобы поработать.
- А, это другое дело, - соглашается Сеймур и снова вынимает изо рта
сигарету, чтобы отпить глоток кофе.
Затем он бросает почти безо всякой связи:
- Не припоминаю, встречал ли я вас на прежних конгрессах.
- Я еще не дорос до того ранга, который позволяет участвовать в
конгрессах. Меня послали на специализацию, и я лишь пользуюсь случаем...
- А, это другое дело, - повторяет мой собеседник и загоняет сигарету
в угол рта.
Пока мы беседуем, из зала выходит новый дезертир, на сей раз женского
пола, и устремляется к бару. Если не ошибаюсь, этот мне тоже знаком:
передо мной та самая дама в черном и с мрачным лицом, что на приеме
говорила с Дороти. Взяв кофе, женщина идет к нам. Она и сейчас в черном
костюме, а выражение лица такое, будто она несет не чашку кофе, а останки
дорогого покойника.
- Моя секретарша, мисс Грейс Мартин, - представляет ее Сеймур.
Мисс Грейс машинально сует мне руку, потом бросает равнодушный взгляд
на табличку на отвороте моего пиджака и изрекает невыразительным голосом:
- Болгария... Вы беседуете со своим противником, мистер Сеймур?
- А почему бы и нет? - небрежно отвечает тот. - Лучше иметь дело с
интересным противником, чем с каким-нибудь недалеким человеком, который
станет досаждать мне своими неумными рассуждениями. В конце концов, истина
рождается только в споре с противником.
Женщина садится рядом со своим шефом и, закурив сигарету, принимается
за кофе. Мы для нее как будто не существуем. Она гораздо моложе Дороти, но
состязаться с журналисткой ей трудно. Она кажется такой же бесцветной, как
и ее голос, и пока что я мог бы дать ей единственную характеристику:
полнейший антипод Дороти. Вместо обаятельной непосредственности - холодная
замкнутость, вместо женственности - почти мужская твердость и мальчишеская
угловатость, усугубляемая резкостью движений. Вместо элегантного платья -
одежда аскета, очки, черные волосы, собранные в пучок, как у старой девы,
и черные туфли на низком каблуке. Бр-р-р! Даже оторопь берет.
- Вы очень разумно поступили, воспользовавшись возможностью попасть
на этот симпозиум, - назидательным тоном говорит Сеймур. - Это навсегда
отобьет у вас охоту участвовать в подобных сборищах.
Я слушаю безо всяких выражений в расчете на то, что за этим последует
что-то еще, и незаметно наблюдаю за секретаршей-аскетом.
- Две трети из тех вон, - Сеймур небрежно машет рукой в сторону зала,
- пустоголовые социологи, а остальные - разведчики. Плохо то, что трибуна
предоставляется именно социологам, вместо того чтобы дать слово
разведчикам, которые наверняка рассказали бы что-нибудь интересное.
- Вы, очевидно, предпочли бы побывать на международном симпозиуме по
проблемам шпионажа, - вставляю я для красного словца.
- Пустая затея, - не поднимая головы, подает голос Грейс. - Все бы
начали врать бессовестнейшим образом.
- Иной раз в потоке вранья попадаются дельные мысли, - возражает
Сеймур. - Да, конечно, симпозиум по шпионажу был бы куда интересней. Не
так ли, мистер Коев?
В обед, уходя с симпозиума, я снова сталкиваюсь в холле с господами
Хиггинсом и Берри, но они лишь кивают мне на ходу. А когда вскоре после
этого я встречаюсь с Дороти, наш разговор ограничивается тем, что я ее
благодарю и в ответ слышу одну короткую фразу: "Ради бога, не стоит".
После этого и в самом деле можно подумать, что вчерашняя попойка была
чисто случайной - явление, обычное для подобных конгрессов, - и что
некоторые реплики, вызывавшие подозрение, не что иное, как бравада пьяных
хвастунов.
Однако, шагая по запруженным улицам Копенгагена, я думаю не столько о
своих коллегах-наблюдателях, сколько о том, что сегодня вторник. Сегодня
вторник, а это означает, что человек в клетчатой кепке и с дорожной сумкой
авиакомпании САС точно в семь часов вечера будет ждать меня у входа в
"Тиволи".
У нас говорят, будто семь - плохое число, а вторник - тяжелый день.
Если судить по создавшейся ситуации, то в это нетрудно поверить. Шагая по
Вестерброгаде, я убеждаюсь, что за мною продолжают следить. У меня нет
никаких оснований полагать, что к вечеру слежка прекратится, не ведь
встреча у "Тиволи" должна состояться, если не ради чего-то другого, то по
крайней мере для того, чтобы в Центе знали, что Эмиль Боев действительно
находится там, куда его послали, хотя и пребывает в состоянии полного
паралича.
С Вестерброгаде сворачиваю направо и в пределах видимости обнаруживаю
нечто знакомое. Нечто очень знакомое, если вспомнить, что всего лишь
неделю назад я видел эту панораму Золотых песков, притом не на рекламной
афише, а в натуре. Афиша находится в небольшой витрине, а над витриной
красуется надпись: "Балкантурист". В глубине помещения сидят в креслах
двое мужчин и беседуют, а несколько ближе к витрине, облокотившись на
письменный стол, сидит девушка и что-то пишет. Мужчины, должно быть,
болгары, а уж девушка, судя по ее лицу, наверняка болгарка, хотя за женщин
ручаться никак нельзя.
"Ну хорошо, болгары, так что из этого?" - размышляю я, проходя мимо
витрины, не замедляя шага. У меня в ушах звучит знакомый голос генерала:
"Никаких контактов ни при каких обстоятельствах..."
Снова сворачиваю направо в переулок и медленно бреду дальше - ни дать
ни взять турист, занятый изучением города. Человек, идущий метрах в
пятидесяти позади меня, тоже делает вид, будто вышел на прогулку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78