Мы
поставим перед вами определенные вопросы, на которые будьте добры дать
точные и исчерпывающие ответы. Искренность - это и будет скромная цена за
большую услугу. Так что воспользуйтесь тем небольшим временем, что
осталось до следующей станции, чтобы сделать свободный выбор: либо служба
у нас, либо пожизненное тюремное заключение, которое вам предложат датские
власти, разумеется, если они не поставят вас к стенке".
Это, конечно, был шантаж, но что я мог поделать? Противиться? Тянуть?
Я так и делал. Противился и тянул до самого Редби. Доказывал им, что я не
виновен, будто они сами этого не знали. Говорил, что я не тот, за кого они
меня принимают, и что никаких сведений я дать не в состоянии.
Изворачивался, как только мог, но что было делать, раз они схватили меня
за жабры и сила была на их стороне?
"Нам хорошо известно, кто вы такой, герр Тодоров, - без конца
повторял он. - И не беспокойтесь: мы не станем требовать, чтобы вы
говорили больше того, что знаете. Мы проявим к вам большую щедрость, чем
та, которую вы проявили к бедному Соколову".
Когда мы прибыли в Редби, он, показывая мне на полицейских, стоящих
на перроне, говорит: "Время для размышления истекло, герр Тодоров. У вас
остается одна минута: либо вы принимаете предложение, либо вы его
отклоняете". Что мне было делать? Принять? Я подумал: а что случится, если
я приму его предложение? - прерывает сосед свой рассказ в самый
ответственный момент.
- Оставьте пока свои размышления, - говорю я. - Придерживайтесь
фактов.
- Факты таковы, что я согласился.
- Согласились на что?
- Согласился стать предателем. Но ведь это же совсем пустячная
история, товарищ Боев...
- Ш-ш-ш!
- Совсем пустячная история; ну скажите, кого и как я могу предать,
когда я ничего не знаю, когда я не в курсе дела, вы же прекрасно знаете,
что я не в курсе дела...
Он замолкает на минуту как бы для того, чтобы лучше видеть, как я
закуриваю одной рукой. Потом снова возвращается к своей "пустячной"
истории.
- Допрос начался уже на обратном пути из Редби в Копенгаген, потому
что мы тут же пересели на другой поезд и поехали обратно. А потом
продолжался уже здесь, и не час и не два, а три дня подряд, пока всю душу
из меня не вынули. И чем дольше длился допрос, тем мне становилось яснее,
что они разочарованы, что после всех этих вопросов и ответов они сами
начинают понимать, что я совсем не тот человек, какой им нужен.
- Кто именно тебя допрашивал?
- Да тот, из поезда, Джонсоном его звали, он у них главный, и другой,
худой такой, низенького роста, по имени Стюарт.
- Расскажи толком, какие они из себя, эти типы?
Тодоров пытается удовлетворить мое любопытство, однако его описание
до того скупо и бледно, что невольно напрашивается вывод: дар
наблюдательности у этого человека начисто отсутствует. Можно было бы
подумать, что он уклоняется, не желает давать точных показаний, если бы я
не знал, что именно ложные показания обычно изобилуют множеством деталей,
отличаются крайней обстоятельностью. Во всяком случае, даже эти скудные
данные о Стюарте и Джонсоне в достаточной мере убеждают меня в том, что ни
тот ни другой не относятся к числу моих американских знакомых.
- Что они спрашивали про Соколова?
- Все, что приходило им в голову...
- А что ты отвечал?
- Тут я их околпачил! - В словах Тодорова звучат нескрываемые нотки
самодовольства. - Это был единственный вопрос, которым они могли что-то
выудить из меня, но я их околпачил. Сказал им, что Соколов подрядился
сообщать нам сведения о деятельности и планах эмиграции в ФРГ, что я ему
вручил лишь аванс за его услуги, что сведения должны были поступать через
его брата в зашифрованном виде. А о микропленке даже словом не
обмолвился...
- Понятно. Чтобы не дать им материала против себя.
- Верно, и это я имел в виду, - отвечает Тодоров после короткой
паузы. - История с ножом придумана, а что касается микропленки, то тут все
верно, и мне не хотелось давать им в руки еще одно оружие, чтобы они
добили им меня, когда захотят. Но главное соображение состояло не в этом,
товарищ...
- Ш-ш-ш! Что я тебе сказал?
- Главное соображение состояло в том, что отдать им пленку, когда
наша страна так нуждается в этих сведениях, значит взять грех на душу... Я
знал, что в один прекрасный день вы придете, и эта пленка...
- ...окажется крайне полезной, чтобы искупить преступление, -
заканчиваю я фразу Тодорова.
- Да что это за преступление? Вы сами видите, что никакого
преступления тут нет, что я перед вами как на духу...
- А триста тысяч, предназначавшиеся фирме "Универсаль", те, что ты
прикарманил?
Тодоров молчит.
- Что? Язык отнялся?
- Просто я попал в безвыходное положение, - бормочет мой собеседник.
- Попал в безвыходное положение, товарищ... извините, все забываю, что не
должен называть вас по... Я не оправдал их ожиданий, и они бросили меня на
произвол судьбы... Вернее, дали мне тут, в представительстве "Форда",
жалкую курьерскую должность, лишь бы с голоду не помер... И я, поскольку
положение было безвыходное...
- Не доводи меня до слез, - бросаю я. - И прежде чем врать, думай как
следует. В Редби первым утренним поездом ты не ездил. Либо ты вообще не
ездил туда, либо ездил позже, потому что, прежде чем сесть на поезд, ты
дождался, пока откроются банки, и сделал вклад на свое имя, а потом отбыл
в "Универсаль" и устно аннулировал сделку, чтобы фирма случайно не
связалась с торговым представительством и не стали спрашивать, в чем дело,
и чтобы твоя афера не раскрылась раньше, чем ты успеешь замести следы...
- Нет, это не так, уверяю вас...
- Слушай, Тодоров, ты отменил сделку уже на следующий день после
того, как была достигнута договоренность!
- Я боялся...
- И со страха ты прикарманил триста тысяч. Чего же ты так боялся?
- Ведь я же сказал: за мной следили.
- А прежде никогда не случалось, чтобы за тобой следили?
- Случалось... Но в этот раз...
- Тодоров!.
Призыв звучит вполголоса, но довольно внушительно.
- В сущности, Джонсон посетил меня в отеле еще вечером, после того
как мы расстались с Соколовым. И вначале никаких угроз не было, одни
только обещания. Обещали много. Однако я не дал согласия, и тогда они
стали меня шантажировать этим убийством, а все остальное было точно так,
как я рассказал, кроме этой истории с деньгами, но я очень перетрусил и
действительно на другой же день аннулировал сделку и, прежде чем сесть на
поезд, отнес деньги в банк, потому что мне предстояло целые сутки ехать по
дорогам ФРГ, а в дороге все могло случиться, и потом я не сомневался, что
Джонсон, раз уж он ко мне прилип, так просто не оставит меня, поэтому я
решил на всякий случай.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78