Если так, это ему не удалось.
Первые секунды, когда ранцевый брат перехватил управление, были
просто ужасны. Сначала он застыл по стойке смирно, не мог
пошевелиться, не мог даже слова выговорить. В черном небе над
головой вспыхивало сияние, почва вокруг дрожала, как раскаленный
песок в пустыне, перед глазами мелькали призрачные изображения. Он
не мог поверить в то, что ему диктовали собственные чувства, и не
мог пошевелить даже пальцем. Затем он почувствовал, как его руки
тянутся за спину, нащупывают кронштейны, на которых к лопаткам
крепились крылья, тянутся дальше, к кабелям, идущим от батарей. Еще
одна замороженная пауза. Потом снова руки, нащупывают разъемы на
корпусе компьютера. Он знал достаточно, чтобы сообразить - компьютер
проверяет себя, он не знал только, что ищет компьютер, или что он
сделает, когда найдет неисправность. Снова пауза. Затем он
почувствовал, как его пальцы углубились в разъемы для кабелей
перезарядки...
Его тряхнула жесточайшая боль, страшнее любой головной боли, как
инсульт или удар дубиной. Она продолжалась лишь мгновение и исчезла,
бесследно, как далекая зарница. Он никогда не чувствовал такого
раньше. Он чувствовал, что его пальцы аккуратно и очень умело
скребут по разъемам. Еще один мгновенный всплеск боли, вероятно,
пальцы что-то закоротили.
Затем он почувствовал, как закрывает клапан, и вспомнил, что забыл
сделать это, когда заряжался у купола.
А потом, после очередной полной остановки, он медленно и осторожно
начал двигаться в сторону купола.
Он понятия не имел, сколько времени он вот так шагает. В какой-то
момент восприятие времени замедлилось, но он даже не мог сказать,
когда это случилось. Все его чувства постоянно перехватывались и
корректировались. Он понимал это, потому что хорошо знал район,
который сейчас пересекал. На самом деле вокруг сейчас должна быть
почти полная темнота, без всяких очертаний, а не мягко подсвеченная
цветная картинка. Но он не мог ничего с этим сделать. Он не мог даже
изменить направление взгляда. С размеренностью маятника его взгляд
скользил по сторонам, иногда поднимаясь, чтобы взглянуть на небо,
или даже назад, а все остальное время он, не отрываясь, смотрел на
дорогу перед собой, видя все окружающее лишь периферийным зрением.
Его ноги переступали с пятки на носок, с пятки на носок - как
быстро? Сотня шагов в минуту? Может быть. Ему пришло в голову хоть
как-то следить за временем, наблюдая за подъемом звезд над
горизонтом. Считать свои шаги было нетрудно, и нетрудно было на
глазок отмечать, когда звезды, вышедшие над горизонтом, поднимутся
на четыре - пять градусов (на это уйдет минут десять). Невозможно
было только сосредоточиться на этом достаточно долго, чтобы
получился значащий результат. Не говоря уже о том, что его взгляд то
и дело без всякого предупреждения отрывался от горизонта.
Он был пленником своего заплечного брата, подчиненным его воле,
обманутым его иллюзиями, и очень, очень боялся.
Что могло произойти? Почему он мерзнет, когда в нем почти не
осталось ничего, что могло бы физически ощущать холод? А он мерз, он
с тоской ждал восхода солнца, с надеждой мечтал о том, как окунется
в микроволновое излучение с Деймоса. С огромным трудом Роджер
попытался сложить все вместе. Он мерзнет. Ему нужна энергия: вот как
надо понимать это ощущение. Но зачем ему энергия, если он полностью
зарядил батареи? Он отбросил этот вопрос, потому что не знал, как на
него ответить, но предположение казалось весьма вероятным. Это
объясняло экономичный режим передвижения: такая ходьба была
медленнее, чем привычный бег, но с точки зрения затрат энергии
гораздо эффективнее. Возможно, это объясняло даже сбои в его
системах восприятия. Если ранцевый брат раньше его обнаружил
недостаток энергии, естественно, что он будет расходовать
драгоценные запасы только на самое необходимое. Или на то, что
компьютер считает самым необходимым: передвижение, обогрев
органических частей Роджера, собственные процедуры обработки
информации и управления. К которым Роджер, увы, не имел доступа.
По крайней мере, подумал он, основной задачей ранцевого компьютера
было самосохранение, а значит, и поддержание жизни в органической
части Роджера Торравэя. Компьютер мог лишить энергии те системы,
которые не давали ему свихнуться: отключить систему связи, вмешаться
в системы восприятия. Но зато он наверняка доберется до посадочного
модуля живым.
В худшем случае сумасшедшим.
Он уже прошел больше, чем полпути назад, это точно. И пока еще был
в своем уме. Сохранить рассудок значило не беспокоиться. Чтобы не
беспокоиться, нужно было думать о посторонних вещах. Он представил
себе Сьюли Карпентер. Жизнерадостный блеск, от которого его отделяют
лишь несколько дней. Интересно, она всерьез говорила о том, что
останется на Марсе? Интересно, всерьез ли он сам решился на это.
Потом он стал вспоминать замечательные блюда, которые ему доводилось
пробовать: зеленые, как шпинат, спагетти со сливочным соусом в
Сирмионе, над искристыми прозрачными водами озера Гарда, мясо по
рецепту из Кобе, которое подавали в Нагое, жгучее, как огонь, чили в
Матаморосе. Вспомнил о своей гитаре, решил, что по возвращении
вытащит ее и поиграет. Под куполом слишком влажный воздух, и это не
пойдет инструменту на пользу; в посадочном аппарате Роджеру сидеть
не хотелось, а под открытым небом гитара зазвучит слишком
непривычно, потому что звук будет доходить только через кости. Но
все равно. Он повторил про себя расстановку пальцев в аккордах,
обращения в септиму, минор. Представил себе, как его пальцы
прижимают струны, играя вступление к "Зеленым Рукавам": ми-минор,
ре, до, си-септаккорд, промурлыкал несколько тактов про себя. Сьюли
с радостью споет под его гитару, подумал он. И холодная марсианская
ночь пробежит...
Роджер вздрогнул, приходя в себя.
Марсианская ночь бежала уже далеко не так быстро.
Субъективно ему показалось, что он замедлил шаги, переходя от
стремительного бега к скорой ходьбе, но он догадывался, что походка
не меняется, это его восприятие времени возвращается к нормальному,
может быть, даже медленнее обычного, потому что он шагал уже
медленными размеренными шагами.
Что случилось?
Впереди что-то двигалось. По крайней мере в километре. И очень
яркое.
Он никак не мог разглядеть, что это.
Дракон?
Кажется, он скачет прямо ему навстречу, испуская длинные языки
пламени - света?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67