А если кто из них и решал попытать счастья на военной или государственной службе, то вскоре с трогательной скромностью уступал дорогу другим. Никто не помнит также, чтобы Кремеры очень упорно стремились занимать почетные должности в дворянском земельном управлении, а тем более — завоевывать известность в области науки или искусства. Но если вдруг в семье, в которой вот уже несколько поколений не было ни одного отпрыска, воплотившего бы, так сказать, гений рода Кремеров в его концентрированном виде: ни одного фельдмаршала, министра, губернатора, боевого генерала, даже ни одного предводителя дворянства,— если вдруг в этой семье появляется дитя, которому с такой ясностью предначертан путь в высшие сферы, то, боже мой,— почему бы нет! И этот Кремер стал дипломатом.
Однако вскоре выяснилось, что лестницу, ведущую из министерских канцелярий через всякие консульства и посольства к желанным высотам, требуется покрывать куда более толстым слоем золота, чем предполагала провинциальная сяргверская родня. Посол и министр вечно плакался на то, что у него мало денег и что это вредит его карьере. Когда же он все-таки дослужился до поста атташе в Лондоне, жалобы на недостаток средств стали особенно горестными, несмотря на довольно удачную в финансовом отношении женитьбу. Родители и ближайшие родственники совершали чудеса самопожертвования, под имения Сяргвере и Мяэкюла подводились в кредитной кассе все новые и новые подкопы, однако, по мнению лондонского дипломата, поддержка была все же недостаточной. Так он и остался в должности атташе. Но вот однажды за карточным столом в клубе тори, близком к королевскому двору, с Гетцом фон Кремером случилось под влиянием денежных затруднений нечто такое, о чем семейная хроника умалчивает и что положило конец его дипломатической карьере. Да и судя по слухам, дипломат вообще в течение всей службы оставался ревностным почитателем «чертовой библии» — увлечения своих детских лет.
В какой мере ущерб, нанесенный поместьям Сяргвере и Мяэкюла, отразился на семейном положении нынешних Кремеров и в какой мере сказались здесь их личные склонности,— постороннему человеку установить трудно. Можно предполагать, что и самим Кремерам это не вполне ясно. Поэтому приходится довольствоваться одним лишь голым фактом: из шестерых Кремеров, совладельцев этих имений, никто не состоит в браке. Веек их — три сестры и три брата. Ульриха питает маленькая Мяэкюла, а все остальные присосались к вымени Сяргвере, хотя номинально владельцем поместья является старший из братьев, Адальберт. Живут Кремеры скромно, почти по-мещански, и все же тех благ, какие дает это довольно большое и щедрое вымя, явно не хватает. Настолько не хватает, что Генрих фон Кремер, младший из братьев, вынужден пополнять свои доходы меркантильной службой по найму — он работает в городе, в дворянском обществе взаимного кредита. Без жалованья вряд ли смог бы удовлетворять свои давнишние прихоти: коллекционировать редкостные мундштуки, пепельницы, кольца для салфеток и перочинные ножи, а также держать вместо дешевой женской прислуги красавчика камердинера.
Совершая утренние прогулки, мяэкюльский помещик строго придерживается своего неизменного принципа — избегать всего, что грозит нарушить спокойное, нормальное кровообращение. Господин фон Кремер хочет жить долго, а один из его сердечных клапанов, к сожалению, небезупречен. Поэтому он шествует медленно и плавно, старательно избегая людей, которые могли бы его рассердим», главным образом управляющего: господин фон Кремер свалил на него все хозяйственные заботы, и теперь по лицу этого молчаливого человека всегда можно прочесть, сколько требуется новых плугов, борон, повозок п всякого другого, еще более дорогостоящего инвентаря. Чтобы удержаться от курения, запрещенного ему врачами, Ульрих фон Кремер грызет сухую булку, которую перед уходом всегда сует в задний карман сюртука. И мысли свои он старается направить на что-нибудь мирное, радостное и безоблачное, главным образом на Сяргвере. Зимой он живет там вместе с братьями и сестрами, летом навещает их каждое воскресенье, брат Генрих тоже всегда проводит с ними свободные дни,— и в Сяргвере для Ульриха фбн Кремера заключен весь его мир.
Правда, никак не скажешь, что в этом мире шесть умов живут в единомыслии и шесть сердец бьются в унисон. Тут происходит деление на партии и завязывается упорная борьба даже по таким вопросам, от которых не зависят ни судьбы Европы, ни будущее самого семейства. Например: отчего у сестрицы Якобины забродило варенье — оттого ли, что сахару положили мало, или оттого, что его не так хранили; сколько на одного петуха должно приходиться кур, чтобы они исправно неслись; можно ли мыть кошку мылом и горячей водой, так же как собаку. Партий возникает от двух до шести — смотря по тому, появляются в порядке дня новые пункты,— и сражение заканчивается обычно тем, что на поле боя не остается ни одного бойца: спорщики один за другим вскакивают из-за стола и скрываются в своих комнатах. Просидев там некоторое время — от одного часа до двух суток, в зависимости от темперамента, они поодиночке появляются снова, с оливковой ветвью в руках.
Но к таким встряскам сердечный клапан Ульриха фон Кремера давно приспособился. Настолько приспособился, что для него, безусловно, было бы вреднее их лишиться. Ульриху эти маленькие волнения куда приятнее, чем то чувство, которое он испытывает, если больше педели не навещает Сяргвере. Это беспокойное, сверлящее чувство иногда даже вызывает слезы на глазах, особенно по вечерам, когда вокруг становится тихо и темные тени властно подступают к самым окнам. В таких случаях старый барин становится сентиментальным, он даже впадает в глубокую тоску.
Во время своих утренних прогулок господин фон Кре-мер, выйдя за ворота и достигнув развилки дорог около кузницы, выбирает обычно самый длинный путь, ведущий на подмызок. Эта дорога, неровная, ухабистая, как и все дороги в Мяэкюле, усеянная камнями и покрытая глиной, тянется вдоль склона холма через молодые рощицы. Кое-где в просветах между ними открываются на скате холма и в низинах помещичьи гшвы. Потом идет редкий сосняк с песчаной почвой, и, наконец, выходишь к под-мызку. Он стоит на голом пригорке, обращенном одной стороной к торфяному болоту, другой — к деревушке и одиноким хибаркам, разбросанным среди полей и пастбищ.
По дороге господин фон Кремер часто останавливается отдохнуть. Он присаживается на кочку или ложится па траву, вытягивает ноги, помахивает палкой, что-то бормочет, благодушно позевывает и радуется сознанию того, что он живет, что он существует. И не просто существует, а существует как владелец имения Мяэкюла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
Однако вскоре выяснилось, что лестницу, ведущую из министерских канцелярий через всякие консульства и посольства к желанным высотам, требуется покрывать куда более толстым слоем золота, чем предполагала провинциальная сяргверская родня. Посол и министр вечно плакался на то, что у него мало денег и что это вредит его карьере. Когда же он все-таки дослужился до поста атташе в Лондоне, жалобы на недостаток средств стали особенно горестными, несмотря на довольно удачную в финансовом отношении женитьбу. Родители и ближайшие родственники совершали чудеса самопожертвования, под имения Сяргвере и Мяэкюла подводились в кредитной кассе все новые и новые подкопы, однако, по мнению лондонского дипломата, поддержка была все же недостаточной. Так он и остался в должности атташе. Но вот однажды за карточным столом в клубе тори, близком к королевскому двору, с Гетцом фон Кремером случилось под влиянием денежных затруднений нечто такое, о чем семейная хроника умалчивает и что положило конец его дипломатической карьере. Да и судя по слухам, дипломат вообще в течение всей службы оставался ревностным почитателем «чертовой библии» — увлечения своих детских лет.
В какой мере ущерб, нанесенный поместьям Сяргвере и Мяэкюла, отразился на семейном положении нынешних Кремеров и в какой мере сказались здесь их личные склонности,— постороннему человеку установить трудно. Можно предполагать, что и самим Кремерам это не вполне ясно. Поэтому приходится довольствоваться одним лишь голым фактом: из шестерых Кремеров, совладельцев этих имений, никто не состоит в браке. Веек их — три сестры и три брата. Ульриха питает маленькая Мяэкюла, а все остальные присосались к вымени Сяргвере, хотя номинально владельцем поместья является старший из братьев, Адальберт. Живут Кремеры скромно, почти по-мещански, и все же тех благ, какие дает это довольно большое и щедрое вымя, явно не хватает. Настолько не хватает, что Генрих фон Кремер, младший из братьев, вынужден пополнять свои доходы меркантильной службой по найму — он работает в городе, в дворянском обществе взаимного кредита. Без жалованья вряд ли смог бы удовлетворять свои давнишние прихоти: коллекционировать редкостные мундштуки, пепельницы, кольца для салфеток и перочинные ножи, а также держать вместо дешевой женской прислуги красавчика камердинера.
Совершая утренние прогулки, мяэкюльский помещик строго придерживается своего неизменного принципа — избегать всего, что грозит нарушить спокойное, нормальное кровообращение. Господин фон Кремер хочет жить долго, а один из его сердечных клапанов, к сожалению, небезупречен. Поэтому он шествует медленно и плавно, старательно избегая людей, которые могли бы его рассердим», главным образом управляющего: господин фон Кремер свалил на него все хозяйственные заботы, и теперь по лицу этого молчаливого человека всегда можно прочесть, сколько требуется новых плугов, борон, повозок п всякого другого, еще более дорогостоящего инвентаря. Чтобы удержаться от курения, запрещенного ему врачами, Ульрих фон Кремер грызет сухую булку, которую перед уходом всегда сует в задний карман сюртука. И мысли свои он старается направить на что-нибудь мирное, радостное и безоблачное, главным образом на Сяргвере. Зимой он живет там вместе с братьями и сестрами, летом навещает их каждое воскресенье, брат Генрих тоже всегда проводит с ними свободные дни,— и в Сяргвере для Ульриха фбн Кремера заключен весь его мир.
Правда, никак не скажешь, что в этом мире шесть умов живут в единомыслии и шесть сердец бьются в унисон. Тут происходит деление на партии и завязывается упорная борьба даже по таким вопросам, от которых не зависят ни судьбы Европы, ни будущее самого семейства. Например: отчего у сестрицы Якобины забродило варенье — оттого ли, что сахару положили мало, или оттого, что его не так хранили; сколько на одного петуха должно приходиться кур, чтобы они исправно неслись; можно ли мыть кошку мылом и горячей водой, так же как собаку. Партий возникает от двух до шести — смотря по тому, появляются в порядке дня новые пункты,— и сражение заканчивается обычно тем, что на поле боя не остается ни одного бойца: спорщики один за другим вскакивают из-за стола и скрываются в своих комнатах. Просидев там некоторое время — от одного часа до двух суток, в зависимости от темперамента, они поодиночке появляются снова, с оливковой ветвью в руках.
Но к таким встряскам сердечный клапан Ульриха фон Кремера давно приспособился. Настолько приспособился, что для него, безусловно, было бы вреднее их лишиться. Ульриху эти маленькие волнения куда приятнее, чем то чувство, которое он испытывает, если больше педели не навещает Сяргвере. Это беспокойное, сверлящее чувство иногда даже вызывает слезы на глазах, особенно по вечерам, когда вокруг становится тихо и темные тени властно подступают к самым окнам. В таких случаях старый барин становится сентиментальным, он даже впадает в глубокую тоску.
Во время своих утренних прогулок господин фон Кре-мер, выйдя за ворота и достигнув развилки дорог около кузницы, выбирает обычно самый длинный путь, ведущий на подмызок. Эта дорога, неровная, ухабистая, как и все дороги в Мяэкюле, усеянная камнями и покрытая глиной, тянется вдоль склона холма через молодые рощицы. Кое-где в просветах между ними открываются на скате холма и в низинах помещичьи гшвы. Потом идет редкий сосняк с песчаной почвой, и, наконец, выходишь к под-мызку. Он стоит на голом пригорке, обращенном одной стороной к торфяному болоту, другой — к деревушке и одиноким хибаркам, разбросанным среди полей и пастбищ.
По дороге господин фон Кремер часто останавливается отдохнуть. Он присаживается на кочку или ложится па траву, вытягивает ноги, помахивает палкой, что-то бормочет, благодушно позевывает и радуется сознанию того, что он живет, что он существует. И не просто существует, а существует как владелец имения Мяэкюла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49