— В такой божий денек, Петр Кузьмич, не выпить — большой грех на душу себе принять. Еще покойный Лександра Васильевич Суворов постоянно баил: «Век не пей, а на Первое мая займи, но выпей!» Вот оно как, дело-то, обстоит, а ты...
— Это все, может быть, и так, -— стал унимать разошедшегося старика председатель, — только нехорошо ведь, пойми. Ведь у нас страда, сев! Мог бы, кажется, и до вечера обождать.
— Ха! — усмехнулся Ухватов. — А какая разница, я вас, спрошу, Петр Кузьмич? Какая? Что утром я встречу праздник, что вечером? Мне старуха за один праздник два раза денег все равно не даст, хоть разбейся. Поэтому и нет никакой разницы, Если я согрешил, скажем, сейчас, то вечером буду трезв, а мне это еще лучше, ведь у меня вечером-то дежурство. Мало мне одной, так вы на старости лет мне две отвалили. Вот и крутись теперь. Даже в божий денек и то отдохнуть не даете, ругаетесь. Но мне наплевать.
С этими словами Ухватов вышел из магазина, и сразу же, едва только захлопнулась за ним дверь, с улицы донеслось его залихватское пение:
Скакал казак через долину,
Эх, да-а-а через маньчжурские кра-а-я,
Эх, да-а скакал он...
— Ухватов заказаковал, — шутили расходившиеся на работу колхозники. — Раненько начал. До вечера, за такой-то длинный день, пожалуй, вдоволь напоется.
К обеду дед Ухватов приплелся на тракторный стан.
— С праздником, люди добрые! С Первомаем! —. заревел он во весь голос, — Гуляй, душа! В году только один такой-то день!
— Ты что же это, Яков Васильевич? И не стыдно тебе? — стал упрекать старика бригадир. — Хоть бы вечера подождал.
— А разве я пьян? — удивленно спросил старик. — Утром, точно, был выпивши, а сейчас ни в глазинке, Михаил Ефимович! Утром меня сам председатель в потребиловке застал. Я было притворился трезвым, да где там, узнал. Наскрозь каждого видит, змей! А сейчас я ничего, на ногах и в силе!
— Какое там ничего. Ты же еле на ногах, старый дурак! — набросилась ца него повариха. — Ну как я с тобой, с пьяной мордой, обед буду развозить?
— Кто это еле на ногах? — козырем пошел на нее дед Ухватов. — Да я, если хочешь знать, сейчас зайца догоню! Вот я каков! Где он? Держи его, куцего!
Дед Ухватов резво было побежал за воображаемым зайцем, но тут же запнулся, упал и, даже не приподняв голову, захрапел на все поле.
— Догнал! — усмехнулся Михаил Ефимович. — Жарь, Марья, зайчатину.
Но, кроме Ухватова, во всем селе в этот день больше не было гуляющих, как это наблюдалось в прошлые годы.
Вечером колхозники встречали праздник. В правлении народу собралось битком. Дым от самокруток не успевал выходить в настежь раскрытые двери, речным туманом висел у потолка, не давая гореть лампе.
На праздничном торжественном собрании многие колхозники получили премии. Кого премировали отрезом на рубашку или платье, кого деньгами, кого поросятами. Премии получили пастух Федька Манин, конюх Демьян Мефодьевич, доярки, кузнецы. Шорнику Андрею Святому при всем народе преподнесли отрез на рубашку. Он расчувствовался, смутился, прослезился и, принимая подарок, сказал:
— Да я теперь для своего колхозу уже жизни не пожалею! Не был забыт председателем и колхозный качественник дед Ухватов. Старику был объявлен выговор за пьянку в рабочее время. Но старик и ухом не повел. Он к вечеру снова где-то набрался, упросил Митьку Горюна, как внука, подежурить за себя, а сам ушел в село и сидел сейчас на митинге в самом первом ряду, как старейший почетный колхозник.
До третьих петухов по селу не смолкали песни и пляски. Особенно шумно было у правления, где Мишка Святой, сидя на бревнах в новой ситцевой рубашке с квелым цветком медуницы за козырьком фуражки, вовсю нажаривал на своей гармошке камаринского.
Премированные устроили складчину и собрались в просторной избе у конюха Демьяна. Демьян, угощая дорогих гостей, старался, как мог, выбиваясь из последних сил. Ни разу не присела и его жена, дородная Пелагея Ивановна, бегая из чулана к столу и обратно.
В самый разгар гулянки к ним вдруг незваным гостем ввалился дед Ухватов.
— Принимай, Демьян Мефодич, Пелагея Ивановна! — еще с порога закричал на всю избу старик, еле держась на ногах. — Я тоже с вашей компанией хочу гулять. Меня ведь тоже отметили, слышали небось? Не забыл Петр Кузьмич колхозного качественника! Жаль только, дали не поросенка. Как бы он сгодился мне завтра.
Гости скоро захмелели, начались нестройные песни, но громкие, на всю улицу. Каждый тянул свое, стараясь обязательно перекричать другого. Дед Ухватов заглушал всех.
— А на похмелье я завтра все равно найду, истинный господь! — стал уверять он кого-то. — Митька, бают, какую-то кикимору морскую вечор пымал, как выдра, а бают, для города большую ценность имеет. Большие деньги могут дать. Уговорю завтра Митьку и свезу эту кикимору в район. Мне что? Лошадь у меня своя, просить не надо!
Только далеко за полночь село стало стихать. Все реже и реже слышались песни, гасли в окнах огни.
Так отпраздновали мокрокустинцы Первое мая.
Первый снег
Зима легла поздно. Прошли все сроки, подсчитанные нами по замеркам, а снегу не было.
Установились сильные морозы. Землю сковало так, что по утрам она гудела, как медный колокол. Ночи стояли светлые, лунные. Леса укрылись пушистым, искрящимся инеем. Настоящая зима, только без снега.
Мы с колхозным сторожем дедом Иваном несколько раз выходили за зайцами по чернотропу, но безуспешно. Сухой иней не держал запаха следов, и собаки на первом же кругу скалывались, теряли след и возвращались к нам ни с чем.
Зайцы вылиняли давно и совершенно белые хоронились на день в непролазном чапыжнике, через который не только человеку, но и собаке трудно пробраться.
Снег выпал неожиданно. С вечера, как обычно, было морозно, взошла луна, а утром выглянули мы — кругом белым-бело, зима!
И так тихо и тепло сразу стало, словно серые тучи, сорившие крупные, легкие, как пух, снежинки, укрыли иззябшую землю от холодного бездонного неба. Деревья надели за ночь тяжелые белые тулупы и мирно дремали.
Люблю я первый снег! Волнует и радует он, пожалуй, не только меня. Много красивого и сказочного в этом событии»
Я каждый год с особой радостью встречаю его, и не только потому, что с ним открываются для охотника все лесные тайны. Радует он меня, пожалуй, больше по другой причине. Он всегда наводит на приятные воспоминания, связанные с зимой, новогодней елкой, детством...
В это утро мы с дедом Иваном немного припозднились и вышли в лес уже в девятом часу. Идти по свежему, еще не слежавшемуся снегу было легко и приятно.
— Заяц должен быть! — бодро шагая, говорил старик. — В такую порошу только охотиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101