Над лесом глухо перекатывался гром, словно по зубчатым верхушкам деревьев проносилась тяжелая колымага.
Дождь шел с небольшими перерывами четыре дня. Он уже не лил сплошным потоком, как в первую ночь, а сеял мелко-мелко, притомился, чуть слышно шурша по листьям. Все кругом притихло, замерло. Не слышалось ни птичьего пения, ни жужжания пчел. Скучно стало в лесной сторожке. На пасеку из-за непогоды не заглядывали в эти дни ни косцы, ни ягодники. Ребятишки тоже не показывались.
На второй день непогоды дед Никита не выдержал безделья, накинул свой старенький брезентовый плащ и пошел в лес. Здесь было лучше. Дождь обмыл листву, и лес выглядел помолодевшим. Изумрудно-зеленая листва блестела. В подлеске, в кустах черной смородины выглядывали зеленые душистые ягоды. Малина тоже дала хорошую завязь. Не обращая внимания на дождь, пышно цвел брусничник.
На небольшой луговине дед Никита нашел целую груду молоденьких опят-дождевиков и бережно собрал их в полу плаща.
Старые липы были сплошь усеяны мелкими зелеными бусинками соцветий, похожими на неспелые ягоды черемухи. На вершинках деревьев бутоны уже пожелтели и вот-вот должны были раскрыться.
«Кому как, — подумал старик, — а нам, пчеловодам, дождь не в помеху. Липа после такого дождя хорошую силу возьмет. Гибель сколько будет меду. Вовремя дождь хлынул, нечего пенять.
Полил бы он через недельку, когда липа расцвела, что толку? Смыло бы весь нектар в землю, вот и все. А сейчас — хорошо!»
Старик вышел из чащи на узенькую тропинку и, чему-то улыбаясь, пошел к пасеке. Промокший плащ его огрубел, сделался словно железный панцирь, но дед Никита шел под теплым июньским дождем, не обращая на это ни малейшего внимания. «И грибков бог даст после такого дождичка», — радостно думал он.
Старик прошелся по пасеке. Все здесь словно вымерло. Только на прилетных досках из глубины летков высовывали усики пчелы-сторожа, да изредка в короткие перерывы между дождем из ульев стремглав вылетало по нескольку пчел, чтобы принести в гнездо свежей воды.
— Никита! — окликнул пчеловода сторож. — Взгляни-ка, добро-то какое, прямо что твое золото!
Сторож, как и дед Никита, тоже промокший до нитки, шел с озера и нес полное ведро крупных тупоносых карасей.
— Сейчас только поймал, — рассказывал он, ставя на траву тяжелое ведро. — Вчера ни один в вершу не зашел. Непогодь, задремала рыба, а ионе вон как разгулялась. Из трех вершей сразу ведро! Знать, конец дождю. Завтра ай как должно разведриться. Рыба это чует, иначе не разгулялась бы. Да и вода в озере теплущая, как парное молоко.
— Должен утихнуть дождь, — согласился дед Никита, — муравьи вон тоже выкучиваются, сейчас смотрел.
Старики не ошиблись в прогнозе. Ночью небо пролысилось, хорошо вызвездило. Правда, к утру снова откуда-то пришли тучки, но в их просветах все чаще проглядывало солнце. К вечеру небо совершенно очистилось, и перед самым закатом над умытым, посвежевшим лесом ярко засветило солнце.
Утром дед Никита ждал роев, но их не было. Пчелы, истосковавшись по работе, с раннего утра полетели в лес. После дождя все цветы обильно выделяли нектар, и над пасекой весь день стоял ровный гул работающих пчел. К вечеру из каждого улья запахло свежим медом и воском. Роевое бездеятельное настроение у пчел пропало, словно смыло дождем. Дед Никита посмотрел в несколько ульев, собиравшихся роиться, но семьи уже погрызли заложенные маточники, уничтожили выводившихся в них маток и совершенно раздумали роиться.
Целыми днями пчелы летали теперь по лесным полянам и просекам и торопливо несли в свои ульи сладкий нектар, цветочную пыльцу и свежую воду.
По лесным вырубкам и старым гарям, у пней, поднялся во весь свой двухметровый рост кипрей, развернул пурпурные колокольчики своих цветов, словно чаши, до половины налитые сладким нектаром. На это даровое угощение слетелось все перепончатокрылое население леса: тысячи пчел, шмелей, шершней, бабочек. С утра и до вечера стон стоял над кипрейными зарослями,
Кипрей, или, как его еще зовут, иван-чай, этот сильнейший медонос, красавец наших лесов, имеет свою историю. В старину, особенно в Новгородской земле, сушеные листья этого растения употреблялись на заварку вместо чая. Листья, как теперь выяснилось, содержат в себе много витаминов. Отсюда и произошло его старинное название — иван-чай. Кипреем, или копорской травой, иван-чай стали называть позднее. Произошло оно от названия крепости Копорье, построенной новгородцами в XIII веке недалеко от побережья Финского залива. Окрестности этой крепости после вырубки леса сильно заросли иван-чаем. Местные жители не знали, как называют это красивое растение, и по названию крепости стали называть его сначала копорской травой, потом кипреем. Это последнее название сохранилось за иван-чаем до наших дней.
Через неделю после кипрея расцвела липа. Все леса, словно половодьем, затопил медовый запах, заглушивший и растворивший в себе все другие лесные запахи,
Пчелы неистовствовали.
— Так будет стоять погодка — через неделю придется мед откачивать, — заметил как-то дед Никита.
— Это неплохо! — улыбался сторож.
Лекари-аптекари
Точим скатерти браные, ставим 'яства сахарные, людям на потребу, людям в угоду.
Загадка о пчелах
Мед!
Многие школьники знают о нем очень мало, пожалуй, только то, что мед сладкий и душистый. Ну, познания юных натуралистов немного шире, но тоже далеко не полны. Они знают, что мед кроме сладости очень питательный и полезный продукт. И очень немногие знают, что мед в народной медицине (да и не только в народной) лучшим лекарством считается.
Издревле все народности мира лечились медом, и удивительного тут ничего нет. Ведь и сейчас у нас большинство лекарств из различных трав делается. Всякая эта трава растет, а пчелы собирают с нее самое главное и ценное — нектар. Поэтому-то пчелиный мед и есть лучшее, почти универсальное лекарство от всех болезней.
Не упало значение пчелиного меда ив наше время. Все больше он, а также пчелиный яд находят применение в современной медицине. Ведь мед в основном состоит из моносахаридов — смеси плодового и виноградного Сахаров, которые усваиваются в организме человека непосредственно, без какой-либо переработки в желудке. Дед Никита всю эту премудрость хорошо знал.
— Мед хотя и сладость, баловство детское, — часто говорил он, — а силу придает человеку не хуже хлеба насущного. И ужаления пчелиные от ревматизма и других костных болей тоже очень пользительны. Иной раз простудишься, все суставы от боли сводит, а как только нажалят пчелы, словно масла подольют в эти суставы Ни один не скрипит, всю боль как рукой снимет.
Вот какое чудесное вещество вырабатывает великое государство пчелиное!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101
Дождь шел с небольшими перерывами четыре дня. Он уже не лил сплошным потоком, как в первую ночь, а сеял мелко-мелко, притомился, чуть слышно шурша по листьям. Все кругом притихло, замерло. Не слышалось ни птичьего пения, ни жужжания пчел. Скучно стало в лесной сторожке. На пасеку из-за непогоды не заглядывали в эти дни ни косцы, ни ягодники. Ребятишки тоже не показывались.
На второй день непогоды дед Никита не выдержал безделья, накинул свой старенький брезентовый плащ и пошел в лес. Здесь было лучше. Дождь обмыл листву, и лес выглядел помолодевшим. Изумрудно-зеленая листва блестела. В подлеске, в кустах черной смородины выглядывали зеленые душистые ягоды. Малина тоже дала хорошую завязь. Не обращая внимания на дождь, пышно цвел брусничник.
На небольшой луговине дед Никита нашел целую груду молоденьких опят-дождевиков и бережно собрал их в полу плаща.
Старые липы были сплошь усеяны мелкими зелеными бусинками соцветий, похожими на неспелые ягоды черемухи. На вершинках деревьев бутоны уже пожелтели и вот-вот должны были раскрыться.
«Кому как, — подумал старик, — а нам, пчеловодам, дождь не в помеху. Липа после такого дождя хорошую силу возьмет. Гибель сколько будет меду. Вовремя дождь хлынул, нечего пенять.
Полил бы он через недельку, когда липа расцвела, что толку? Смыло бы весь нектар в землю, вот и все. А сейчас — хорошо!»
Старик вышел из чащи на узенькую тропинку и, чему-то улыбаясь, пошел к пасеке. Промокший плащ его огрубел, сделался словно железный панцирь, но дед Никита шел под теплым июньским дождем, не обращая на это ни малейшего внимания. «И грибков бог даст после такого дождичка», — радостно думал он.
Старик прошелся по пасеке. Все здесь словно вымерло. Только на прилетных досках из глубины летков высовывали усики пчелы-сторожа, да изредка в короткие перерывы между дождем из ульев стремглав вылетало по нескольку пчел, чтобы принести в гнездо свежей воды.
— Никита! — окликнул пчеловода сторож. — Взгляни-ка, добро-то какое, прямо что твое золото!
Сторож, как и дед Никита, тоже промокший до нитки, шел с озера и нес полное ведро крупных тупоносых карасей.
— Сейчас только поймал, — рассказывал он, ставя на траву тяжелое ведро. — Вчера ни один в вершу не зашел. Непогодь, задремала рыба, а ионе вон как разгулялась. Из трех вершей сразу ведро! Знать, конец дождю. Завтра ай как должно разведриться. Рыба это чует, иначе не разгулялась бы. Да и вода в озере теплущая, как парное молоко.
— Должен утихнуть дождь, — согласился дед Никита, — муравьи вон тоже выкучиваются, сейчас смотрел.
Старики не ошиблись в прогнозе. Ночью небо пролысилось, хорошо вызвездило. Правда, к утру снова откуда-то пришли тучки, но в их просветах все чаще проглядывало солнце. К вечеру небо совершенно очистилось, и перед самым закатом над умытым, посвежевшим лесом ярко засветило солнце.
Утром дед Никита ждал роев, но их не было. Пчелы, истосковавшись по работе, с раннего утра полетели в лес. После дождя все цветы обильно выделяли нектар, и над пасекой весь день стоял ровный гул работающих пчел. К вечеру из каждого улья запахло свежим медом и воском. Роевое бездеятельное настроение у пчел пропало, словно смыло дождем. Дед Никита посмотрел в несколько ульев, собиравшихся роиться, но семьи уже погрызли заложенные маточники, уничтожили выводившихся в них маток и совершенно раздумали роиться.
Целыми днями пчелы летали теперь по лесным полянам и просекам и торопливо несли в свои ульи сладкий нектар, цветочную пыльцу и свежую воду.
По лесным вырубкам и старым гарям, у пней, поднялся во весь свой двухметровый рост кипрей, развернул пурпурные колокольчики своих цветов, словно чаши, до половины налитые сладким нектаром. На это даровое угощение слетелось все перепончатокрылое население леса: тысячи пчел, шмелей, шершней, бабочек. С утра и до вечера стон стоял над кипрейными зарослями,
Кипрей, или, как его еще зовут, иван-чай, этот сильнейший медонос, красавец наших лесов, имеет свою историю. В старину, особенно в Новгородской земле, сушеные листья этого растения употреблялись на заварку вместо чая. Листья, как теперь выяснилось, содержат в себе много витаминов. Отсюда и произошло его старинное название — иван-чай. Кипреем, или копорской травой, иван-чай стали называть позднее. Произошло оно от названия крепости Копорье, построенной новгородцами в XIII веке недалеко от побережья Финского залива. Окрестности этой крепости после вырубки леса сильно заросли иван-чаем. Местные жители не знали, как называют это красивое растение, и по названию крепости стали называть его сначала копорской травой, потом кипреем. Это последнее название сохранилось за иван-чаем до наших дней.
Через неделю после кипрея расцвела липа. Все леса, словно половодьем, затопил медовый запах, заглушивший и растворивший в себе все другие лесные запахи,
Пчелы неистовствовали.
— Так будет стоять погодка — через неделю придется мед откачивать, — заметил как-то дед Никита.
— Это неплохо! — улыбался сторож.
Лекари-аптекари
Точим скатерти браные, ставим 'яства сахарные, людям на потребу, людям в угоду.
Загадка о пчелах
Мед!
Многие школьники знают о нем очень мало, пожалуй, только то, что мед сладкий и душистый. Ну, познания юных натуралистов немного шире, но тоже далеко не полны. Они знают, что мед кроме сладости очень питательный и полезный продукт. И очень немногие знают, что мед в народной медицине (да и не только в народной) лучшим лекарством считается.
Издревле все народности мира лечились медом, и удивительного тут ничего нет. Ведь и сейчас у нас большинство лекарств из различных трав делается. Всякая эта трава растет, а пчелы собирают с нее самое главное и ценное — нектар. Поэтому-то пчелиный мед и есть лучшее, почти универсальное лекарство от всех болезней.
Не упало значение пчелиного меда ив наше время. Все больше он, а также пчелиный яд находят применение в современной медицине. Ведь мед в основном состоит из моносахаридов — смеси плодового и виноградного Сахаров, которые усваиваются в организме человека непосредственно, без какой-либо переработки в желудке. Дед Никита всю эту премудрость хорошо знал.
— Мед хотя и сладость, баловство детское, — часто говорил он, — а силу придает человеку не хуже хлеба насущного. И ужаления пчелиные от ревматизма и других костных болей тоже очень пользительны. Иной раз простудишься, все суставы от боли сводит, а как только нажалят пчелы, словно масла подольют в эти суставы Ни один не скрипит, всю боль как рукой снимет.
Вот какое чудесное вещество вырабатывает великое государство пчелиное!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101