Э-эх, дружище, посидеть бы годок в книгохранилищах Стамбула и Лондона!..
Мы, оказывается, уже подошли к Центральной публичной библиотеке. Сембек заканчивал свой рассказ.
Я чувствовал себя как-то очень странно. Я не знал, как отнестись ко всему этому. Не знал, что сказать.
— Все это, конечно, хорошо, — выдавил я из себя наконец. — Но почему ты ничего не публикуешь? Ничего не пишешь?
—- Ой-ей, дружище, да где же время на это? — сказал Сембек. — У меня в самом разгаре сбор материала. Я уже почти дошел до намеченной межи. Еще лет семь-восемь, ну, самое большое, десять посижу. Вот тогда и возьмусь за писанину.
Ответ его не удовлетворил меня.
— Так что же ты ищешь в конце-то концов? И что ты находил до сих пор?
— Все нашел! — воскликнул Сембек. — Я даже не знаю, кто я сейчас такой. Пожалуй, все-таки историк. Но вместе с тем и фольклорист, и этнограф, и искусствовед. Потому что у меня есть все!
— Что значит — все? — вскричал, в свою очередь, я. Я уже начал было подумывать, а не разыгрывает ли меня Сембек.
— Я аккуратно прочитываю то, что ты иногда тискаешь в печати. Разбираешься во многом, я это подметил. Но вот скажи, коли ты такой специалист: какие отношения существовали между Русским государством и казахским ханством в начале шестнадцатого века?
— Во времена хана Касыма между Казахской ордой и Москвой были чисто дипломатические отношения, — ответил я. — Но какого уровня были и как осуществлялись, не скажу, да этого и никто не скажет. Все документы по этому вопросу сгор'ели...
—...во время пожара Москвы в тысяча восемьсот двенадцатом году, — сказал Сембек и усмехнулся, — самолетов с фугасками не было. Артиллерию с современной не сравнить. Сам же знаешь, как проходила эвакуация, кто поджег город и когда он загорелся. Так что невозможно, чтобы такие ценные бумаги были уничтожены...
— А что, ты нашел их? — спросил я.
— Дипломатических бумаг было очень много, и все они, кроме того, были написаны на казахском языке, — уклонился Сембек от прямого ответа. — Сам, надеюсь, понимаешь, какое значение имеют эти документы не только для истории, но и вообще для нашей культуры?
— Так где они? Ты действительно нашел их? — нетерпеливо перебил я его.
— Надеюсь, ты достаточно осведомлен о жизни казахского султана Ораз-Мухаммеда Ондановича, который при царе Борисе Годунове правил городом Касимовом на Рязанщине? — невозмутимо продолжал Сем-бек, словно бы и не слышал моего вопроса. — Так знаешь ли ты о том, что у этого Ораз-Мухаммеда была богатейшая библиотека и что в ней, помимо сочинений арабских, персидских и тюркских ученых, помимо русских летописей, хранились еще и книги казахских авторов, писавших на родном языке? Где она, эта библиотека? В восемнадцатом веке по заданию хана Аблая была написана казахская история. Где она, эта история? Сембек буквально засыпал меня такими вот риторическими вопросами, а ни на один из моих встречных вопросов не ответил.
— Ну, ладно, — сказал он наконец, собираясь убегать от меня. — Отнял у тебя время пустой болтовней. Прости. Гуд бай.
Но мне вовсе не хотелось оставаться в дураках. И я не отпустил его. Однако я чувствовал, что задавать ему какие-либо вопросы совершенно бесполезно. Поэтому я решил сманеврировать, пошел в обход:
— Где же ты работаешь?
— На прежнем месте, — ответил Сембек, зевая. Но, видно, он мне совсем задурил голову — я никак не мог вспомнить, где он работал прежде.
— Ты похудел, — уже в какой раз сказал я, не в состоянии придумать что-нибудь другое. — Тебе отдохнуть бы.
— Это не от усталости, — отозвался Сембек. — От любимой работы человек не устает. Это не от усталости...
Он оглянулся по сторонам и спросил, не знаю ли я одного молодого человека. Я знал. В последнее время он опубликовал в печати несколько очень приличных статей о казахском фольклоре. Насколько я помнил, он нашел более древний и более совершенный, еще не известный науке вариант одного героического эпоса.
— Нехороший он парень, — сказал Сембек. — Я его к себе домой пригласил. Показал. Предупредил. Он не имел на то никакого права. Никакого морального права не имел. Но нынешняя молодежь груба, невежественна. На все ей наплевать. Ничего не стыдится. Взял да и опубликовал. А сейчас снова каждый день в архив ходит. Я за ним наблюдаю, смотрю, что он там делает. Все, что он "открывает" сейчас, у меня уже давным-давно лежит. Все у меня есть. Я его снова предостерег. Объяснил ему. Но он бессовестный парень. Снова проигнорировал меня. Вот хорошо, что вспомнилось про него к слову. Я тебя попросить хочу. Мы ведь старые друзья... Этот юнец еще не защитил диссертацию, но она у него уже готова. Тянуть дальше просто нельзя.
Очень прошу, у тебя есть ученая степень, он тебя должен побаиваться. Пойди поговори с ним, а? Может, наставишь его на путь истинный? Ведь все это первым открыл я. Где же тут справедливость? Честность где?
Я не знал, что мне сказать. С одной стороны, в словах Сембека был известный резон. Ну, а с другой стороны, парень тот был по-своему прав. В конце концов я сказал Сембеку, что вмешиваться в это дело не буду.
То ли Сембек воспринял мой отказ как предательство, то ли и без того он мысленно много раз спорил со мной, и я был для него привычным, не представляющим опасности противником, он весь так и вспыхнул и набросился на меня с обвинениями.
— Вы все как сырой, недоделанный кирпич, отштампованный в одной форме, — сказал он. — Вы все невежи, вы не нюхали запаха науки. Вы ничего не знаете. Вы даже того не видите, что у вас под ногами лежит. И смеете еще при этом ученые степени получать! Но и со степенями вы дрожите со страху — как бы вас, да кто бы вас... У всех у вас заячьи сердца. У меня нет никакой степени, но я ничего не боюсь. Потому что я верю в себя. Знаю себе цену. Я человек, любящий во всем откровенность и прямоту. Вот ты, к примеру, готовишься стать доктором. Не отрицай. Люди-то ведь говорят. А я еще не видел, чтобы слухи когда-нибудь бы да не оправдывались. Другой цели, иного интереса у тебя нет, я знаю. Лишь бы стать доктором... стать доктором! А стоишь ли ты этой степени? Ты задумывался над этим? А? Не стоишь! Потому что ты не знаешь...
И на меня обрушился целый водопад фактов, сведений, имен, о которых я действительно ничего не знал.
— Послушай, — сказал я, когда Сембек, захлебнувшийся собственным красноречием, остановился на мгновение, переводя дух. — Ты пиши об этом, пиши... — Я обнял его и дружески похлопал по спине.
— Как ты думаешь, — сказал Сембек, — ведь тот парень не прав?
— Сембек! — Мне показалось, я знаю, как переубедить его. — Я тебя понимаю. Но сам ты не понимаешь одной вещи. Для чего все это, чем ты занимаешься? Во имя какой цели? В чем твое отличие от скупого Карабая, который имел девяносто тысяч лошадей, но никогда в жизни не носил незалатанного чапана?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117
Мы, оказывается, уже подошли к Центральной публичной библиотеке. Сембек заканчивал свой рассказ.
Я чувствовал себя как-то очень странно. Я не знал, как отнестись ко всему этому. Не знал, что сказать.
— Все это, конечно, хорошо, — выдавил я из себя наконец. — Но почему ты ничего не публикуешь? Ничего не пишешь?
—- Ой-ей, дружище, да где же время на это? — сказал Сембек. — У меня в самом разгаре сбор материала. Я уже почти дошел до намеченной межи. Еще лет семь-восемь, ну, самое большое, десять посижу. Вот тогда и возьмусь за писанину.
Ответ его не удовлетворил меня.
— Так что же ты ищешь в конце-то концов? И что ты находил до сих пор?
— Все нашел! — воскликнул Сембек. — Я даже не знаю, кто я сейчас такой. Пожалуй, все-таки историк. Но вместе с тем и фольклорист, и этнограф, и искусствовед. Потому что у меня есть все!
— Что значит — все? — вскричал, в свою очередь, я. Я уже начал было подумывать, а не разыгрывает ли меня Сембек.
— Я аккуратно прочитываю то, что ты иногда тискаешь в печати. Разбираешься во многом, я это подметил. Но вот скажи, коли ты такой специалист: какие отношения существовали между Русским государством и казахским ханством в начале шестнадцатого века?
— Во времена хана Касыма между Казахской ордой и Москвой были чисто дипломатические отношения, — ответил я. — Но какого уровня были и как осуществлялись, не скажу, да этого и никто не скажет. Все документы по этому вопросу сгор'ели...
—...во время пожара Москвы в тысяча восемьсот двенадцатом году, — сказал Сембек и усмехнулся, — самолетов с фугасками не было. Артиллерию с современной не сравнить. Сам же знаешь, как проходила эвакуация, кто поджег город и когда он загорелся. Так что невозможно, чтобы такие ценные бумаги были уничтожены...
— А что, ты нашел их? — спросил я.
— Дипломатических бумаг было очень много, и все они, кроме того, были написаны на казахском языке, — уклонился Сембек от прямого ответа. — Сам, надеюсь, понимаешь, какое значение имеют эти документы не только для истории, но и вообще для нашей культуры?
— Так где они? Ты действительно нашел их? — нетерпеливо перебил я его.
— Надеюсь, ты достаточно осведомлен о жизни казахского султана Ораз-Мухаммеда Ондановича, который при царе Борисе Годунове правил городом Касимовом на Рязанщине? — невозмутимо продолжал Сем-бек, словно бы и не слышал моего вопроса. — Так знаешь ли ты о том, что у этого Ораз-Мухаммеда была богатейшая библиотека и что в ней, помимо сочинений арабских, персидских и тюркских ученых, помимо русских летописей, хранились еще и книги казахских авторов, писавших на родном языке? Где она, эта библиотека? В восемнадцатом веке по заданию хана Аблая была написана казахская история. Где она, эта история? Сембек буквально засыпал меня такими вот риторическими вопросами, а ни на один из моих встречных вопросов не ответил.
— Ну, ладно, — сказал он наконец, собираясь убегать от меня. — Отнял у тебя время пустой болтовней. Прости. Гуд бай.
Но мне вовсе не хотелось оставаться в дураках. И я не отпустил его. Однако я чувствовал, что задавать ему какие-либо вопросы совершенно бесполезно. Поэтому я решил сманеврировать, пошел в обход:
— Где же ты работаешь?
— На прежнем месте, — ответил Сембек, зевая. Но, видно, он мне совсем задурил голову — я никак не мог вспомнить, где он работал прежде.
— Ты похудел, — уже в какой раз сказал я, не в состоянии придумать что-нибудь другое. — Тебе отдохнуть бы.
— Это не от усталости, — отозвался Сембек. — От любимой работы человек не устает. Это не от усталости...
Он оглянулся по сторонам и спросил, не знаю ли я одного молодого человека. Я знал. В последнее время он опубликовал в печати несколько очень приличных статей о казахском фольклоре. Насколько я помнил, он нашел более древний и более совершенный, еще не известный науке вариант одного героического эпоса.
— Нехороший он парень, — сказал Сембек. — Я его к себе домой пригласил. Показал. Предупредил. Он не имел на то никакого права. Никакого морального права не имел. Но нынешняя молодежь груба, невежественна. На все ей наплевать. Ничего не стыдится. Взял да и опубликовал. А сейчас снова каждый день в архив ходит. Я за ним наблюдаю, смотрю, что он там делает. Все, что он "открывает" сейчас, у меня уже давным-давно лежит. Все у меня есть. Я его снова предостерег. Объяснил ему. Но он бессовестный парень. Снова проигнорировал меня. Вот хорошо, что вспомнилось про него к слову. Я тебя попросить хочу. Мы ведь старые друзья... Этот юнец еще не защитил диссертацию, но она у него уже готова. Тянуть дальше просто нельзя.
Очень прошу, у тебя есть ученая степень, он тебя должен побаиваться. Пойди поговори с ним, а? Может, наставишь его на путь истинный? Ведь все это первым открыл я. Где же тут справедливость? Честность где?
Я не знал, что мне сказать. С одной стороны, в словах Сембека был известный резон. Ну, а с другой стороны, парень тот был по-своему прав. В конце концов я сказал Сембеку, что вмешиваться в это дело не буду.
То ли Сембек воспринял мой отказ как предательство, то ли и без того он мысленно много раз спорил со мной, и я был для него привычным, не представляющим опасности противником, он весь так и вспыхнул и набросился на меня с обвинениями.
— Вы все как сырой, недоделанный кирпич, отштампованный в одной форме, — сказал он. — Вы все невежи, вы не нюхали запаха науки. Вы ничего не знаете. Вы даже того не видите, что у вас под ногами лежит. И смеете еще при этом ученые степени получать! Но и со степенями вы дрожите со страху — как бы вас, да кто бы вас... У всех у вас заячьи сердца. У меня нет никакой степени, но я ничего не боюсь. Потому что я верю в себя. Знаю себе цену. Я человек, любящий во всем откровенность и прямоту. Вот ты, к примеру, готовишься стать доктором. Не отрицай. Люди-то ведь говорят. А я еще не видел, чтобы слухи когда-нибудь бы да не оправдывались. Другой цели, иного интереса у тебя нет, я знаю. Лишь бы стать доктором... стать доктором! А стоишь ли ты этой степени? Ты задумывался над этим? А? Не стоишь! Потому что ты не знаешь...
И на меня обрушился целый водопад фактов, сведений, имен, о которых я действительно ничего не знал.
— Послушай, — сказал я, когда Сембек, захлебнувшийся собственным красноречием, остановился на мгновение, переводя дух. — Ты пиши об этом, пиши... — Я обнял его и дружески похлопал по спине.
— Как ты думаешь, — сказал Сембек, — ведь тот парень не прав?
— Сембек! — Мне показалось, я знаю, как переубедить его. — Я тебя понимаю. Но сам ты не понимаешь одной вещи. Для чего все это, чем ты занимаешься? Во имя какой цели? В чем твое отличие от скупого Карабая, который имел девяносто тысяч лошадей, но никогда в жизни не носил незалатанного чапана?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117