Пути и способы слияния с образом. Роль интуиции. И еще существенное — психологически воздействовать, вовлечь в диспут. Тема чуть ли не свободная, примеры, факты из искусства любых эпох — от древности до наших дней. Алоизас проплывает через толпу здоровающихся, будто несущий миро ксендз, которому запрещено обронить даже слово. Его железное правило: не обрастать ничем посторонним, не относящимся к теме, когда ждет кафедра.
— Поздравляю, поздравляю,— неожиданно вырастает перед ним бывший коллега Н. Алоизасу не удается миновать его и проникнуть в недалекую уже гудящую аудиторию — он схвачен за отвороты пальто. Худенький, невысокого росточка, усатый Н. по плечо ему, но сила в руках есть. Вцепился и тащит в огороженный пальмами уголок вестибюля.
— Что вы делаете, коллега!
Алоизасу претит насилие, отрезавшее его от аудитории, куда набились не только студенты института культуры — собираются послушать его лекцию и студенты соседнего пединститута. Чувство недовольства возрастает от пыхающего в лицо чужого дыхания. Его нежная кожа не выносит грубых прикосновений, внезапной смены температур, посторонних запахов, тем паче чесночного, бьющего прямо в нос. Алоизасу Губертавичюсу необходим не только чистый воздух, но и простор, свобода наблюдений и движения.
Наплевать на недовольную гримасу коллеги, у которого будто судорогой свело лицевые мускулы. Маленькие глазки горят угольками, кажется, вот-вот прожгут защитную оболочку гордеца Алоизаса.
— Приветствую!
Давно бы так! Вместе мы горы свернем. Поздравляю! — Угли приближаются вплотную, чуть не обжигая подбородок. Горящие влажно-вывороченные губы Н. обстреливают мелкими брызгами.
— Какие еще горы? С чем поздравляете? Простите, я ничего не понимаю.
— Вот те на — с чем поздравляю? Вы же вчера обещали мне материальную и моральную поддержку в деле разоблачения самодержца, товарища Эугениюса Э.! Мобилизуем общественное мнение, вскроем его диктаторские замашки, махинации его подручных. Поздравляю!
Алоизас потрясен, с его лица исчез защитный слой, и оно беспомощно.
— Махинации? Вы что-то путаете, коллега! Ничего я вам не обещал и обещать не мог.
— Забыли наш вчерашний разговор? От слов своих отказываетесь? Поздравляю! В ином смысле, разумеется.
Н. выпускает отвороты пальто, но вцепляется в рукав и дергает, как пожарник — кишку, то в одну, то в другую сторону, заставляя коллегу вертеться то туда, то сюда. Усики взмокли, устало свисают, глазки потухли, но в них заново копится жар — убедить, воздействовать!
— Вчера, как мне помнится, говорили вы. Мне и словечка вставить не дали,— Алоизасу почти удается вызволить свой рукав из цепких лап собеседника, кажется, тот сдается, готов выпустить, однако передумывает, ухватывает покрепче.— Забросали фактами, не слишком соответствующими действительности.
— Поздравляю вас, поздравляю! Сомневаетесь, что Эугениюс Э. воздвигает себе виллу? Что использует на строительстве институтский транспорт и материалы? Разумеется, не кирпичи — дефицитные отделочные плитки, сантехническое оборудование, паркет... Это не факт, что там, под видом обязательной практики, вкалывают наши студенты? А кто без лишнего шума расправляется с членами коллектива, которые осмеливаются критиковать? Один из пострадавших — перед вами. Увы, еще живой!
Коллега стучит себе кулачком в грудь, словно там, под немодным темно-синим пальто,— рыцарские доспехи. Теперь можно удрать, тем более что разбушевавшемуся Н. нетерпеливо подает знаки стоящая по ту сторону пальм женщина. Не первой молодости, однако еще стройная, и волосы густые, разделенные пробором. Властным жестом Н. требует не мешать ему, женщина покорно отворачивается. Что-то добывает ей? От кого-то защищает? Суды, протекции, квартирные дела? Неряшливый, с малопривлекательной внешностью — когда говорит, видны выщербленные передние зубы,— бывший коллега пользуется успехом у красивых женщин? Конечно, не эти вопросительные знаки удерживают Алоизаса на месте. Слишком раздражен, чтобы ретироваться, не дав отповеди. Лицо как ошпаренное, мозг с трудом переваривает фантастически невероятные, едва ли находящиеся в ладу с действительностью факты. Всегда прямой и не умеющий подлаживаться к собеседнику, он не собирается отказываться от своих мнений, от привычной положительной оценки деятельности товарища Эугениюса Э., но столь близко посверкивают не признающие противоречий глазки собеседника, что никак не выходит — гордо откинуть голову и отбрить его. К тому же обвинения Н. проникли глубже, чем Алоизасу кажется, и что-то уже грызут в душе. Действуют не только и не столько факты, которые могут потрясти кого угодно, но и неколебимая вера в свою правоту, звучащая в тирадах Н. В наше время, когда люди повязли в делах и делишках, такая фантастическая вера в свою идею, пусть, такие убежденные в своей непререкаемой правоте, которую ничем нельзя разрушить, глаза — явление редкое... Н. против Эугениюса Э.— точно Давид против Голиафа, и впечатляет, хоть и отталкивают отвислые мокрые губы, запах чеснока, бесцеремонное обращение с собеседником. Поэтому Алоизас не вполне доволен собою, когда ему удается грубовато возразить:
— Извините, пожалуйста, но вас уволили за профнепригодность.
Было решение квалификационной комиссии. Как известно, приказ ректора основывался на ее выводах.
— Поздравляю! Меня восхищает ваша святая простота! — Сквозь горячечный блеск глаз пробиваются трезвые иголочки, нацеленные прямо в лоб Алоизаса.— Это же мафия! Они любую комиссию создадут, та что угодно подмахнет!
Мафия? Модное газетное словцо чертовски обязывает. Это тебе не родной язык, в любом слове которого схватываешь десятки оттенков. Раз мафия — значит, преступление!
Бывший коллега и тут не дает раскрыть рта.
— Да, да! Про кого угодно и что угодно! Вчера вы еще были уважаемым преподавателем, а завтра проснетесь проходимцем, чьи моральные качества и знание предмета не соответствуют учебно-воспитательному процессу! Именно это случилось со мной, со вторым, третьим, подобное в один прекрасный день произойдет и с вами, молодой коллега. Да, да, с вами!
Алоизас на мгновение просто белеет от гнева. Мало того, что желчные обвинения Н. сугубо пристрастны, он еще осмеливается грозить ему. Провокация — вот что это такое, настоящая провокация!
— Будьте покойны, со мной такого не случится! — резко бросает он Н. и демонстративно поднимает к глазам часы, взбешенный, не видит стрелок — лишь неясное белесое пятно циферблата. Студенты уже целую вечность ждут!
— Не волнуйтесь, я засек время.— Н. вновь являет трезвость мысли, странным образом сочетающуюся с фанатичным блеском глаз.— Я тоже, как вы имели случай убедиться, достаточно занятой человек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174
— Поздравляю, поздравляю,— неожиданно вырастает перед ним бывший коллега Н. Алоизасу не удается миновать его и проникнуть в недалекую уже гудящую аудиторию — он схвачен за отвороты пальто. Худенький, невысокого росточка, усатый Н. по плечо ему, но сила в руках есть. Вцепился и тащит в огороженный пальмами уголок вестибюля.
— Что вы делаете, коллега!
Алоизасу претит насилие, отрезавшее его от аудитории, куда набились не только студенты института культуры — собираются послушать его лекцию и студенты соседнего пединститута. Чувство недовольства возрастает от пыхающего в лицо чужого дыхания. Его нежная кожа не выносит грубых прикосновений, внезапной смены температур, посторонних запахов, тем паче чесночного, бьющего прямо в нос. Алоизасу Губертавичюсу необходим не только чистый воздух, но и простор, свобода наблюдений и движения.
Наплевать на недовольную гримасу коллеги, у которого будто судорогой свело лицевые мускулы. Маленькие глазки горят угольками, кажется, вот-вот прожгут защитную оболочку гордеца Алоизаса.
— Приветствую!
Давно бы так! Вместе мы горы свернем. Поздравляю! — Угли приближаются вплотную, чуть не обжигая подбородок. Горящие влажно-вывороченные губы Н. обстреливают мелкими брызгами.
— Какие еще горы? С чем поздравляете? Простите, я ничего не понимаю.
— Вот те на — с чем поздравляю? Вы же вчера обещали мне материальную и моральную поддержку в деле разоблачения самодержца, товарища Эугениюса Э.! Мобилизуем общественное мнение, вскроем его диктаторские замашки, махинации его подручных. Поздравляю!
Алоизас потрясен, с его лица исчез защитный слой, и оно беспомощно.
— Махинации? Вы что-то путаете, коллега! Ничего я вам не обещал и обещать не мог.
— Забыли наш вчерашний разговор? От слов своих отказываетесь? Поздравляю! В ином смысле, разумеется.
Н. выпускает отвороты пальто, но вцепляется в рукав и дергает, как пожарник — кишку, то в одну, то в другую сторону, заставляя коллегу вертеться то туда, то сюда. Усики взмокли, устало свисают, глазки потухли, но в них заново копится жар — убедить, воздействовать!
— Вчера, как мне помнится, говорили вы. Мне и словечка вставить не дали,— Алоизасу почти удается вызволить свой рукав из цепких лап собеседника, кажется, тот сдается, готов выпустить, однако передумывает, ухватывает покрепче.— Забросали фактами, не слишком соответствующими действительности.
— Поздравляю вас, поздравляю! Сомневаетесь, что Эугениюс Э. воздвигает себе виллу? Что использует на строительстве институтский транспорт и материалы? Разумеется, не кирпичи — дефицитные отделочные плитки, сантехническое оборудование, паркет... Это не факт, что там, под видом обязательной практики, вкалывают наши студенты? А кто без лишнего шума расправляется с членами коллектива, которые осмеливаются критиковать? Один из пострадавших — перед вами. Увы, еще живой!
Коллега стучит себе кулачком в грудь, словно там, под немодным темно-синим пальто,— рыцарские доспехи. Теперь можно удрать, тем более что разбушевавшемуся Н. нетерпеливо подает знаки стоящая по ту сторону пальм женщина. Не первой молодости, однако еще стройная, и волосы густые, разделенные пробором. Властным жестом Н. требует не мешать ему, женщина покорно отворачивается. Что-то добывает ей? От кого-то защищает? Суды, протекции, квартирные дела? Неряшливый, с малопривлекательной внешностью — когда говорит, видны выщербленные передние зубы,— бывший коллега пользуется успехом у красивых женщин? Конечно, не эти вопросительные знаки удерживают Алоизаса на месте. Слишком раздражен, чтобы ретироваться, не дав отповеди. Лицо как ошпаренное, мозг с трудом переваривает фантастически невероятные, едва ли находящиеся в ладу с действительностью факты. Всегда прямой и не умеющий подлаживаться к собеседнику, он не собирается отказываться от своих мнений, от привычной положительной оценки деятельности товарища Эугениюса Э., но столь близко посверкивают не признающие противоречий глазки собеседника, что никак не выходит — гордо откинуть голову и отбрить его. К тому же обвинения Н. проникли глубже, чем Алоизасу кажется, и что-то уже грызут в душе. Действуют не только и не столько факты, которые могут потрясти кого угодно, но и неколебимая вера в свою правоту, звучащая в тирадах Н. В наше время, когда люди повязли в делах и делишках, такая фантастическая вера в свою идею, пусть, такие убежденные в своей непререкаемой правоте, которую ничем нельзя разрушить, глаза — явление редкое... Н. против Эугениюса Э.— точно Давид против Голиафа, и впечатляет, хоть и отталкивают отвислые мокрые губы, запах чеснока, бесцеремонное обращение с собеседником. Поэтому Алоизас не вполне доволен собою, когда ему удается грубовато возразить:
— Извините, пожалуйста, но вас уволили за профнепригодность.
Было решение квалификационной комиссии. Как известно, приказ ректора основывался на ее выводах.
— Поздравляю! Меня восхищает ваша святая простота! — Сквозь горячечный блеск глаз пробиваются трезвые иголочки, нацеленные прямо в лоб Алоизаса.— Это же мафия! Они любую комиссию создадут, та что угодно подмахнет!
Мафия? Модное газетное словцо чертовски обязывает. Это тебе не родной язык, в любом слове которого схватываешь десятки оттенков. Раз мафия — значит, преступление!
Бывший коллега и тут не дает раскрыть рта.
— Да, да! Про кого угодно и что угодно! Вчера вы еще были уважаемым преподавателем, а завтра проснетесь проходимцем, чьи моральные качества и знание предмета не соответствуют учебно-воспитательному процессу! Именно это случилось со мной, со вторым, третьим, подобное в один прекрасный день произойдет и с вами, молодой коллега. Да, да, с вами!
Алоизас на мгновение просто белеет от гнева. Мало того, что желчные обвинения Н. сугубо пристрастны, он еще осмеливается грозить ему. Провокация — вот что это такое, настоящая провокация!
— Будьте покойны, со мной такого не случится! — резко бросает он Н. и демонстративно поднимает к глазам часы, взбешенный, не видит стрелок — лишь неясное белесое пятно циферблата. Студенты уже целую вечность ждут!
— Не волнуйтесь, я засек время.— Н. вновь являет трезвость мысли, странным образом сочетающуюся с фанатичным блеском глаз.— Я тоже, как вы имели случай убедиться, достаточно занятой человек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174