Из Тикси нам прислали роскошную стерлядь. Первым обед из нее го-
товил аэролог Вася. Он сделал какую-то немыслимую бурду, сварив стерлядь с сухой картошкой. Картошка не доварилась и была жесткой, а стерлядь переварилась. Все ругались, но ели. Когда пришла моя очередь,, то, помня свои рыбацкие походы, я сварил просто обычную уху. Она всем понравилась, и меня избрали шеф-поваром, назначив готовить праздничный обед на воскресенье. Меню я стал придумывать заранее. Решил сделать такой обед, чтобы всех удивить. На первое я приготовил заливное из стерляди, на второе — жареную оленину, на четвертое, вместо чая, — кисленький напиток из грушевого компота, а вот на третье... Что на третье? Сварю-ка я шоколад. Варить шоколад я не умел, но думал, что особой хитрости нет. Шоколаду было у нас много. Целый ящик его стоял за палаткой. Когда шоколад привезли, мы сначала накинулись на него, но, съев по две плитки, сразу остыли и больше его не ели, — не хотелось. Почему-то в Арктике очень нравится все кислое. Утром в воскресенье товарищи мне сказали:
— Ну, ждем твоего обеда. Какой он будет? Я хитро улыбнулся и ответил:
— Увидите, приходите и не опаздывайте!
Когда все ушли, я приступил к подготовке. Все шло хорошо. Рыбу, оленину, напиток я приготовил быстро и приступил к главному. В большой чайник я набрал, снегу и поставил его на плитку. Потом достал несколько плиток шоколада, снял с них красивые бумажные обертки, настрогал и засыпал в чайник. «Шоколад скоро будет готов, — решил я, — надо только, подсластить»— и засыпал в чайник сахар. Когда все сварилось, я попробовал. Но, странное дело, напиток был горький,— шоколад пригорел. Вот досада! Первая мысль была — выплеснуть все и сварить заново. Я так и хотел сделать, но на глаза попались яркие бумажки и сёре: бристая фольга. Они укоризненно на меня" смотрели. «Эх, ты!» —словно говорили они. И я пожалел. Нельзя же выбрасывать столько добра. Прибавлю сахара, и все будет в порядке. Так я и сделал. Но как отнесутся к этому товарищи? «Съедят», — решил я; иначе не дам вкусного напитка. Дежурный по камбузу «самый главный начальник»!
За целый день работы на морозе ребята проголодались.
— Готово? — спросили они, влезая в палатку. — Знаешь, волки и те имеют меньший аппетит; все съедим! — И они набросились на мои кушанья.
— Здорово, ты — король поваров! — хвалили они. Я торжествовал. Заливное и оленину ели с огромным удовольствием.
— Ну, а что на третье?
— Попробуйте на четвертое. — И дал по полстакана кисленького напитка.
— Чудо! — воскликнули все, — дай еще!
— Прежде на третье выпейте по чашке шоколада.
— Как, еще и шоколад! Ну, знаешь, ты гений!
Все стали пробовать шоколад, но лица их вытянулись.
— Неужели шоколад вареный такой невкусный? Почему же его так хвалят в старых книгах?
— Зато очень питательно, — авторитетным тоном заявил я. — Разные вкусы. Пейте! Кто не будет пить, тому напитка не.дам.
Ребята, повинуясь мне, выпили по чашке отвратительной, пригорелой жидкости. Когда они кончили пить, я облегченно вздохнул.
— Ну и дрянь же! — искренне сказал Алексей Федорович Трешников.
— Зато сейчас на четвертое пейте сколько хотите напиток богов! — сказал я и принес выставленную на мороз огромную кастрюлю с грушевым напитком. Очевидно, мое варево на всех плохо подействовало, и грушевый напиток пили уже без подъема. Но самое ужасное было потом. Это варево расстроило всем желудки. Не страдал от этого только я, потому что сам не. пил этого «шоколада». Своим обедом я вывел из строя всех своих товарищей чуть не на двое суток. Им даже пришлось принимать лекарство. Они проклинали меня как могли.
— Да, угостил обедиком, чтоб тебя! — ругались они. Торжествовал аэролог Вася:
— Нечего сказать, кулинар!
Моя кулинарная звезда закатилась, не. успев подняться.
В хлопотах и работе не заметили, как подошли майские праздники. Только дня за два до Первого мая, когда мы начали получать приветственные телеграммы,
вспомнили о празднике. Здесь он необычен. Даже не верилось, что был май. Мы привыкли, что в мае уже нет снега. Стоят теплые, солнечные дни, цветут первые цветы — подснежники, и крошечные зеленые листочки выбиваются из почек. Нас май встретил белизной снегов, тридцатиградусным морозом, колючей поземкой и ветром. Мы так его и назвали: заснеженный май. Но, несмотря на погоду, настроение у всех было приподнятое. Накануне к нам прилетел самолет и привез подарки и письма от родных. Мы решили устроить в центре Арктики первомайский парад. Соорудили из снежных кирпичей трибуну, повесили плакат и установили громкоговоритель. Когда московские куранты пробили ровно десять, пошли к своей трибуне и мы. Нас было немного — всего девять человек. Но мы чувствовали себя частью гигантского коллектива советских людей нашей великой
Родины.У каждого в руках был маленький красный флажок. Всех охватило какое-то особое, гордое чувство, что на нашу долю выпало счастье этот прекрасный праздник трудового народа встречать в Арктике, где не ступала раньше нога человека.
Мы своей колонной прошли вокруг лагеря, обошли палатки и вышли к трибуне. Первым шел со знаменем Алексей Федорович Трешников. Никто из нас, да и он сам тогда не думал, что спустя десять лет он уже прославленным героем откроет такой же парад на самом южном континенте земли, в далекой Антарктиде. Алексей Федорович поднялся на трибуну, поднял наше знамя и произнес краткую речь. В честь Мая мы дали салют из винтовок, а потом запели гимн:
«Славься, отечество наше свободное, Дружбы народов надежный оплот!»
Ветер подхватил слова гимна и понес их вместе с поземкой дальше, в ледяную пустыню. Теперь в ее шуршании слышалась уже не беспредельная тоска бесконечного одиночества, а могучий гимн народа, строящего новое общество.
После парада мы вернулись в свою палатку на праздничный обед. К нему готовились все, и каждый сделал свое лучшее блюдо. Из спирта и сгущенного кофе летчики сварили великолепный кофейный ликер.
Мы уселись в кружок на шкуры и начали свой «пир». Потом мы пели песни. Пели с чувством, тихо и проникновенно. Пели и о Волге и Стеньке Разине, пели и о диком Иртыше и грозном Байкале. Пели песни войны и песни победы. У всех на душе было тепло и радостно. Наш летчик, седой асс, встал и тихо предложил тост:
— За тех, кто там, в городах, сегодня, сейчас вспоминает и нас!
Этот теплый тост вызвал особое оживление. Каждый представил, как сейчас там празднуют, думают и тоскуют о нас родные и близкие. Достали из карманов фотографии и стали показывать друг другу. В палатку словно вошли маленькие ребятишки со сверкающими глазами, девчушки с косичками и белыми и розовыми бантами, мальчики с причесанными вихрами, с отложными белыми воротничками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
товил аэролог Вася. Он сделал какую-то немыслимую бурду, сварив стерлядь с сухой картошкой. Картошка не доварилась и была жесткой, а стерлядь переварилась. Все ругались, но ели. Когда пришла моя очередь,, то, помня свои рыбацкие походы, я сварил просто обычную уху. Она всем понравилась, и меня избрали шеф-поваром, назначив готовить праздничный обед на воскресенье. Меню я стал придумывать заранее. Решил сделать такой обед, чтобы всех удивить. На первое я приготовил заливное из стерляди, на второе — жареную оленину, на четвертое, вместо чая, — кисленький напиток из грушевого компота, а вот на третье... Что на третье? Сварю-ка я шоколад. Варить шоколад я не умел, но думал, что особой хитрости нет. Шоколаду было у нас много. Целый ящик его стоял за палаткой. Когда шоколад привезли, мы сначала накинулись на него, но, съев по две плитки, сразу остыли и больше его не ели, — не хотелось. Почему-то в Арктике очень нравится все кислое. Утром в воскресенье товарищи мне сказали:
— Ну, ждем твоего обеда. Какой он будет? Я хитро улыбнулся и ответил:
— Увидите, приходите и не опаздывайте!
Когда все ушли, я приступил к подготовке. Все шло хорошо. Рыбу, оленину, напиток я приготовил быстро и приступил к главному. В большой чайник я набрал, снегу и поставил его на плитку. Потом достал несколько плиток шоколада, снял с них красивые бумажные обертки, настрогал и засыпал в чайник. «Шоколад скоро будет готов, — решил я, — надо только, подсластить»— и засыпал в чайник сахар. Когда все сварилось, я попробовал. Но, странное дело, напиток был горький,— шоколад пригорел. Вот досада! Первая мысль была — выплеснуть все и сварить заново. Я так и хотел сделать, но на глаза попались яркие бумажки и сёре: бристая фольга. Они укоризненно на меня" смотрели. «Эх, ты!» —словно говорили они. И я пожалел. Нельзя же выбрасывать столько добра. Прибавлю сахара, и все будет в порядке. Так я и сделал. Но как отнесутся к этому товарищи? «Съедят», — решил я; иначе не дам вкусного напитка. Дежурный по камбузу «самый главный начальник»!
За целый день работы на морозе ребята проголодались.
— Готово? — спросили они, влезая в палатку. — Знаешь, волки и те имеют меньший аппетит; все съедим! — И они набросились на мои кушанья.
— Здорово, ты — король поваров! — хвалили они. Я торжествовал. Заливное и оленину ели с огромным удовольствием.
— Ну, а что на третье?
— Попробуйте на четвертое. — И дал по полстакана кисленького напитка.
— Чудо! — воскликнули все, — дай еще!
— Прежде на третье выпейте по чашке шоколада.
— Как, еще и шоколад! Ну, знаешь, ты гений!
Все стали пробовать шоколад, но лица их вытянулись.
— Неужели шоколад вареный такой невкусный? Почему же его так хвалят в старых книгах?
— Зато очень питательно, — авторитетным тоном заявил я. — Разные вкусы. Пейте! Кто не будет пить, тому напитка не.дам.
Ребята, повинуясь мне, выпили по чашке отвратительной, пригорелой жидкости. Когда они кончили пить, я облегченно вздохнул.
— Ну и дрянь же! — искренне сказал Алексей Федорович Трешников.
— Зато сейчас на четвертое пейте сколько хотите напиток богов! — сказал я и принес выставленную на мороз огромную кастрюлю с грушевым напитком. Очевидно, мое варево на всех плохо подействовало, и грушевый напиток пили уже без подъема. Но самое ужасное было потом. Это варево расстроило всем желудки. Не страдал от этого только я, потому что сам не. пил этого «шоколада». Своим обедом я вывел из строя всех своих товарищей чуть не на двое суток. Им даже пришлось принимать лекарство. Они проклинали меня как могли.
— Да, угостил обедиком, чтоб тебя! — ругались они. Торжествовал аэролог Вася:
— Нечего сказать, кулинар!
Моя кулинарная звезда закатилась, не. успев подняться.
В хлопотах и работе не заметили, как подошли майские праздники. Только дня за два до Первого мая, когда мы начали получать приветственные телеграммы,
вспомнили о празднике. Здесь он необычен. Даже не верилось, что был май. Мы привыкли, что в мае уже нет снега. Стоят теплые, солнечные дни, цветут первые цветы — подснежники, и крошечные зеленые листочки выбиваются из почек. Нас май встретил белизной снегов, тридцатиградусным морозом, колючей поземкой и ветром. Мы так его и назвали: заснеженный май. Но, несмотря на погоду, настроение у всех было приподнятое. Накануне к нам прилетел самолет и привез подарки и письма от родных. Мы решили устроить в центре Арктики первомайский парад. Соорудили из снежных кирпичей трибуну, повесили плакат и установили громкоговоритель. Когда московские куранты пробили ровно десять, пошли к своей трибуне и мы. Нас было немного — всего девять человек. Но мы чувствовали себя частью гигантского коллектива советских людей нашей великой
Родины.У каждого в руках был маленький красный флажок. Всех охватило какое-то особое, гордое чувство, что на нашу долю выпало счастье этот прекрасный праздник трудового народа встречать в Арктике, где не ступала раньше нога человека.
Мы своей колонной прошли вокруг лагеря, обошли палатки и вышли к трибуне. Первым шел со знаменем Алексей Федорович Трешников. Никто из нас, да и он сам тогда не думал, что спустя десять лет он уже прославленным героем откроет такой же парад на самом южном континенте земли, в далекой Антарктиде. Алексей Федорович поднялся на трибуну, поднял наше знамя и произнес краткую речь. В честь Мая мы дали салют из винтовок, а потом запели гимн:
«Славься, отечество наше свободное, Дружбы народов надежный оплот!»
Ветер подхватил слова гимна и понес их вместе с поземкой дальше, в ледяную пустыню. Теперь в ее шуршании слышалась уже не беспредельная тоска бесконечного одиночества, а могучий гимн народа, строящего новое общество.
После парада мы вернулись в свою палатку на праздничный обед. К нему готовились все, и каждый сделал свое лучшее блюдо. Из спирта и сгущенного кофе летчики сварили великолепный кофейный ликер.
Мы уселись в кружок на шкуры и начали свой «пир». Потом мы пели песни. Пели с чувством, тихо и проникновенно. Пели и о Волге и Стеньке Разине, пели и о диком Иртыше и грозном Байкале. Пели песни войны и песни победы. У всех на душе было тепло и радостно. Наш летчик, седой асс, встал и тихо предложил тост:
— За тех, кто там, в городах, сегодня, сейчас вспоминает и нас!
Этот теплый тост вызвал особое оживление. Каждый представил, как сейчас там празднуют, думают и тоскуют о нас родные и близкие. Достали из карманов фотографии и стали показывать друг другу. В палатку словно вошли маленькие ребятишки со сверкающими глазами, девчушки с косичками и белыми и розовыми бантами, мальчики с причесанными вихрами, с отложными белыми воротничками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57