В тот же миг море послушалось его приказания и стало отступать. Но с тех пор море раскачалось, и остановить его нельзя. Оно то уходит, то приходит.
А люди говорят: это прилив и отлив.
Дед замолчал.
— Чудесная сказка! — сказал я.
— Народная,— сказал дед.— Слышал ее в Пхеньяне на базаре.
Стало как-то особенно темно. Так обычно бывает перед рассветом. Незаметно исчезли и светлячки.
— Пожалуй, подремлем часочек у костерка,—сказал дед и улегся поудобнее.
Я не возражал. Костер тлел. Было тихо, и только рокот морского прибоя, словно колыбельная песня, нас убаюкивал. С чувством какой-то тихой радости я задремал в эту чудесную ночь на берегу Тихого океана.
Вернулись мы из обсерватории через несколько дней. Ледокол уже вышел из дока. На него были приняты запасы топлива, продовольствия и воды для дальнейшего; рейса.
Наступил последний день нашего пребывания во Владивостоке.
Утром нас разбудили рано. Были выполнены последние формальности, а затем ледокол, как говорят моряки, «отдал швартовые». Он медленно стал разворачиваться и выходить из бухты.
У моряков есть прекрасный обычай: когда судно уходит в далекий рейс, то все стоящие в бухте суда его провожают гудками. Так было и у нас. По мере того, как ледокол продвигался к выходу из бухты, стоящие суда провожали его низкими гудками.
«Счастливого рейса», — гудели они.
«Благодарю», — отвечал наш ледокол.
ПУТЬ НА СЕВЕР
Скоро мы миновали знаменитый Скрепнев маяк, и; Владивосток остался за кормой.
Если вы посмотрите на карту, то увидите, что путь на север проходит сначала через Японское море, потом выходит в Охотское море, через пролив Лаперуза между Японским островом Хоккайдо и островом Сахалином. Далее путь лежит вдоль Курильской гряды. Затем через один из проливов между этими островами вы выходите уже в Тихий океан и идете вдоль берегов Камчатки. Даже от географических названий этих мест веет чем-то таинственным, связанным с неизвестностью и опасностью. В самом деле, такие названия, как «залив Тер-
пения», «Камень опасностей», скала «Пронеси господи», говорят о многом.
Нас поразило Японское море. Ночью, когда зажглись звезды, вода стала светиться. Нос нашего ледокола разрезал воду и отбрасывал серебристые, светящиеся волны. Казалось, что там, в глубине, находятся какие-то хрустальные сверкающие дворцы. Картина была совершенно необыкновенная. Впечатление это создавали миллионы маленьких морских светлячков.
Наш гидробиолог рассказал, что это светятся особые бактерии. Если их поместить в питательную среду, то они так, сильно будут светиться, что можно даже читать. Настоящие «живые лампы». Свет их состоит из синих, желтых и зеленых лучей. Кроме бактерий, светятся находящиеся в морской воде маленькие одноклеточные организмы, называемые «ночесветками». Это розовые шарики величиной с булавочную головку. В них имеются капельки особого, жироподобного вещества, которое и дает свечение.
Японское море теплое. В его глубинах жизнь очень богатая, — чего только там нет! Иногда сюда заходят и киты, но они больше предпочитают просторы Тихого океана. Несколько раз мы видели большие косяки рыб и парящих над ними чаек.
Совершенно другим выглядело Охотское море. Нас оно встретило милостиво. Шторма не было. Но обычно это бурное, штормовое море. Вода в нем серовато-сизого цвета. Светлячков в воде мало, и море уже не светилось. Плывя по Охотскому морю, вы чувствуете, что это «злое», «колючее» море.
Входили мы в Тихий океан через Курильскую гряду, мимо острова Матуа. Нас всех поразил светящийся столб, поднимающийся от этого острова. Радисты нам сказали, что там начинает действовать вулкан и что этот светящийся столб не что иное, как раскаленные пары, выброшенные из кратера вулкана. Спустя несколько дней радисты рассказали, что вулкан на острове Матуа стал извергаться и был дан приказ всем судам, находящимся в стокилометровой зоне, быть готовыми и по первому требованию подойти к острову для спасения людей.
Огромные массы лавы были выброшены вулканом и потекли в море,
К нашему сожалению, ледокол уже находился вне этой зоны, и распоряжение его не касалось. Нам очень хотелось посмотреть на извержение вулкана, но опытные люди говорили:
— Что вы! Подходить к: острову во время извержения вулкана — это же безумие! Может забить каменным дождем, накрыть раскаленным пеплом. Словом, такой экзотики лучше не надо!
Около Камчатки начальник нашей экспедиции — Игорь Владиславович Максимов — решил провести проверку океанографических приборов и одновременно проверить в гидрологическом отношении правильность исследований прежних экспедиций в этом районе. Они вызывали некоторое сомнение.
Гидрологи в таких случаях говорят: «Надо взять станцию».
Этот район был интересен и сам по себе. Здесь в Эту пору исследований было еще очень мало, и каждая гидрологическая станция представляла интерес.
Игорь Владиславович очень опытный океанолог. Можно было поражаться его знаниям. Я не встречал большего энтузиаста моря, чем он. Про него смеясь говорили: «Его хлебом не корми, только дай заняться океанологией».
Мы остановили машины и, как говорят моряки, «легли в дрейф». На горизонте, слева от нас, видны были скалистые берега Камчатки. Уходила ввысь знаменитая Авачинская сопка. Вершина ее белела, словно украшенная ожерельем из вечных снегов.
Нас разбудили в 4 часа утра. Я вышел на палубу и изумился: все сияло и искрилось. На горизонте прямо из океана величественно всходило солнце. Розовела вершина Авачинской сопки. Тихий океан был спокоен; он сегодня был действительно тихий/ Небо почти без облаков. Но долго любоваться морем нельзя. Это день испытаний— первая проба приборов. Это был наш экзамен, и очень трудный. Как- мы подготовились? Ведь глубина океана здесь больше четырех километров!
Волновались все. Как будут работать лебедки? Сумеем ли точно определить дно? Выдержит ли трос? Достанем ли со дна морских животных? И много-много других вопросов вставало перед нами.
Больше всех волновались наши гидрогеологи, — они должны были достать грунт со дна океана. Они даже не спали перед этим ночь, но зато им же и выпала первая радость — трубка, специальный прибор для взятия грунта, опущенная на дно, принесла грунт. Грунт был илистый, зеленоватого цвета; он состоял из остатков живших когда-то водорослей и ракушек морских животных. С каким-то особым уважением смотрели мы на эти поднятые со дна океана зеленые комочки.
Потом гидробиолог Константин Абрамович Броцкий с большой глубины достал маленьких морских животных; он называл их: «планктон». Животные были так малы, что простым глазом разобрать их было очень трудно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
А люди говорят: это прилив и отлив.
Дед замолчал.
— Чудесная сказка! — сказал я.
— Народная,— сказал дед.— Слышал ее в Пхеньяне на базаре.
Стало как-то особенно темно. Так обычно бывает перед рассветом. Незаметно исчезли и светлячки.
— Пожалуй, подремлем часочек у костерка,—сказал дед и улегся поудобнее.
Я не возражал. Костер тлел. Было тихо, и только рокот морского прибоя, словно колыбельная песня, нас убаюкивал. С чувством какой-то тихой радости я задремал в эту чудесную ночь на берегу Тихого океана.
Вернулись мы из обсерватории через несколько дней. Ледокол уже вышел из дока. На него были приняты запасы топлива, продовольствия и воды для дальнейшего; рейса.
Наступил последний день нашего пребывания во Владивостоке.
Утром нас разбудили рано. Были выполнены последние формальности, а затем ледокол, как говорят моряки, «отдал швартовые». Он медленно стал разворачиваться и выходить из бухты.
У моряков есть прекрасный обычай: когда судно уходит в далекий рейс, то все стоящие в бухте суда его провожают гудками. Так было и у нас. По мере того, как ледокол продвигался к выходу из бухты, стоящие суда провожали его низкими гудками.
«Счастливого рейса», — гудели они.
«Благодарю», — отвечал наш ледокол.
ПУТЬ НА СЕВЕР
Скоро мы миновали знаменитый Скрепнев маяк, и; Владивосток остался за кормой.
Если вы посмотрите на карту, то увидите, что путь на север проходит сначала через Японское море, потом выходит в Охотское море, через пролив Лаперуза между Японским островом Хоккайдо и островом Сахалином. Далее путь лежит вдоль Курильской гряды. Затем через один из проливов между этими островами вы выходите уже в Тихий океан и идете вдоль берегов Камчатки. Даже от географических названий этих мест веет чем-то таинственным, связанным с неизвестностью и опасностью. В самом деле, такие названия, как «залив Тер-
пения», «Камень опасностей», скала «Пронеси господи», говорят о многом.
Нас поразило Японское море. Ночью, когда зажглись звезды, вода стала светиться. Нос нашего ледокола разрезал воду и отбрасывал серебристые, светящиеся волны. Казалось, что там, в глубине, находятся какие-то хрустальные сверкающие дворцы. Картина была совершенно необыкновенная. Впечатление это создавали миллионы маленьких морских светлячков.
Наш гидробиолог рассказал, что это светятся особые бактерии. Если их поместить в питательную среду, то они так, сильно будут светиться, что можно даже читать. Настоящие «живые лампы». Свет их состоит из синих, желтых и зеленых лучей. Кроме бактерий, светятся находящиеся в морской воде маленькие одноклеточные организмы, называемые «ночесветками». Это розовые шарики величиной с булавочную головку. В них имеются капельки особого, жироподобного вещества, которое и дает свечение.
Японское море теплое. В его глубинах жизнь очень богатая, — чего только там нет! Иногда сюда заходят и киты, но они больше предпочитают просторы Тихого океана. Несколько раз мы видели большие косяки рыб и парящих над ними чаек.
Совершенно другим выглядело Охотское море. Нас оно встретило милостиво. Шторма не было. Но обычно это бурное, штормовое море. Вода в нем серовато-сизого цвета. Светлячков в воде мало, и море уже не светилось. Плывя по Охотскому морю, вы чувствуете, что это «злое», «колючее» море.
Входили мы в Тихий океан через Курильскую гряду, мимо острова Матуа. Нас всех поразил светящийся столб, поднимающийся от этого острова. Радисты нам сказали, что там начинает действовать вулкан и что этот светящийся столб не что иное, как раскаленные пары, выброшенные из кратера вулкана. Спустя несколько дней радисты рассказали, что вулкан на острове Матуа стал извергаться и был дан приказ всем судам, находящимся в стокилометровой зоне, быть готовыми и по первому требованию подойти к острову для спасения людей.
Огромные массы лавы были выброшены вулканом и потекли в море,
К нашему сожалению, ледокол уже находился вне этой зоны, и распоряжение его не касалось. Нам очень хотелось посмотреть на извержение вулкана, но опытные люди говорили:
— Что вы! Подходить к: острову во время извержения вулкана — это же безумие! Может забить каменным дождем, накрыть раскаленным пеплом. Словом, такой экзотики лучше не надо!
Около Камчатки начальник нашей экспедиции — Игорь Владиславович Максимов — решил провести проверку океанографических приборов и одновременно проверить в гидрологическом отношении правильность исследований прежних экспедиций в этом районе. Они вызывали некоторое сомнение.
Гидрологи в таких случаях говорят: «Надо взять станцию».
Этот район был интересен и сам по себе. Здесь в Эту пору исследований было еще очень мало, и каждая гидрологическая станция представляла интерес.
Игорь Владиславович очень опытный океанолог. Можно было поражаться его знаниям. Я не встречал большего энтузиаста моря, чем он. Про него смеясь говорили: «Его хлебом не корми, только дай заняться океанологией».
Мы остановили машины и, как говорят моряки, «легли в дрейф». На горизонте, слева от нас, видны были скалистые берега Камчатки. Уходила ввысь знаменитая Авачинская сопка. Вершина ее белела, словно украшенная ожерельем из вечных снегов.
Нас разбудили в 4 часа утра. Я вышел на палубу и изумился: все сияло и искрилось. На горизонте прямо из океана величественно всходило солнце. Розовела вершина Авачинской сопки. Тихий океан был спокоен; он сегодня был действительно тихий/ Небо почти без облаков. Но долго любоваться морем нельзя. Это день испытаний— первая проба приборов. Это был наш экзамен, и очень трудный. Как- мы подготовились? Ведь глубина океана здесь больше четырех километров!
Волновались все. Как будут работать лебедки? Сумеем ли точно определить дно? Выдержит ли трос? Достанем ли со дна морских животных? И много-много других вопросов вставало перед нами.
Больше всех волновались наши гидрогеологи, — они должны были достать грунт со дна океана. Они даже не спали перед этим ночь, но зато им же и выпала первая радость — трубка, специальный прибор для взятия грунта, опущенная на дно, принесла грунт. Грунт был илистый, зеленоватого цвета; он состоял из остатков живших когда-то водорослей и ракушек морских животных. С каким-то особым уважением смотрели мы на эти поднятые со дна океана зеленые комочки.
Потом гидробиолог Константин Абрамович Броцкий с большой глубины достал маленьких морских животных; он называл их: «планктон». Животные были так малы, что простым глазом разобрать их было очень трудно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57