Первый оттиск статьи я подарил Аркадию Никаноровичу. Преподнести статью В. Ю. Визе я не решился.
В последний год войны фашисты уже покинули север. Все реже и реже стали появляться там их самолеты и подводные лодки. Теперь им приходилось защищать уже свое логово. Могучая наша армия гнала их по всему фронту.
Можно было бы написать целую книгу про кровь и лед, о героике полярных исследователей в дни Великой Отечественной войны. Теперь, когда я пишу строки этой, уже далекой истории, на нашей земле воцарился мир. Родина залечила раны войны, а по Северному морскому пути спокойно идут суда и советские люди несут свои вахты.
Глава IV
НА БЕРЕГУ ТИХОГО ОКЕАНА
ЛЕГЕНДАРНЫЙ КАПИТАН
Вскоре, по окончании войны, состоялась первая крупная послевоенная экспедиция в Арктику. Война показала, какую большую роль играет Северный морской путь и как важно его изучить.
Меня пригласили участвовать в этой экспедиции. Я, конечно, с радостью согласился. Наконец-то осуществлялась моя давнишняя мечта! Полеты на ледовую разведку, в которых приходилось мне участвовать, как-то не произвели на меня особого впечатления, и я не почувствовал настоящего дыхания Арктики.
Экспедицию возглавлял еще довольно молодой, но уже опытный исследователь арктических морей — Игорь Владиславович Максимов.
В нашу группу по исследованию льда вошли: мой приятель по институту Константин Евгеньевич Иванов и недавно поступивший к нам Гурий Николаевич Яковлев. Экспедиция должна была начать свою работу с Чукотского моря, поэтому ее отправляли из Владивостока. Потребовалось целых двенадцать суток, чтобы добраться от Ленинграда до Владивостока, — так огромна наша Родина. Наконец мы приехали.
Владивосток произвел на нас несколько странное впечатление. Весь город расположен на сопках и холмиках разной высоты. Казалось, в этом городе нет ровного места. Внизу плескались воды бухты Золотой Рог.
Ледокол, на котором нам предстояло путешествие, был еще в доке. Здесь был виден весь его огромный подводный корпус, напоминавший кита. На ледоколе вели последние ремонтные работы.
После завершения хлопот, связанных с устройством, у нас осталось время для ознакомления с городом. Я всегда начинаю знакомство с неизвестным мне городом с музея. В музее все увидишь сразу — и что было в этих местах когда-то, что теперь и что должно быть в будущем. И я отправился во Владивостокский музей, который был назван именем В. К. Арсеньева, в честь знаменитого исследователя Уссурийского края. Кто из нас не читал
его знаменитых рассказов о путешествиях в этих интересных местах и о замечательном охотнике (гольде) Дерсу Узала! Я вспомнил рассказы моего приятеля Леонида Ивановича Леонова. Он был лично знаком с Арсеньевым. Когда Владимир Клавдиевич возвращался из своих экспедиций, то его уже ждала молодежь. Устраивались публичные лекции. В огромном зале создавали подобие костра из вентилятора, лампочки и красной материи, устанавливали палатку, клали дрова и пни, — получалась полная картина тайги. Затаив дыхание переполненный зал слушал рассказ Арсеньева о путешествиях по Уссурийскому краю.
Музей во Владивостоке замечательный. Вы словно попадаете на морское дно, где огромные акулы, электрические скаты, осьминоги, рыбы с мечами и пилами и масса других больших и малых рыб смотрят на вас, готовые броситься. Потом вы оказываетесь на берегу моря. Здесь все меняется: вас окружают чайки; на скалах ютятся кайры и чистики; плавают утки, гуси, лебеди, а из воды высовываются котики, огромные моржи и тюлени. Вы идете дальше, и перед вами открывается Уссурийская тайга. Олени, косули, кабаны, медведи и тигры. Я так увлекся, что не заметил, как кончился день. Ко мне подошел сторож и вежливо сказал:
— Музей уже закрывается; приходите, пожалуйста, завтра.
— Какой замечательный музей и с какой любовью он сделан! — сказал я сторожу. Тот, очевидно, был польщен.
— Да, музей хорош, — сказал он с гордостью. — Собирали его большие люди. Сам Арсеньев начал его создавать.
Когда я выходил из музея, впереди вышел почтенный старичок небольшого роста. На груди у него были приколоты два ордена Боевого Красного Знамени. Старичок меня очень заинтересовал. Два боевых ордена говорили о его смелости. Мне захотелось узнать, — какие он совершил подвиги? Я задержался и, подойдя к сторожу музея, спросил, не знает ли он этого человека.
— Как же, знаю! — сказал сторож. — Это же сам Александр Михайлович. — И он назвал мне его фамилию. Но, видя, что его фамилия мне неизвестна, он сказал:—Это очень интересный человек. Это последний парусный капитан,
И сторож рассказал мне его историю. В первые годы советской власти на Дальнем Востоке было много контрабандистов, которые заходили в наши воды и хищнически разбойничали в них. Тогда молодая республика только еще набирала силы. Правительство обратилось к капитанам, имевшим свои шхуны, с просьбой помочь бороться с контрабандистами. Откликнулось несколько капитанов, в том числе и Александр Михайлович, который был очень опытным моряком, плавал он на своей моторно-парусной шхуне по всем морям мира и знал двенадцать языков. Он был патриотом своей Родины и в короткое время, смело действуя, захватил несколько разбойничьих шхун. Его имя стало страшным для всех, кто приходил грабить советские территориальные воды.
В то время появилась одна'очень большая и хорошо вооруженная шхуна неизвестной национальности, под названием «Ява». Она нагло входила в наши воды, вела промысел, а когда ее пробовали ловить, то, пользуясь превосходством своих мощных двигателей, — уходила. А иногда и отстреливалась.
Ее-то и решил изловить Александр Михайлович. Долго он ее выслеживал и наконец увидел стоящей в одной из бухт на Камчатке. Шхуна брала воду. Сил у Александра Михайловича было в два раза меньше, и в открытом бою вряд ли он победил бы. Тогда он пошел на хитрость. Он спрятал за мысом свою шхуну, а сам с шестью матросами на шлюпке с распущенным белым флагом поплыл к контрабандистам. Когда шлюпка вышла на середину бухты, ее со шхуны «Ява» заметили. Там срочно прекратили прием воды, и вся команда высыпала на палубу. Но что это была за команда! Тут были люди всех национальностей, в тельняшках, майках, безрукавках, повязанные платками, в шляпах или бескозырках, все с ножами и револьверами. На шхуне были установлены три легкие пушки.
Шлюпка быстро подошла к борту шхуны. На английском языке Александр Михайлович громко сказал капитану шхуны, стоящему на палубе:
— Сэр, потрудитесь дать распоряжение спустить трап!
Трап был, спущен. Тогда Александр Михайлович: в сопровождении только одного юнги поднялся на палубу и громко поздоровался с капитаном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
В последний год войны фашисты уже покинули север. Все реже и реже стали появляться там их самолеты и подводные лодки. Теперь им приходилось защищать уже свое логово. Могучая наша армия гнала их по всему фронту.
Можно было бы написать целую книгу про кровь и лед, о героике полярных исследователей в дни Великой Отечественной войны. Теперь, когда я пишу строки этой, уже далекой истории, на нашей земле воцарился мир. Родина залечила раны войны, а по Северному морскому пути спокойно идут суда и советские люди несут свои вахты.
Глава IV
НА БЕРЕГУ ТИХОГО ОКЕАНА
ЛЕГЕНДАРНЫЙ КАПИТАН
Вскоре, по окончании войны, состоялась первая крупная послевоенная экспедиция в Арктику. Война показала, какую большую роль играет Северный морской путь и как важно его изучить.
Меня пригласили участвовать в этой экспедиции. Я, конечно, с радостью согласился. Наконец-то осуществлялась моя давнишняя мечта! Полеты на ледовую разведку, в которых приходилось мне участвовать, как-то не произвели на меня особого впечатления, и я не почувствовал настоящего дыхания Арктики.
Экспедицию возглавлял еще довольно молодой, но уже опытный исследователь арктических морей — Игорь Владиславович Максимов.
В нашу группу по исследованию льда вошли: мой приятель по институту Константин Евгеньевич Иванов и недавно поступивший к нам Гурий Николаевич Яковлев. Экспедиция должна была начать свою работу с Чукотского моря, поэтому ее отправляли из Владивостока. Потребовалось целых двенадцать суток, чтобы добраться от Ленинграда до Владивостока, — так огромна наша Родина. Наконец мы приехали.
Владивосток произвел на нас несколько странное впечатление. Весь город расположен на сопках и холмиках разной высоты. Казалось, в этом городе нет ровного места. Внизу плескались воды бухты Золотой Рог.
Ледокол, на котором нам предстояло путешествие, был еще в доке. Здесь был виден весь его огромный подводный корпус, напоминавший кита. На ледоколе вели последние ремонтные работы.
После завершения хлопот, связанных с устройством, у нас осталось время для ознакомления с городом. Я всегда начинаю знакомство с неизвестным мне городом с музея. В музее все увидишь сразу — и что было в этих местах когда-то, что теперь и что должно быть в будущем. И я отправился во Владивостокский музей, который был назван именем В. К. Арсеньева, в честь знаменитого исследователя Уссурийского края. Кто из нас не читал
его знаменитых рассказов о путешествиях в этих интересных местах и о замечательном охотнике (гольде) Дерсу Узала! Я вспомнил рассказы моего приятеля Леонида Ивановича Леонова. Он был лично знаком с Арсеньевым. Когда Владимир Клавдиевич возвращался из своих экспедиций, то его уже ждала молодежь. Устраивались публичные лекции. В огромном зале создавали подобие костра из вентилятора, лампочки и красной материи, устанавливали палатку, клали дрова и пни, — получалась полная картина тайги. Затаив дыхание переполненный зал слушал рассказ Арсеньева о путешествиях по Уссурийскому краю.
Музей во Владивостоке замечательный. Вы словно попадаете на морское дно, где огромные акулы, электрические скаты, осьминоги, рыбы с мечами и пилами и масса других больших и малых рыб смотрят на вас, готовые броситься. Потом вы оказываетесь на берегу моря. Здесь все меняется: вас окружают чайки; на скалах ютятся кайры и чистики; плавают утки, гуси, лебеди, а из воды высовываются котики, огромные моржи и тюлени. Вы идете дальше, и перед вами открывается Уссурийская тайга. Олени, косули, кабаны, медведи и тигры. Я так увлекся, что не заметил, как кончился день. Ко мне подошел сторож и вежливо сказал:
— Музей уже закрывается; приходите, пожалуйста, завтра.
— Какой замечательный музей и с какой любовью он сделан! — сказал я сторожу. Тот, очевидно, был польщен.
— Да, музей хорош, — сказал он с гордостью. — Собирали его большие люди. Сам Арсеньев начал его создавать.
Когда я выходил из музея, впереди вышел почтенный старичок небольшого роста. На груди у него были приколоты два ордена Боевого Красного Знамени. Старичок меня очень заинтересовал. Два боевых ордена говорили о его смелости. Мне захотелось узнать, — какие он совершил подвиги? Я задержался и, подойдя к сторожу музея, спросил, не знает ли он этого человека.
— Как же, знаю! — сказал сторож. — Это же сам Александр Михайлович. — И он назвал мне его фамилию. Но, видя, что его фамилия мне неизвестна, он сказал:—Это очень интересный человек. Это последний парусный капитан,
И сторож рассказал мне его историю. В первые годы советской власти на Дальнем Востоке было много контрабандистов, которые заходили в наши воды и хищнически разбойничали в них. Тогда молодая республика только еще набирала силы. Правительство обратилось к капитанам, имевшим свои шхуны, с просьбой помочь бороться с контрабандистами. Откликнулось несколько капитанов, в том числе и Александр Михайлович, который был очень опытным моряком, плавал он на своей моторно-парусной шхуне по всем морям мира и знал двенадцать языков. Он был патриотом своей Родины и в короткое время, смело действуя, захватил несколько разбойничьих шхун. Его имя стало страшным для всех, кто приходил грабить советские территориальные воды.
В то время появилась одна'очень большая и хорошо вооруженная шхуна неизвестной национальности, под названием «Ява». Она нагло входила в наши воды, вела промысел, а когда ее пробовали ловить, то, пользуясь превосходством своих мощных двигателей, — уходила. А иногда и отстреливалась.
Ее-то и решил изловить Александр Михайлович. Долго он ее выслеживал и наконец увидел стоящей в одной из бухт на Камчатке. Шхуна брала воду. Сил у Александра Михайловича было в два раза меньше, и в открытом бою вряд ли он победил бы. Тогда он пошел на хитрость. Он спрятал за мысом свою шхуну, а сам с шестью матросами на шлюпке с распущенным белым флагом поплыл к контрабандистам. Когда шлюпка вышла на середину бухты, ее со шхуны «Ява» заметили. Там срочно прекратили прием воды, и вся команда высыпала на палубу. Но что это была за команда! Тут были люди всех национальностей, в тельняшках, майках, безрукавках, повязанные платками, в шляпах или бескозырках, все с ножами и револьверами. На шхуне были установлены три легкие пушки.
Шлюпка быстро подошла к борту шхуны. На английском языке Александр Михайлович громко сказал капитану шхуны, стоящему на палубе:
— Сэр, потрудитесь дать распоряжение спустить трап!
Трап был, спущен. Тогда Александр Михайлович: в сопровождении только одного юнги поднялся на палубу и громко поздоровался с капитаном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57