.. Поздно, слишком поздно, опомнились (и еще вопрос — опомнились ли бы остальные, если б не Мазут Амо), очень поздно прибегли наирские руководители к надлежащим строжайшим мерам против названных подлецов. Но что же могли они сделать, когда противник был почти у стен города, когда спустя два дня, как узнаем мы впоследствии, с головокружительной быстротой пал город, и Вековой Враг наступил ногой на его пылающие руины...
Мы переходим к описанию последних событий нашего наирского города, и сердце начинает грызть какая-то острая, неумолимая, жестокая боль. Рука моя вновь начинает дрожать, и буквы у меня выходят вкривь и вкось, словно строки мои раскачивает дуновение невиданного ветра... Читатель, события, к описанию коих мы приступаем, черны, мрачны, кровавы, и мы не знаем, сумеет ли наше слабое перо воспроизвести эти события столь же грозно и душераздирающе, сколь грозны и душераздирающи были они в действительности. В этом, читатель, мы больше чем сомневаемся, ибо навряд ли под нашим древним солнцем найдется перо, могущее воспроизвести эти последние события так, чтобы дыбом встали волосы читателя, чтоб сердце его испепелилось от стона и боли и потекли бы из глаз его жгучие слезы. Мы не верим, что это нам удастся, читатель, и от гнева и боли хотим бросить перо, не писать, не доканчивать этот роман, подобный поэме, и без того сильно растянувшийся; но вот — из загадочного тайника моего, автора, мозга, выползая, разливаются перед моим духовным окном черные, мрачные, кровавые события и образы,— и я вновь берусь за перо, чтоб продолжать прерванный рассказ.
И на этот раз тоже история началась с него —с Амо Амбарцумовича — Мазута Амо. И как же могла она начаться не с него, то есть Амо Амбарцумовича — Мазута Амо, когда, как известно, уже не только наирский город, но и вся Наири вращалась вокруг него... Да, на этот раз тоже началось с него. В городе вдруг стали распространяться слухи, что Амо Амбарцумович Асатуров — Мазут Амо выезжает в оккупированные районы как чрезвычайный уполномоченный, в целях организации обороны на местах. Параллельно с этим в городе стали циркулировать слухи, что враг уже двинулся и идет на город,— движется, как поток, сметая все, что встречает на пути. Вот какие слухи стали ходить в то утро по городу и вместе с этими слухами, параллельно с ними, стали ходить по городу уже не слухи, а живые люди; ходившие по городу не слухи, а живые люди эти врывались в дома и вытаскивали из домов — не вещи, а способных носить оружие и отправляли их на станцию, на фронт. И все это совершалось не попросту, по дуновению ветра, а на основании расклеенных на стенах — на сей раз на наирском языке — и не объявлений, а приказов, под которыми — о, чудо-чудеса! — значилась не подпись т. Вародяна или Местного Комитета, или военных властей, или же, наконец, самого Амо Амбарцумовича,— а под этими напечатанными на наирском языке приказами значилось —
представляете ли вы себе? — не имя, не фамилия и не название учреждения, а лишь три буквы — РПД (Революционная Партия Дашнакцутюн)!.. Впечатление от этих трех букв было сильнее и страшнее, чем от тысячи имен Мазутов Амо или же различных властей... Смертной дрожью отдавало от этих трех букв! Подписанное тремя страшными буквами, это объявление, виноват, приказ начинался коротким и внушительным обращением: «Наиряне». Да, действительно, коротко и внушительно было обращение, подобно тому, как коротка и внушительна была подпись, значившаяся под этим обращением, то есть приказом, но для понимающего в этом одном слове таился целый мир! И это понимали не только избранные, единичные личности, а поголовно все без исключения. Мало того, не только понимали, но и входили в него в это одно слово — все! Вот что поразительней всего. Да, именно, в это одно-единственное слово входили и сам Амо Амбарцумович — Мазут Амо, и т. Вародян, и врач Сергей Каспарыч, и Осеп Нариманов, и Хаджи Онник Манукоф Эфенди, и лавочник Колопотян, и гробовщик Енок вместе с Кривым Арутом и даже вокзальные башибузуки и дезертиры. Такою вот универсальной емкостью обладало это обращение, это единственное слово, коим начинался приказ.
«Наиряне! — было сказано в этом приказе: — Так было сказано на английском языке, как полагали устрашенные горожане, и, казалось, это служило одной из причин, кроме указанного выше одного слова — обращения, что приказ произвел на наирян ошеломляющее, почти мистическое впечатление. «Враг приближается к нашим воротам,— говорилось далее в этом приказе,— и каждый наирянин должен дать себе ясный отчет, что это значит... Наиряне! — повторялось универсальное обращение: — Наша прекрасная страна, веками лелеемое и, наконец, ценою крови наших сынов отвоеванное отечество наше, наша, подобная раю, Наири стоит перед неслыханной опасностью. Приближается враг и вновь хочет предать ее огню
и мечу. Наиряне! — обращался третий раз приказ ко всем, всем: — Каждому истинному наирянину сегодня остается делать одно: взять оружие и выступить на фронт для защиты нашей бесподобной родины. Начиная от грудного ребенка до девяностолетнего старика,— все должны выступить сегодня на фронт и, подставив свою грудь , штыку противника, своей священной кровью спасти от гибели и разорения заветную родину — нашу, подобную раю, Наири.— Наконец, наиряне!—в четвертый и последний раз обращался приказ к вселенной и всем: — Настала решительная минута, и РПД обращается с единственным призывом к своему дорогому на- ирскому народу: На поле битвы!.. Исстрадавшийся наирский народ, возьмись за оружие! В последний раз призывает тебя Наири. И пусть исчезнут с нашего пути трусы и шкурники. К позорному столбу всех тех, кто в этот роковой час свои личные интересы предпочтет славной идее наиролюбия. РПД сим объявляет, что на месте будут расстреливаться те, кто для спасения своей жалкой шкуры попытается отказаться от отправки на фронт или же бежать с фронта. Этого требует от нас родина, этого требует от нас сегодня наша обетованная Наири. Итак, наиряне, к оружию!..» Так заканчивается приказ, и затем следовали упомянутые выше буквы — РПД.
Нечего и говорить о том, что это объявление, виноват— приказ произвел на всех горожан неслыханное, ошеломляющее впечатление. В городе поднялась такая суматоха, что, как сказал бы гробовщик Енок, «мать забывала дитё». Казалось, произошло землетрясение, настал день страшного суда! Если же хотите знать правду— этот день и нужно считать началом гибели страны Наири и описанного нами города,— и это не вследствие названного приказа, а по причине того, для нас совершенно понятного, для остальных же горожан так и оставшегося непонятным обстоятельства, что Мазут Амо хотя и временно, но покинул свой родной город.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
Мы переходим к описанию последних событий нашего наирского города, и сердце начинает грызть какая-то острая, неумолимая, жестокая боль. Рука моя вновь начинает дрожать, и буквы у меня выходят вкривь и вкось, словно строки мои раскачивает дуновение невиданного ветра... Читатель, события, к описанию коих мы приступаем, черны, мрачны, кровавы, и мы не знаем, сумеет ли наше слабое перо воспроизвести эти события столь же грозно и душераздирающе, сколь грозны и душераздирающи были они в действительности. В этом, читатель, мы больше чем сомневаемся, ибо навряд ли под нашим древним солнцем найдется перо, могущее воспроизвести эти последние события так, чтобы дыбом встали волосы читателя, чтоб сердце его испепелилось от стона и боли и потекли бы из глаз его жгучие слезы. Мы не верим, что это нам удастся, читатель, и от гнева и боли хотим бросить перо, не писать, не доканчивать этот роман, подобный поэме, и без того сильно растянувшийся; но вот — из загадочного тайника моего, автора, мозга, выползая, разливаются перед моим духовным окном черные, мрачные, кровавые события и образы,— и я вновь берусь за перо, чтоб продолжать прерванный рассказ.
И на этот раз тоже история началась с него —с Амо Амбарцумовича — Мазута Амо. И как же могла она начаться не с него, то есть Амо Амбарцумовича — Мазута Амо, когда, как известно, уже не только наирский город, но и вся Наири вращалась вокруг него... Да, на этот раз тоже началось с него. В городе вдруг стали распространяться слухи, что Амо Амбарцумович Асатуров — Мазут Амо выезжает в оккупированные районы как чрезвычайный уполномоченный, в целях организации обороны на местах. Параллельно с этим в городе стали циркулировать слухи, что враг уже двинулся и идет на город,— движется, как поток, сметая все, что встречает на пути. Вот какие слухи стали ходить в то утро по городу и вместе с этими слухами, параллельно с ними, стали ходить по городу уже не слухи, а живые люди; ходившие по городу не слухи, а живые люди эти врывались в дома и вытаскивали из домов — не вещи, а способных носить оружие и отправляли их на станцию, на фронт. И все это совершалось не попросту, по дуновению ветра, а на основании расклеенных на стенах — на сей раз на наирском языке — и не объявлений, а приказов, под которыми — о, чудо-чудеса! — значилась не подпись т. Вародяна или Местного Комитета, или военных властей, или же, наконец, самого Амо Амбарцумовича,— а под этими напечатанными на наирском языке приказами значилось —
представляете ли вы себе? — не имя, не фамилия и не название учреждения, а лишь три буквы — РПД (Революционная Партия Дашнакцутюн)!.. Впечатление от этих трех букв было сильнее и страшнее, чем от тысячи имен Мазутов Амо или же различных властей... Смертной дрожью отдавало от этих трех букв! Подписанное тремя страшными буквами, это объявление, виноват, приказ начинался коротким и внушительным обращением: «Наиряне». Да, действительно, коротко и внушительно было обращение, подобно тому, как коротка и внушительна была подпись, значившаяся под этим обращением, то есть приказом, но для понимающего в этом одном слове таился целый мир! И это понимали не только избранные, единичные личности, а поголовно все без исключения. Мало того, не только понимали, но и входили в него в это одно слово — все! Вот что поразительней всего. Да, именно, в это одно-единственное слово входили и сам Амо Амбарцумович — Мазут Амо, и т. Вародян, и врач Сергей Каспарыч, и Осеп Нариманов, и Хаджи Онник Манукоф Эфенди, и лавочник Колопотян, и гробовщик Енок вместе с Кривым Арутом и даже вокзальные башибузуки и дезертиры. Такою вот универсальной емкостью обладало это обращение, это единственное слово, коим начинался приказ.
«Наиряне! — было сказано в этом приказе: — Так было сказано на английском языке, как полагали устрашенные горожане, и, казалось, это служило одной из причин, кроме указанного выше одного слова — обращения, что приказ произвел на наирян ошеломляющее, почти мистическое впечатление. «Враг приближается к нашим воротам,— говорилось далее в этом приказе,— и каждый наирянин должен дать себе ясный отчет, что это значит... Наиряне! — повторялось универсальное обращение: — Наша прекрасная страна, веками лелеемое и, наконец, ценою крови наших сынов отвоеванное отечество наше, наша, подобная раю, Наири стоит перед неслыханной опасностью. Приближается враг и вновь хочет предать ее огню
и мечу. Наиряне! — обращался третий раз приказ ко всем, всем: — Каждому истинному наирянину сегодня остается делать одно: взять оружие и выступить на фронт для защиты нашей бесподобной родины. Начиная от грудного ребенка до девяностолетнего старика,— все должны выступить сегодня на фронт и, подставив свою грудь , штыку противника, своей священной кровью спасти от гибели и разорения заветную родину — нашу, подобную раю, Наири.— Наконец, наиряне!—в четвертый и последний раз обращался приказ к вселенной и всем: — Настала решительная минута, и РПД обращается с единственным призывом к своему дорогому на- ирскому народу: На поле битвы!.. Исстрадавшийся наирский народ, возьмись за оружие! В последний раз призывает тебя Наири. И пусть исчезнут с нашего пути трусы и шкурники. К позорному столбу всех тех, кто в этот роковой час свои личные интересы предпочтет славной идее наиролюбия. РПД сим объявляет, что на месте будут расстреливаться те, кто для спасения своей жалкой шкуры попытается отказаться от отправки на фронт или же бежать с фронта. Этого требует от нас родина, этого требует от нас сегодня наша обетованная Наири. Итак, наиряне, к оружию!..» Так заканчивается приказ, и затем следовали упомянутые выше буквы — РПД.
Нечего и говорить о том, что это объявление, виноват— приказ произвел на всех горожан неслыханное, ошеломляющее впечатление. В городе поднялась такая суматоха, что, как сказал бы гробовщик Енок, «мать забывала дитё». Казалось, произошло землетрясение, настал день страшного суда! Если же хотите знать правду— этот день и нужно считать началом гибели страны Наири и описанного нами города,— и это не вследствие названного приказа, а по причине того, для нас совершенно понятного, для остальных же горожан так и оставшегося непонятным обстоятельства, что Мазут Амо хотя и временно, но покинул свой родной город.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46