.. Каро Дараян возвращается в этот город и с вокзала едет прямо на квартиру г. Марукэ, подробно называет вознице адрес г. Марукэ... Понимаете ли вы? Каро Дараян, отсутствуя целые двадцать лет и не видя в лицо г. Марукэ за псе это время, называет вознице адрес г. Марукэ, останавливается у него на квартире, как давнишний приятель, и, еще не переступив его порога, на улице у дверей, на глазах у возницы, крепко целуется с совершенно ему не знакомым, но чудом сблизившимся с ним г. Марукэ!.. : )то видел своими собственными глазами сапожник Кинтоури Симон и рассказал со всеми подробностями т. Вародяну. Вот этот именно Дараян, этот задушевный друг, г. Марукэ, на следующий день после печального происшествия в городском саду уверял всех, что действительно г. Марукэ был пьян. Мне кажется, что я имею право домерять Каро Дараяну, этому, на мой взгляд, самому достоверному источнику, во-первых, благодаря тому, что он впоследствии стал известен в городе как личность в высшей степени чистая и неподкупная, и, во-вторых, потому, что навряд ли этот сердечный друг г. Марукэ мог быть ^интересован в присвоении своему закадыке диплома пьяницы, тем более что этот злополучный «диплом» вскоре послужил поводом к лишению Марукэ его на горящего учительского диплома — обстоятельство, в котором был замешан Мазут Амо, что, впрочем, он и сам не скрывал. Он Мазут Амо, как старший попечитель приходских училищ, говорил на попечительском, созванном в срочном порядке в виде исключен не в конторе Амо Амбарцумовича2 а в церковной свечной лавочке, где попечительский состав приходских училищ всегда бывал в сборе,— вот на этом совете с пеной негодования у рта говорил Мазут Амо, что «в наирской школе, где обучается, зреет и окрыляется наше подрастающее поколение, на плечи, на слабые плечи которого завтра должно быть возложено — о, я этому верю! — дело созидания светлого наирского будущего,— уважаемые члены совета,— я нахожу, что в такой священной области в высокой роли учителя и инспектора не должно быть места бездельникам и пьянчугам, подобным г. Марукэ...» Так говорил на заседании попечительского совета приходских школ Мазут Амо, и ему, совету, ничего другого не оставалось, как одобрить предложение Мазута Амо и отрешить от должности Марукэ, что имело место два дня спустя, к великому равнодушию Марукэ и к вящему удовольствию всего города.
Врач Сергей Каспарыч отныне сидел в воинском присутствии, а по вечерам, по обыкновению, в городском клубе занимался утешающей игрой в карты, но с той только разницей, что ныне увеличились ставки: вместо «десять», «пятьдесят», «сто» теперь со стороны зеленых столов слышались возгласы: «три с половиной», «пять», которые в переносном смысле понимались как суммы, имеющие отношение к сотням и тысячам. Вторая бросающаяся в глаза перемена, которая особенно нравилась Сергею Каспарычу, заключалась в том, что городской клуб стали посещать новые, совершенно свежие люди, по большей части молодые офицеры, очень быстро привыкшие к врачу и ко всему остальному обществу: Осепу Нариманову, генералу Алешу, Араму Антонычу и другим. Я нарочно в первую очередь не отметил Амо Амбарцумовича, так как он хотя и не перестал посещать клуб, но показывался возле зеленого стола не периодически, как раньше, а урывками, и то в поздние вечерние часы, после одиннадцати. Кто, кто только не знал, что день ото дня расширялась, принимала гигантские размеры общественная деятельность Мазута Амо, в результате чего для личных удовольствий ему оставалось очень мало времени. В городе уже шли какие-то слухи, шушукались довольно явственно, и эти шушуканья находились в какой-то связи с т. Вародяном. Уже назывались известные имена: «Андраник», «Дро», «Кери» — поговаривали в домах, на
улицах. И эти имена связывались какими-то таинственными нитями с конторой Мазута Амо; из неведомых мест протягивались какие-то неведомые нити и сплетались вокруг управляющего «Светом» Мазута Амо, включая в свою орбиту также и т. Вародяна. Да, именно прежде всего Вародяна, а затем уж врача и Осепа Нариманова. Неизвестно, находилось ли это в связи с шушуканьем или нет, но как раз в те. дни как-то утром рядом с приказами пятиэтажного дома горожане нашли наклеенные другие приказы, напечатанные наирскими буквами,—собственно, не приказы, а объявления, под которыми черным по белому значилась подпись: Амазасп Аствацатрян. То был сам управляющий «Светом» Амо Амбарцумович Асатуров — Мазут Амо... Объявления эти призывали горожан, призывали, как было сказано в них, в воскресенье, в 12 часов, в зал летнего клуба на «публичное собрание». Далее оповещалось, что «О текущем моменте» сделает доклад Амазасп Аствацатрян (читай — Мазут Амо) — и затем: «После доклада будет обмен мнений по целому ряду важных вопросов. Вход для всех свободный. Ответственный распорядитель Амазасп Аствацатрян» — вот содержание этих объявлений.
Прочитав объявление, цирюльник Васил повеселел, почему-то просияло его лицо, словно весеннее утро: казалось, маслом помазали его лицо. Потирая руки, зашел он в сапожную Кинтоури Симона и весело воскликнул:
— Эй, ты, Клубная Обезьяна, тебя вызывает Мазут Амо, знаешь ли ты?..
Сапожник Симон в самом деле поверил, что его вызывает Мазут Амо, и, положив нож, встал на ноги.
— А где же он? — спросил сапожник, хотя и уязвленный грубостью цирюльника, но внутренне довольный тем, что и он тоже имеет отношение к такой персоне, как Амо Амбарцумович — Мазут Амо.— Где же он? — переспросил Кинтоури Симон цирюльника Васила с заискивающей улыбкой, думая, что Мазут Амо ждет его на улице у входа.
— Вот! — ответил Кинтоури Симону цирюльник Васил, поворотясь спиной к нему и показывая указательным пальцем... на то свое место, которым садился со дня своего появления на свет. Догадался Клубная Обезьяна, понял, что «разыграл» его цирюльник Васил.
— Тьфу, бесстыдник! — плюнул Кинтоури Симон зычным голосом вслед цирюльнику, уже успевшему выскочить на улицу...
Но я забыл отметить, что рядом с объявлениями Мазута Амо в тот же день были наклеены и другие объявления, на заголовке коих хотя и было напечатано уведомление «От нефтепромышленного т-ва «Свет», однако внизу вновь значилась его, неизменно его, Мазута Амо, подпись. В них, в этих новых объявлениях, доводилось до всеобщего сведения, что «по причине затруднительного состояния транспорта правление т-ва «Свет» имеет честь уведомить уважаемую публику, что начиная с сего числа керосин будет продаваться по рубль пять копеек пуд», то есть на пятнадцать копеек дороже. Несмотря на особо торжественный и малопонятный стиль первого объявления Амазаспа Аствацатряна, это второе объявление Мазута Амо более взволновало умы горожан, нежели первое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46