Издалека, со стороны квартиры уездного начальника слышалось тысячеустое «ура»; оно походило на радостные и грозные крики войск, идущих в атаку, и производило на присутствующих мистическое впечатление. Водворилось молчание. Напрягая внимание, все стали прислушиваться, как люди, ожидающие пушечного выстрела.
— Говорят, будут бомбардировать дом уездного начальника, — выразил мысль присутствующих г. Абомарш, тоже находившийся в числе собравшихся в кофейне, но не встретил одобрения.
— Не болтай зря, скотина, раз ничего не понимаешь! — рассердился Хаджи Онник Эфенди и добавил минуту спустя, сухо и поучительно: — Смысл зурны этих подлецов мы узнаем позднее, дорогие мои! — и вышел, постукивая палкой сухо и поучительно.
Хотел Хаджи Манукоф Эфенди пойти домой, но его дорога шла мимо пятиэтажного здания. Только было повернул Хаджи к этому зданию, как попятился назад, и, ошеломленный, прислонился к стене. Напротив, перед пятиэтажным зданием Хаджи Онник Эфенди увидел уйму войска и множество народу. Сквозь лес штыков бросился в глаза Хаджи Онника Манукофа Эфенди балкон пяти- этажного здания, на котором стояло несколько русских солдат, г. Марукэ и «ветроглотатель» (так звал Хаджи Каро Дараяна). Среди них—о, ужас! — был сам полицмейстер... Голова полицмейстера была обнажена. Один из солдат срывал с его плеч погоны, или, как называли местные жители, «чины». Держа полицмейстера за ворот, «ветроглотатель» показывал стоявшим внизу солдатам на высохшее от страха лицо полицмейстера и говорил непозволительные слова. Немедленно повернул Хаджи Онник Эфенди и побежал в обратном направлении. На
встречу ему шел так же объятый страхом и растерянностью т. Вародян: папаха его съехала в сторону, и он был без оружия.
— Куда, Хаджи? — спросил т. Вародян с заискивающим лицом, подходя к нему.
— Дальше, дальше от меня; иди своей дорогой, братец!— отстранил его в сторону Хаджи Онник Эфенди и продолжал бежать в прежнем направлении. Но не успел он свернуть на боковую улицу, как опять был вынужден прижаться к стене: с боковой улицы нахлынули новые толпы солдат, шедшие к пятиэтажному зданию. Смешавшись с этими солдатами, шли также оборванцы и «башибузуки» (так называл Хаджи железнодорожных служащих и рабочих). Застыл от ужаса, остолбенел Хаджи, когда он увидел уездного начальника, окруженного солдатами и башибузуками. Шел этот высокопоставленный русский с обнаженной головой, без погон и с опущенными в землю глазами, словно арестант... Хаджи Онник Эфенди инстинктивно поднес руку к шапке, когда проходил мимо пего уездный начальник, но, к счастью, уездный начальник не посмотрел в его сторону, и Хаджи Онник Эфенди почувствовал внутри себя приятную теплоту от того, что уездный начальник не обернулся в его сторону. Однако эта минутная робость Хаджи вскоре сменилась безудержным гневом. Рассвирепел Хаджи, увидя, как с пением и криками шла за русскими солдатами и башибузуками голая детвора; многие из детей, раздобыв жестяные чайные коробки и солдатские котелки, барабанили по ним немилосердно и наполняли воздух невыносимым шумом и криками. От неудовольствия и гнева колени Хаджи Манукофа Эфенди стали дрожать, и он сбился бы с ног, если б не удержало его густое течение солдат, шедших тому навстречу. Течение свернуло в сторону пятиэтажного здания, и улица опустела. Свободно вздохнул Хаджи Манукоф Эфенди и сел на случайно проезжавший экипаж конторы «Свет». Немного времени спустя, Манукоф. Эфенди, весь в поту, точно только из бани, сходил с экипажа перед своим домом.
— Где твой ага? — спросил Хаджи возницу, расплачиваясь с ним.
— Сегодня его не было в конторе, не знаю,— ответил он и повернул лошадей.
Драгоценная половина Хаджи Онника Эфенди, Ну- нуфар-ханум встретила Хаджи с таинственной улыбкой на лице, — улыбкой, в которой были смешаны и удивление, и неожиданная радость, и глубокое благоговение. Хаджи, еле переводя дух, вручил ей свою палку и хотел уже войти в комнату, как Нунуфар-ханум загородила ему дорогу. Нунуфар-ханум, положив пальцы на уста Хаджи Онника Эфенди, прошептала с.загадочной улыбкой: «Тссс, тише, милый, у нас сидят люди!»... — «Кто?»— сухо спросил Эфенди со страхом и испугом на лице и не выдержал: быстро потянул дверь к себе... и окаменел на месте. В гостиной сидели — можете вы себе представить?— Амо Амбарцумович, врач и — что больше всего поразило Хаджи — комендант города (длинный офицер)... «Ну, что, долго еще будет продолжаться это сумасбродство?» — спросил Хаджи, входя в комнату и поочередно оглядывая Амо Амбарцумовича, врача и коменданта города (длинного офицера). Но лица Амо Амбарцумовича, врача и коменданта города оставили без ответа вопрос Хаджи. «Что ж, пойдемте, пойдемте, выпьем по рюмочке»,— добавил Хаджи, желая рассеять общее замешательство, и они отправились в столовую.
Молча обедал Мазут Амо, сидя рядом с Хаджи Он никем Эфенди во главе стола. Ел он холодную жидкую зеленоватую чорбу и смотрел на свою тарелку, но глаза его как будто не видели зеленоватой чорбы. Ему казалось, что в тарелке взамен чорбы — туман, мираж, пустое пространство. Понимал Амо Амбарцумович, чувствовал он, что то, что происходит на улице, происходит помимо его волы, вне его, совершается независимо от него. Он ожидал исхода происходящего и размышлял о том, чем оно кончится, но не находил ответа. В мозгу у него был туман, мираж — пустое пространство...
Уже закончили обед, когда, еле переводя дух, вошел т. Вародян. И вот невиданное дело случилось для Хаджи Манукофа Эфенди в его же квартире: Амо Амбарцумович, врач и т. Вародян попросили у Хаджи разрешения уединиться в соседней комнате. Хаджи, конечно, разрешил, хотя и не переставал удивляться, что у него же на квартире гости желают избавиться от него самого. «Однако ничего не поделаешь, Хаджи, раз попался — так уж терпи!» — подумал он и повел гостей в соседнюю комнату. Войдя в соседнюю комнату, Амо Амбарцумович, врач и Вародян заперлись в ней, а Хаджи, вернувшись в столовую, остался с комендантом города (длинным офицером) и стал беседовать с ним о новостях дня на смешанном с наирским русском языке. Беседовал Хаджи с комендантом города (длинным офицером), но внимание его было там, в соседней комнате. Понимал Хаджи, знал, что в эту минуту в соседней комнате заседал Местный Комитет, знал, но не понимал Хаджи, что с того момента ого, Хаджи Онника Манукофа Эфенди, квартира стала историческим местом; в тот момент в его, Хаджи Онника Манукофа Эфенди, квартире, в соседней комнате совершались роковые дела как для него самого, так и для него наирского племени. В тот момент Амо Амбарцумович, врач и т. Вародян, то есть Местный Комитет Центромозгопаука, иными словами, местная субстанция наирского мирового духа выясняла свою позицию к совершающимся событиям, и этого мирового порядка обстоятельства не постиг Хаджи;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
— Говорят, будут бомбардировать дом уездного начальника, — выразил мысль присутствующих г. Абомарш, тоже находившийся в числе собравшихся в кофейне, но не встретил одобрения.
— Не болтай зря, скотина, раз ничего не понимаешь! — рассердился Хаджи Онник Эфенди и добавил минуту спустя, сухо и поучительно: — Смысл зурны этих подлецов мы узнаем позднее, дорогие мои! — и вышел, постукивая палкой сухо и поучительно.
Хотел Хаджи Манукоф Эфенди пойти домой, но его дорога шла мимо пятиэтажного здания. Только было повернул Хаджи к этому зданию, как попятился назад, и, ошеломленный, прислонился к стене. Напротив, перед пятиэтажным зданием Хаджи Онник Эфенди увидел уйму войска и множество народу. Сквозь лес штыков бросился в глаза Хаджи Онника Манукофа Эфенди балкон пяти- этажного здания, на котором стояло несколько русских солдат, г. Марукэ и «ветроглотатель» (так звал Хаджи Каро Дараяна). Среди них—о, ужас! — был сам полицмейстер... Голова полицмейстера была обнажена. Один из солдат срывал с его плеч погоны, или, как называли местные жители, «чины». Держа полицмейстера за ворот, «ветроглотатель» показывал стоявшим внизу солдатам на высохшее от страха лицо полицмейстера и говорил непозволительные слова. Немедленно повернул Хаджи Онник Эфенди и побежал в обратном направлении. На
встречу ему шел так же объятый страхом и растерянностью т. Вародян: папаха его съехала в сторону, и он был без оружия.
— Куда, Хаджи? — спросил т. Вародян с заискивающим лицом, подходя к нему.
— Дальше, дальше от меня; иди своей дорогой, братец!— отстранил его в сторону Хаджи Онник Эфенди и продолжал бежать в прежнем направлении. Но не успел он свернуть на боковую улицу, как опять был вынужден прижаться к стене: с боковой улицы нахлынули новые толпы солдат, шедшие к пятиэтажному зданию. Смешавшись с этими солдатами, шли также оборванцы и «башибузуки» (так называл Хаджи железнодорожных служащих и рабочих). Застыл от ужаса, остолбенел Хаджи, когда он увидел уездного начальника, окруженного солдатами и башибузуками. Шел этот высокопоставленный русский с обнаженной головой, без погон и с опущенными в землю глазами, словно арестант... Хаджи Онник Эфенди инстинктивно поднес руку к шапке, когда проходил мимо пего уездный начальник, но, к счастью, уездный начальник не посмотрел в его сторону, и Хаджи Онник Эфенди почувствовал внутри себя приятную теплоту от того, что уездный начальник не обернулся в его сторону. Однако эта минутная робость Хаджи вскоре сменилась безудержным гневом. Рассвирепел Хаджи, увидя, как с пением и криками шла за русскими солдатами и башибузуками голая детвора; многие из детей, раздобыв жестяные чайные коробки и солдатские котелки, барабанили по ним немилосердно и наполняли воздух невыносимым шумом и криками. От неудовольствия и гнева колени Хаджи Манукофа Эфенди стали дрожать, и он сбился бы с ног, если б не удержало его густое течение солдат, шедших тому навстречу. Течение свернуло в сторону пятиэтажного здания, и улица опустела. Свободно вздохнул Хаджи Манукоф Эфенди и сел на случайно проезжавший экипаж конторы «Свет». Немного времени спустя, Манукоф. Эфенди, весь в поту, точно только из бани, сходил с экипажа перед своим домом.
— Где твой ага? — спросил Хаджи возницу, расплачиваясь с ним.
— Сегодня его не было в конторе, не знаю,— ответил он и повернул лошадей.
Драгоценная половина Хаджи Онника Эфенди, Ну- нуфар-ханум встретила Хаджи с таинственной улыбкой на лице, — улыбкой, в которой были смешаны и удивление, и неожиданная радость, и глубокое благоговение. Хаджи, еле переводя дух, вручил ей свою палку и хотел уже войти в комнату, как Нунуфар-ханум загородила ему дорогу. Нунуфар-ханум, положив пальцы на уста Хаджи Онника Эфенди, прошептала с.загадочной улыбкой: «Тссс, тише, милый, у нас сидят люди!»... — «Кто?»— сухо спросил Эфенди со страхом и испугом на лице и не выдержал: быстро потянул дверь к себе... и окаменел на месте. В гостиной сидели — можете вы себе представить?— Амо Амбарцумович, врач и — что больше всего поразило Хаджи — комендант города (длинный офицер)... «Ну, что, долго еще будет продолжаться это сумасбродство?» — спросил Хаджи, входя в комнату и поочередно оглядывая Амо Амбарцумовича, врача и коменданта города (длинного офицера). Но лица Амо Амбарцумовича, врача и коменданта города оставили без ответа вопрос Хаджи. «Что ж, пойдемте, пойдемте, выпьем по рюмочке»,— добавил Хаджи, желая рассеять общее замешательство, и они отправились в столовую.
Молча обедал Мазут Амо, сидя рядом с Хаджи Он никем Эфенди во главе стола. Ел он холодную жидкую зеленоватую чорбу и смотрел на свою тарелку, но глаза его как будто не видели зеленоватой чорбы. Ему казалось, что в тарелке взамен чорбы — туман, мираж, пустое пространство. Понимал Амо Амбарцумович, чувствовал он, что то, что происходит на улице, происходит помимо его волы, вне его, совершается независимо от него. Он ожидал исхода происходящего и размышлял о том, чем оно кончится, но не находил ответа. В мозгу у него был туман, мираж — пустое пространство...
Уже закончили обед, когда, еле переводя дух, вошел т. Вародян. И вот невиданное дело случилось для Хаджи Манукофа Эфенди в его же квартире: Амо Амбарцумович, врач и т. Вародян попросили у Хаджи разрешения уединиться в соседней комнате. Хаджи, конечно, разрешил, хотя и не переставал удивляться, что у него же на квартире гости желают избавиться от него самого. «Однако ничего не поделаешь, Хаджи, раз попался — так уж терпи!» — подумал он и повел гостей в соседнюю комнату. Войдя в соседнюю комнату, Амо Амбарцумович, врач и Вародян заперлись в ней, а Хаджи, вернувшись в столовую, остался с комендантом города (длинным офицером) и стал беседовать с ним о новостях дня на смешанном с наирским русском языке. Беседовал Хаджи с комендантом города (длинным офицером), но внимание его было там, в соседней комнате. Понимал Хаджи, знал, что в эту минуту в соседней комнате заседал Местный Комитет, знал, но не понимал Хаджи, что с того момента ого, Хаджи Онника Манукофа Эфенди, квартира стала историческим местом; в тот момент в его, Хаджи Онника Манукофа Эфенди, квартире, в соседней комнате совершались роковые дела как для него самого, так и для него наирского племени. В тот момент Амо Амбарцумович, врач и т. Вародян, то есть Местный Комитет Центромозгопаука, иными словами, местная субстанция наирского мирового духа выясняла свою позицию к совершающимся событиям, и этого мирового порядка обстоятельства не постиг Хаджи;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46