Эта служанка из Астроги думала, что книга принадлежит ей, что рукопись не имеет никакого значения – так, нечто вроде музейного экспоната – и, поскольку находится в доме, можно ее продать.
– Все было не так! Короче, ты готов?
– Я попытаюсь.
– Тогда тебя ждет приятный сюрприз. Джейн уже на пути в Синтру. Она поможет тебе, у нее с собой поддельная книга из Музея изумрудной скрижали, с виду в точности похожая на настоящую. Человеческий глаз не в состоянии отличить один экземпляр от другого. Но многие сведения в подделке искажены, поэтому с ее помощью совершить Великое делание невозможно. Твои друзья не сразу распознают разницу. Когда же им не удастся довершить начатое, несмотря на твое участие, они подумают, что ошиблись в тебе, что ты не обладаешь чистотой, необходимой для успешного алхимического опыта. Но им никогда не догадаться о подмене и о том, что подлинная «Книга еврея Авраама» им уже не принадлежит.
– Но что будет, когда слуга вернется из Каскаиса и увидит разбитое стекло, взломанную дверь и раскуроченный глобус мира? Вряд ли он подумает, что произошло землетрясение.
– Джейн – большая искусница, у нее есть инструменты, она поможет тебе выполнить все четко и аккуратно. И конечно, тебе с ней будет хорошо. Наслаждайтесь друг другом так, как будто мы до сих пор втроем.
– Без тебя все будет иначе. Джейн – само очарование, но ты… Ты, Виолета, – моя любовь, богиня единорогов. Если б ты знала, что со мной вчера случилось! Я был в месте под названием Бадагас и оттуда перебрался в чудесную Броселандию. Единорогов там дюжины! Они великолепны. Вместе с одним из них я добрался до глубин того мира и достиг состояния райского блаженства, древнего, как мироздание, неописуемого, как сон! Хотя теперь уже не знаю, то ли это произошло наяву, то ли приснилось мне. Но я чувствую, что пребываю в гармонии с природой, с мирозданием. Виолета, я хочу тебя.
– Но ты со мной. Я по-прежнему ощущаю твое присутствие. Приласкай Джейн. А амстердамскую книгу спрячьте.
– Ты подумала, что будет, если нас застукают?
– Эти люди ради бессмертия способны на все, в том числе на насилие, убийство, воровство и пытки. Многим обитателям Бадагаса место в преисподней. Когда ты спустишься туда на самом деле – раз уж ты пока побывал там лишь во сне, – пожалуйста, ни в коем случае не превышай отмеренного срока, не расставайся с песочными часами, а если придется поторопиться, проси помощи у единорога. Он всегда тебя защитит.
– Да, я знаю. А я-то думал, в этих подземных мирах нет места ненависти и злобе!
– Быть может, ты и прав, однако не забывай: туда входят и оттуда выходят обычные люди. Если подземный мир и совершенен, то надземный – ущербен, а это значит, что пороки, которые накапливаются внизу, не получая там развития, рождают отклик наверху. Все, что пребывает под землей, проецируется в этот мир.
– Боже мой, как все сложно!
– Рамон, где бы мы ни были, мое сердце открыто для тебя. Даже если однажды настанет день, когда мы якобы расстанемся, когда я велю меня позабыть, сказав, что не люблю тебя и не хочу видеть, – всегда храни искорку надежды. Все образуется, пусть и не сразу, пусть очень не скоро.
– У Джейн есть адрес моего синтрийского пристанища?
– Она ждет моего звонка на мобильник.
– Записывай: улица Жоау-де-Деус, двадцать четыре, рядом с вокзалом. Но мне придется предупредить Витора, что ко мне приезжает подруга. Я не хочу злоупотреблять его гостеприимством. Он куда-то запропал, и где он сейчас, я не знаю. Наверно, будет ночевать в Амадоре, где живет его семья. А здесь, видишь ли, его рабочий кабинет. Интересное местечко. В комнате под чердаком находится его лаборатория. Я видел котел, колбы, пробирки и кучу минералов, куски железа и свинца. Все укрыто полиэтиленом. Думаю, он собирается воспользоваться этим весной. Ведь Великое делание совершается по весне?
– Да, именно так.
– Мне нужно съездить в Лиссабон за вещами, а вообще нам с Джейн лучше остановиться в гостинице. В котором часу она прилетает? Я хочу встретить ее в аэропорту.
– Не нужно. Она сама тебя отыщет.
XII
В пять часов, пообедав в ресторанчике, окна которого выходили на дом Адриао, я вернулся в дом, растянулся на диване и включил диск Шуберта, причем на большой громкости. Гулять по городу я не пошел, боясь погрузиться в подземные миры.
Я не желал нарушать привычный ход жизни, меньше всего мне хотелось сейчас потрясений. Страшно было сознавать, что жизнь вовсе не такая, какой представлялась мне в течение сорока лет. Хотя я и мечтал о бессмертии – или о некоем подобии бессмертия, о возможности прожить в десять, в двадцать раз больше обычного срока, без страданий и болезней, – меня пугал сам процесс, пугала неизвестность.
Но главный ужас заключался в возможности того, что, когда я достигну этого состояния, я лишусь любви и желания, страсти и безумия. Даже сознавая, что все это – ненужные страдания, патология, я вдруг понял, что предпочитаю такую патологию вечной жизни. К тому же я стал пленником паутины, чем-то вроде гигантского насекомого, угодившего в клейкую сеть чужих интересов, из которой стремился выпутаться любой ценой. Мне хотелось, чтобы все поскорее закончилось, хотелось уехать отсюда и спокойно зажить в каком-нибудь большом городе, влиться еще одной единицей в конгломерат его обитателей. В тот миг я так стремился сделаться обычным человеком, что согласился бы стать клерком в Лондоне, Мадриде или Нью-Йорке, иметь жену и детишек, по выходным отправляться с ними на экскурсии, возвращаться в воскресенье и проводить вечера перед телевизором.
Я подумал о Джейн: она была для меня чужой. Мы с ней всего несколько раз переспали (кажется, всего только два раза), втроем поклялись друг другу в вечной любви – и что еще? Я ничего не знал о ее прошлом, не научился улавливать ритм ее сердца. Зато Виолета была мне близка, жар ее кожи сводил меня с ума. Да, именно так. Иногда меня привязывает к женщине не красота, не чувства, которые она испытывает, не нежность ее сердца. Но меня воистину влечет к женщине тепло ее кожи, гармония наших температур. В моменты близости я ощущаю, как повышается температура; мой член превращается в термометр – после отметки в тридцать семь и пять начинается лихорадка. Да, что касается Виолеты, можно было говорить о стоградусной любви, которая порой зарождалась на длинных семинарах архитекторов.
В женщине меня всегда привлекает ум – не меньше, чем ее глаза или губы… Да, наверное, именно в таком порядке. Вот почему удачными для меня были романы только с теми женщинами, для которых секс – не главное. Впрочем, в конце концов все сводится именно к сексу. Воображение порождает беспочвенные надежды, которые никогда не оправдываются.
Помню одну поездку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109