– И Рикардо расхохотался.
– Ну зачем ты так? Признаю – малость переборщил, – рассмеялся я в ответ.
– Я приехал только на выходные, а потом исчезну до тридцатого. Кстати, как тебе гуляется по Лондону? Успел уже заблудиться? Сколько раз?
– Брось! В Лондоне туристам теряться запрещено. Это почти невозможно. Я доходил от Мейда-Вейл до Ламбета и от Хокстона до Челси.
– Но это только центр города.
– Нет, я забирался и подальше. В туристических путеводителях есть много интересных мест.
– Попадал в забавные происшествия?
– Почти нет. Позавчера наблюдал милую и смешную сценку. Вместе с толпой других туристов дожидался смены караула у Букингемского дворца, и вдруг перед зданием поднялась суматоха: явились полисмены, собрались зеваки, вскоре заревели сирены пожарных и полицейских машин. Я уж подумал, что начался пожар, но потом заметил мужчину в наряде Человека-Паука. Ему каким-то образом удалось обмануть стражу, он взобрался на второй этаж королевского дворца и теперь висел там на фасаде и кривлялся. Королевы в тот день во дворце не было, а его сняли только часа через три, как я прочел на следующий день в газете… Сам понимаешь, я не простоял там и десяти минут. Парня оставили наверху до тех пор, пока не сменился караул, – как было написано, из соображений безопасности. Это, конечно, забавно. Англичане любят все усложнять. А какая тут скверная еда! Впрочем, пинта пива в полдень и чай по вечерам пришлись мне по вкусу. Просто обожаю чай! У меня произошел ожесточенный спор с одним официантом по поводу достоинств чая. В конце концов официант признал свое поражение, когда я объявил, что лучший в мире чай – не английский, а белый китайский Пай Мутан, если сравнивать его с черным, зеленым и красным, разумеется, тоже китайским.
– Рамон, в прихожей среди купленных тобой книг я заметил кое-что по алхимии, я не ошибся?
Вопрос Рикардо Лансы застал меня врасплох.
– Ну, в общем… я зашел в одну букинистическую лавку… и эти издания показались мне любопытными, только и всего. Сам видишь, ничего особенного.
– Ты был на Чаринг-Кросс?
– Да, там их и купил.
– А в моей библиотеке рылся?
– По правде говоря, времени не хватило. Хотя ты знаешь, как сильно она меня интересует.
– Еще бы, в моей коллекции больше двух тысяч томов. Есть очень редкое издание, хоть и не по алхимии, которое любил перечитывать мой отец. Оно называется «Книга чудес» Бенедейта и Мандевилля. У меня очень хороший испанский перевод. Мой дедушка читал мне на ночь отрывки из этой книги. Почитай главу под названием «Homo viator et curiositas» – она о поисках рая. Тебе будет интересно; я ведь знаю, ты переживаешь кризис. Лет восемь назад, будучи в твоем возрасте, я тоже прошел через жесточайший кризис, который, само собой, сопровождался разводом. Теперь, в пятьдесят, все иначе, но в сорок лет ты хочешь остаться таким, каков ты сейчас: ты считаешь, что достиг вершины зрелости, и не желаешь двигаться дальше. Тебе хочется застыть на этой точке, однако существует неумолимый закон, который тебе такого не позволит. Слушай, Рамон, здесь на Брутон-стрит, в Мейфэре, есть клуб архитекторов-масонов под названием «Os Coroados» – они все из Португалии и уже много лет исследуют универсальное снадобье и философский камень. Я помню их ритуалы и даже целые фразы, послушай: «Из земли, что приходит к нам сверху, добывается вечное движение, если она будет растворена в воде посредством философского огня, после того, как вновь обретет форму хаоса, в котором пребывали все элементы до разделения всех вещей…» Я мог бы декламировать часами. Потратил на все это много времени, но в конце концов утомился. Терпения не хватило. Подожди-ка минутку.
Подойдя к северной стене своей библиотеки, Рикардо Ланса вытащил из-за одной из книг в центральном шкафу камень, который и предъявил мне. По цвету камень напоминал никель, а блестел как серный колчедан.
– Видишь? Это серебро.
– Ты уверен?
– Послушай, Рамон, прежде это было куском свинца, но теперь – серебро. Вот чего мне удалось добиться. Но чтобы продолжить, не хватило веры, мужества и беспредельного терпения. А теперь я считаю, что все это жульничество.
– Что же оттолкнуло тебя от этого экзистенциального подвига?
– Ты говоришь, как посвященный в науку Гермеса.
– Она меня очень увлекает, Рикардо. И это не только моя одержимость, ее разделяют многие. Я пришел к выводу, что жизнь чересчур коротка, что семьдесят или восемьдесят лет существования – слишком мало, поскольку за такой срок многие загадки не находят разгадок, многие истории не успевают завершиться. Я отказываюсь мириться с ограничением своего существования.
– Но ведь таков закон жизни, Рамон.
– Нет! Явно нет! Просто нужно действовать иначе, учиться иному, развивать иные способы познания. Нет, предел жизни – девять сотен или тысяча лет. Человеку полагается жить столько, никак не меньше.
– Если человек проживает не одну жизнь. Душа сперва обреталась в камне, в растении, в животном и только потом досталась человеку. Иногда, глядя на собаку, я вижу по ее глазам, что в ней может заключаться человеческое существо. Порой злобное, порой благородное, порой полудикое… Но как бы то ни было, в ней живет человеческая душа.
– А я не хочу быть растением, минералом или животным. Я стремлюсь к полноценному бытию совершенного человека.
– Тебе не приходило в голову, что это очень тоскливо – стареть на протяжении сотен лет?
– Тогда все жизненные процессы должны протекать иначе.
– И сколько у тебя будет друзей? Сколько женщин? Сколько войн ты переживешь и скольких близких потеряешь?
– Понимаешь, чтобы подобное стало возможным, многое должно измениться. Человек не смог бы жить в одиночестве, наверное, он бы просто такого не вынес. Если чудесный эликсир будет добыт, он должен будет стать достоянием небольшой группы людей, которым придется обособиться, чтобы не обрекать себя на вечное страдание. Я понимаю это так: ты включаешь в круг избранных свою супругу, детей, ближайших родственников, так же поступают другие посвященные, и вы начинаете долгий путь к бессмертию.
– Говорят, некоторые так и живут, – усмехнулся Рикардо Ланса. – Слушай, Рамон, я в подобные штуки не верю. Или они меня не интересуют. Мне бы хотелось умереть лет в восемьдесят или в девяносто, но со здоровым телом и ясной головой. Остальное меня не касается. Но я люблю и знаю мир, я много путешествовал благодаря своей работе, мне пришлось побывать на всех континентах, и я видел удивительные вещи, да и прочитал немало. Кстати, рядом с нашим миром существуют другие миры, чьи измерения пересекаются с нашими. Тамошние общества ушли далеко вперед, пережив стадии, сходные с нашим строем, и теперь существуют на иных началах, в эдемах, но не таких, в каком жили Адам и Ева.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109
– Ну зачем ты так? Признаю – малость переборщил, – рассмеялся я в ответ.
– Я приехал только на выходные, а потом исчезну до тридцатого. Кстати, как тебе гуляется по Лондону? Успел уже заблудиться? Сколько раз?
– Брось! В Лондоне туристам теряться запрещено. Это почти невозможно. Я доходил от Мейда-Вейл до Ламбета и от Хокстона до Челси.
– Но это только центр города.
– Нет, я забирался и подальше. В туристических путеводителях есть много интересных мест.
– Попадал в забавные происшествия?
– Почти нет. Позавчера наблюдал милую и смешную сценку. Вместе с толпой других туристов дожидался смены караула у Букингемского дворца, и вдруг перед зданием поднялась суматоха: явились полисмены, собрались зеваки, вскоре заревели сирены пожарных и полицейских машин. Я уж подумал, что начался пожар, но потом заметил мужчину в наряде Человека-Паука. Ему каким-то образом удалось обмануть стражу, он взобрался на второй этаж королевского дворца и теперь висел там на фасаде и кривлялся. Королевы в тот день во дворце не было, а его сняли только часа через три, как я прочел на следующий день в газете… Сам понимаешь, я не простоял там и десяти минут. Парня оставили наверху до тех пор, пока не сменился караул, – как было написано, из соображений безопасности. Это, конечно, забавно. Англичане любят все усложнять. А какая тут скверная еда! Впрочем, пинта пива в полдень и чай по вечерам пришлись мне по вкусу. Просто обожаю чай! У меня произошел ожесточенный спор с одним официантом по поводу достоинств чая. В конце концов официант признал свое поражение, когда я объявил, что лучший в мире чай – не английский, а белый китайский Пай Мутан, если сравнивать его с черным, зеленым и красным, разумеется, тоже китайским.
– Рамон, в прихожей среди купленных тобой книг я заметил кое-что по алхимии, я не ошибся?
Вопрос Рикардо Лансы застал меня врасплох.
– Ну, в общем… я зашел в одну букинистическую лавку… и эти издания показались мне любопытными, только и всего. Сам видишь, ничего особенного.
– Ты был на Чаринг-Кросс?
– Да, там их и купил.
– А в моей библиотеке рылся?
– По правде говоря, времени не хватило. Хотя ты знаешь, как сильно она меня интересует.
– Еще бы, в моей коллекции больше двух тысяч томов. Есть очень редкое издание, хоть и не по алхимии, которое любил перечитывать мой отец. Оно называется «Книга чудес» Бенедейта и Мандевилля. У меня очень хороший испанский перевод. Мой дедушка читал мне на ночь отрывки из этой книги. Почитай главу под названием «Homo viator et curiositas» – она о поисках рая. Тебе будет интересно; я ведь знаю, ты переживаешь кризис. Лет восемь назад, будучи в твоем возрасте, я тоже прошел через жесточайший кризис, который, само собой, сопровождался разводом. Теперь, в пятьдесят, все иначе, но в сорок лет ты хочешь остаться таким, каков ты сейчас: ты считаешь, что достиг вершины зрелости, и не желаешь двигаться дальше. Тебе хочется застыть на этой точке, однако существует неумолимый закон, который тебе такого не позволит. Слушай, Рамон, здесь на Брутон-стрит, в Мейфэре, есть клуб архитекторов-масонов под названием «Os Coroados» – они все из Португалии и уже много лет исследуют универсальное снадобье и философский камень. Я помню их ритуалы и даже целые фразы, послушай: «Из земли, что приходит к нам сверху, добывается вечное движение, если она будет растворена в воде посредством философского огня, после того, как вновь обретет форму хаоса, в котором пребывали все элементы до разделения всех вещей…» Я мог бы декламировать часами. Потратил на все это много времени, но в конце концов утомился. Терпения не хватило. Подожди-ка минутку.
Подойдя к северной стене своей библиотеки, Рикардо Ланса вытащил из-за одной из книг в центральном шкафу камень, который и предъявил мне. По цвету камень напоминал никель, а блестел как серный колчедан.
– Видишь? Это серебро.
– Ты уверен?
– Послушай, Рамон, прежде это было куском свинца, но теперь – серебро. Вот чего мне удалось добиться. Но чтобы продолжить, не хватило веры, мужества и беспредельного терпения. А теперь я считаю, что все это жульничество.
– Что же оттолкнуло тебя от этого экзистенциального подвига?
– Ты говоришь, как посвященный в науку Гермеса.
– Она меня очень увлекает, Рикардо. И это не только моя одержимость, ее разделяют многие. Я пришел к выводу, что жизнь чересчур коротка, что семьдесят или восемьдесят лет существования – слишком мало, поскольку за такой срок многие загадки не находят разгадок, многие истории не успевают завершиться. Я отказываюсь мириться с ограничением своего существования.
– Но ведь таков закон жизни, Рамон.
– Нет! Явно нет! Просто нужно действовать иначе, учиться иному, развивать иные способы познания. Нет, предел жизни – девять сотен или тысяча лет. Человеку полагается жить столько, никак не меньше.
– Если человек проживает не одну жизнь. Душа сперва обреталась в камне, в растении, в животном и только потом досталась человеку. Иногда, глядя на собаку, я вижу по ее глазам, что в ней может заключаться человеческое существо. Порой злобное, порой благородное, порой полудикое… Но как бы то ни было, в ней живет человеческая душа.
– А я не хочу быть растением, минералом или животным. Я стремлюсь к полноценному бытию совершенного человека.
– Тебе не приходило в голову, что это очень тоскливо – стареть на протяжении сотен лет?
– Тогда все жизненные процессы должны протекать иначе.
– И сколько у тебя будет друзей? Сколько женщин? Сколько войн ты переживешь и скольких близких потеряешь?
– Понимаешь, чтобы подобное стало возможным, многое должно измениться. Человек не смог бы жить в одиночестве, наверное, он бы просто такого не вынес. Если чудесный эликсир будет добыт, он должен будет стать достоянием небольшой группы людей, которым придется обособиться, чтобы не обрекать себя на вечное страдание. Я понимаю это так: ты включаешь в круг избранных свою супругу, детей, ближайших родственников, так же поступают другие посвященные, и вы начинаете долгий путь к бессмертию.
– Говорят, некоторые так и живут, – усмехнулся Рикардо Ланса. – Слушай, Рамон, я в подобные штуки не верю. Или они меня не интересуют. Мне бы хотелось умереть лет в восемьдесят или в девяносто, но со здоровым телом и ясной головой. Остальное меня не касается. Но я люблю и знаю мир, я много путешествовал благодаря своей работе, мне пришлось побывать на всех континентах, и я видел удивительные вещи, да и прочитал немало. Кстати, рядом с нашим миром существуют другие миры, чьи измерения пересекаются с нашими. Тамошние общества ушли далеко вперед, пережив стадии, сходные с нашим строем, и теперь существуют на иных началах, в эдемах, но не таких, в каком жили Адам и Ева.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109