Поэтому, если мне хочется с кем-нибудь разделаться, я просто обзываю его трусливым пидором, который не умеет ездить. А потом поудобнее устраиваюсь на заднем сиденье и жду, когда мы грохнемся.
Этот болтливый поэт-мажордом не давал мне и рта раскрыть. С тех пор как распахнулась дверь, ораторствовал он один. Так прошло несколько минут; потом послышались шаги.
В этом доме пахло камфарой, хотя аромат растущих в патио гераней, роз и гелиотропов слегка перебивал запахи древнего особняка с полуразрушенными дорическими колоннами римской эпохи и коринфскими с растительным орнаментом, явно оставшимися от арабов. В одном из проходов внутреннего дворика я заметил даже саркофаг II века нашей эры – на нем стояли цветочные горшки. Я смотрел на картины: архангел Рафаил работы Мигеля дель Мораля был главным украшением столовой со стульями XVIII века и хрустальными люстрами. На полках – керамические вазочки и вязаные салфетки.
Я снова услышал шаги, но на сей раз другие, более твердые и уверенные.
– Привет, Рамон, как дела?
– Привет… Жеан. Что ты здесь делаешь?
Я был так изумлен, что даже заглянул за спину своего знакомого, которого так почитал и любил.
– Я пришел…
– Ну конечно, чтобы заменить Николаса, – резко перебил я. – Он, как обычно, не смог явиться в назначенное время.
– Видишь ли, Рамон, Николас – человек, которого ищут, преследуют и атакуют. Он просто не может объявить, что двадцатого марта будет находиться там-то и там-то – и четко выполнить свое обещание. Однажды, когда ты будешь меньше всего этого ожидать, вы повстречаетесь. Даже Хулито верит, что Николас – это я. Так что, пожалуйста, в присутствии Хулито называй меня Николасом.
– Вот уж не думал, что ты – доверенное лицо Фламеля. Теперь я понимаю, почему ты по чистой случайности все время попадался на моем пути. Ты следил за мной.
– Или охранял. Взгляни на вещи с другой стороны: Фламель послал меня, чтобы я окончательно тебя подготовил. Через несколько дней ты окажешься в Синтре и приступишь к своей миссии, к своему Великому деланию. Если у тебя будет нужный внутренний настрой, если ты будешь самим собой, у тебя все получится.
– Что именно получится? И стоит ли игра свеч? Я в этом уже не уверен.
– Послушай, Рамон, тебя чересчур волнует встреча с Николасом. Общение с человеком, которому больше шестисот лет, – непростая штука. Однажды, когда Фламель переживал глубокий внутренний кризис и готовился – даже стремился – покинуть этот мир, он сказал, что философский порошок, превращающий неблагородные металлы в золото, способен на многое, пока поступки мудреца свободны от алчности. Однако возможности алхимии простираются гораздо дальше, значит, нужно следовать иной дорогой, той, что выше и прекрасней, – дорогой духа. Итак, Фламель осознал, что добился богатства (каковое он, кстати, использовал лишь на то, чтобы помогать другим), но еще не понимал, что ему далеко до открытия универсального снадобья. Он думал, что со дня на день умрет, но эта мысль его вовсе не тревожила. Ему казалось, что по воле божьей его жизнь и должна окончиться вот так… Но потом он познакомился с Педро Добрым, автором «Прекрасной маргаритки», посвятившим свою жизнь исцелению страждущих и не знакомому с золотой алхимией. Таких подробностей о нем Фламель тогда не знал и отправился в Феррару просто потому, что никогда не общался с другими алхимиками и хотел поприветствовать автора замечательной книги. Встреча состоялась в Ферраре, в доме Педро. Мудрецы крепко подружились, тогда-то Фламель и принял впервые эликсир, исцелив свои недуги, которых накопилось предостаточно. А Педро тогда увидел «Книгу еврея Авраама» – Николас всегда возил ее с собой, намереваясь возвратить законным владельцам, иудеям. Однако шли века, в руках Фламеля оказалась уже и каббалистическая книга, близнец «Книги еврея Авраама», а Николас так и не нашел того, кто был бы достоин принять рукопись…
Только теперь он решился передать книгу – под давлением Израиля, – но, как тебе известно, лишь «Книгу каббалы», трактат религиозного характера. Фламель, конечно, чувствует опасность и идет на этот шаг, чтобы избежать преследования кучки людей, одержимых властью, которые верят, что рукопись укрепит их могущество и поможет навсегда стереть палестинцев с лица земли. Представь себе, как напуган Николас, если посылает улаживать дело собственную дочь, каким бы опасным ни было это задание. И все для того, чтобы тайна существования книги по алхимии осталась нерушимой. Если бы Николас тебе не доверял, ты бы ни о чем не догадался. Понимаешь? Так оставь свои сомнения за пределами круга, который нас объединяет. Чего ты хочешь, Рамон? Он вручил тебе собственную дочь! Не будь ты избранным, смог бы ты получить так много? Сам догадываешься, что нет.
– Прости, Жеан. Ты прав, прав во всем.
Теперь, когда страсти поутихли, мной овладело любопытство и я спросил о целителе Педро Добром. Жеан усмехнулся при виде моей детской любознательности.
– Вот как все получилось: один алхимик открыл камень, способный очищать металлы, а другой сотворил снадобье, эликсир. Так было угодно случаю, судьбе или Господу. Если бы Педро получил золото раньше, чем составил эликсир, многие из нас, ныне живущих, скорее всего, были бы уже в могиле. А если бы Николас добыл эликсир, люди, спасенные им от нищеты, тоже умерли бы, но по другим причинам.
Жеан долго рассказывал мне о великих мастерах, таких как Арнольдо де Виланова и Альберт Великий, об «Алхимических четках» – главном творении последнего. Упомянул он и о Папе Бонифации VIII, и о соборе Парижской Богоматери – настоящей каменной книге, содержащей все ключи к алхимическому Великому деланию. По его словам, в этом соборе-книге магические символы вытесаны из камня:
– Дабы в течение многих веков люди говорили о сотворенном нами, дабы дом сей сделался напоминанием и, возможно, школой для многих грядущих алхимиков, что будут жить после нас и до скончания веков.
– Я был в Нотр-Даме, но ничего подобного не заметил. Придется туда вернуться.
– Там есть детали, недвусмысленно указывающие на тайные материи. Взять, к примеру, статую епископа Марцелла, вонзающего посох в пасть крылатого дракона. Так вот, всякий алхимик скажет, что речь идет об уничтожении дракона Великого делания, а крылат он потому, что действительно улетучивается от прикосновения огня. Это изображение помещено на воротах Святой Анны. Большинство символов ты обнаружишь на большом центральном портике, например, женщину, чья голова в небесах, а ноги – на земле, она несет книги познания и лестницу мудрых. Во внутреннем углу одной из башен среди грифонов, драконов и прочих чудищ возникает рельефное изображение алхимика.
И тут мне вспомнилось, как десять лет назад я был в служебной командировке в Париже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109
Этот болтливый поэт-мажордом не давал мне и рта раскрыть. С тех пор как распахнулась дверь, ораторствовал он один. Так прошло несколько минут; потом послышались шаги.
В этом доме пахло камфарой, хотя аромат растущих в патио гераней, роз и гелиотропов слегка перебивал запахи древнего особняка с полуразрушенными дорическими колоннами римской эпохи и коринфскими с растительным орнаментом, явно оставшимися от арабов. В одном из проходов внутреннего дворика я заметил даже саркофаг II века нашей эры – на нем стояли цветочные горшки. Я смотрел на картины: архангел Рафаил работы Мигеля дель Мораля был главным украшением столовой со стульями XVIII века и хрустальными люстрами. На полках – керамические вазочки и вязаные салфетки.
Я снова услышал шаги, но на сей раз другие, более твердые и уверенные.
– Привет, Рамон, как дела?
– Привет… Жеан. Что ты здесь делаешь?
Я был так изумлен, что даже заглянул за спину своего знакомого, которого так почитал и любил.
– Я пришел…
– Ну конечно, чтобы заменить Николаса, – резко перебил я. – Он, как обычно, не смог явиться в назначенное время.
– Видишь ли, Рамон, Николас – человек, которого ищут, преследуют и атакуют. Он просто не может объявить, что двадцатого марта будет находиться там-то и там-то – и четко выполнить свое обещание. Однажды, когда ты будешь меньше всего этого ожидать, вы повстречаетесь. Даже Хулито верит, что Николас – это я. Так что, пожалуйста, в присутствии Хулито называй меня Николасом.
– Вот уж не думал, что ты – доверенное лицо Фламеля. Теперь я понимаю, почему ты по чистой случайности все время попадался на моем пути. Ты следил за мной.
– Или охранял. Взгляни на вещи с другой стороны: Фламель послал меня, чтобы я окончательно тебя подготовил. Через несколько дней ты окажешься в Синтре и приступишь к своей миссии, к своему Великому деланию. Если у тебя будет нужный внутренний настрой, если ты будешь самим собой, у тебя все получится.
– Что именно получится? И стоит ли игра свеч? Я в этом уже не уверен.
– Послушай, Рамон, тебя чересчур волнует встреча с Николасом. Общение с человеком, которому больше шестисот лет, – непростая штука. Однажды, когда Фламель переживал глубокий внутренний кризис и готовился – даже стремился – покинуть этот мир, он сказал, что философский порошок, превращающий неблагородные металлы в золото, способен на многое, пока поступки мудреца свободны от алчности. Однако возможности алхимии простираются гораздо дальше, значит, нужно следовать иной дорогой, той, что выше и прекрасней, – дорогой духа. Итак, Фламель осознал, что добился богатства (каковое он, кстати, использовал лишь на то, чтобы помогать другим), но еще не понимал, что ему далеко до открытия универсального снадобья. Он думал, что со дня на день умрет, но эта мысль его вовсе не тревожила. Ему казалось, что по воле божьей его жизнь и должна окончиться вот так… Но потом он познакомился с Педро Добрым, автором «Прекрасной маргаритки», посвятившим свою жизнь исцелению страждущих и не знакомому с золотой алхимией. Таких подробностей о нем Фламель тогда не знал и отправился в Феррару просто потому, что никогда не общался с другими алхимиками и хотел поприветствовать автора замечательной книги. Встреча состоялась в Ферраре, в доме Педро. Мудрецы крепко подружились, тогда-то Фламель и принял впервые эликсир, исцелив свои недуги, которых накопилось предостаточно. А Педро тогда увидел «Книгу еврея Авраама» – Николас всегда возил ее с собой, намереваясь возвратить законным владельцам, иудеям. Однако шли века, в руках Фламеля оказалась уже и каббалистическая книга, близнец «Книги еврея Авраама», а Николас так и не нашел того, кто был бы достоин принять рукопись…
Только теперь он решился передать книгу – под давлением Израиля, – но, как тебе известно, лишь «Книгу каббалы», трактат религиозного характера. Фламель, конечно, чувствует опасность и идет на этот шаг, чтобы избежать преследования кучки людей, одержимых властью, которые верят, что рукопись укрепит их могущество и поможет навсегда стереть палестинцев с лица земли. Представь себе, как напуган Николас, если посылает улаживать дело собственную дочь, каким бы опасным ни было это задание. И все для того, чтобы тайна существования книги по алхимии осталась нерушимой. Если бы Николас тебе не доверял, ты бы ни о чем не догадался. Понимаешь? Так оставь свои сомнения за пределами круга, который нас объединяет. Чего ты хочешь, Рамон? Он вручил тебе собственную дочь! Не будь ты избранным, смог бы ты получить так много? Сам догадываешься, что нет.
– Прости, Жеан. Ты прав, прав во всем.
Теперь, когда страсти поутихли, мной овладело любопытство и я спросил о целителе Педро Добром. Жеан усмехнулся при виде моей детской любознательности.
– Вот как все получилось: один алхимик открыл камень, способный очищать металлы, а другой сотворил снадобье, эликсир. Так было угодно случаю, судьбе или Господу. Если бы Педро получил золото раньше, чем составил эликсир, многие из нас, ныне живущих, скорее всего, были бы уже в могиле. А если бы Николас добыл эликсир, люди, спасенные им от нищеты, тоже умерли бы, но по другим причинам.
Жеан долго рассказывал мне о великих мастерах, таких как Арнольдо де Виланова и Альберт Великий, об «Алхимических четках» – главном творении последнего. Упомянул он и о Папе Бонифации VIII, и о соборе Парижской Богоматери – настоящей каменной книге, содержащей все ключи к алхимическому Великому деланию. По его словам, в этом соборе-книге магические символы вытесаны из камня:
– Дабы в течение многих веков люди говорили о сотворенном нами, дабы дом сей сделался напоминанием и, возможно, школой для многих грядущих алхимиков, что будут жить после нас и до скончания веков.
– Я был в Нотр-Даме, но ничего подобного не заметил. Придется туда вернуться.
– Там есть детали, недвусмысленно указывающие на тайные материи. Взять, к примеру, статую епископа Марцелла, вонзающего посох в пасть крылатого дракона. Так вот, всякий алхимик скажет, что речь идет об уничтожении дракона Великого делания, а крылат он потому, что действительно улетучивается от прикосновения огня. Это изображение помещено на воротах Святой Анны. Большинство символов ты обнаружишь на большом центральном портике, например, женщину, чья голова в небесах, а ноги – на земле, она несет книги познания и лестницу мудрых. Во внутреннем углу одной из башен среди грифонов, драконов и прочих чудищ возникает рельефное изображение алхимика.
И тут мне вспомнилось, как десять лет назад я был в служебной командировке в Париже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109