Предзакатное солнце бросило косой луч сквозь разрыв в облаках, за которыми уже скрылось, осветив все это, словно декорацию для пьесы о гибели семейного очага. Картина была настолько ошеломительной, что все трое замерли в полном молчании. Только Барлоу вдруг произнес:
– Вот это да!
Доу ему улыбнулся.
– Да, в это время дня, и особенно в это время года, здесь очень красиво. Порой мне думается, не обратить ли все в пепел, сжечь все здания, а тогда я сидел бы вот так и перебирал почерневшие от копоти глиняные черепки. Однако, – продолжил он с тяжелым вздохом, – я полагаю, Господь сохранил мне жизнь ради какой-то цели, и я покоряюсь его воле. – Сказать на это было нечего, и все трое еще посидели молча, наблюдая за игрой теней. Потом Доу встал и предложил: – Вы не хотели бы осмотреться здесь? Я показал бы вам все, и в том числе место, где произошло убийство, и так далее.
– Это было бы очень любезно с вашей стороны, – поблагодарил его Барлоу, и они с Джимми последовали за хозяином имения – сначала к пристани и лодочному сараю. Тут они увидели над сараем надстройку, нечто вроде небольшой мансарды, и узнали от Доу, что этим помещением Де Уитт Мур пользовался как своим кабинетом.
– Теперь у вас нет судна? – спросил Паз.
– Нет, – односложно ответил Доу и добавил что-то еще очень тихо.
– Простите?
– Нет, ничего, – сказал Доу. – Давайте пройдем в дом. Я полагаю, вы не слишком интересуетесь парком и тому подобными вещами.
Ничего особенно интересного с точки зрения следствия не было и в доме. Библиотека как библиотека, гостиная как гостиная. Обстановка соответствовала богатству хозяев и традиционным вкусам семьи, отнюдь не заинтересованной в том, чтобы пускать кому бы то ни было пыль в глаза. Пожалуй, больше картин на религиозные темы, чем в других домах такого типа, и распятие, которое, как решил про себя Паз, находилось здесь не в качестве украшения. Он был немного удивлен свойственной почти всем вещам изношенностью – в отличие, скажем, от с иголочки новенькой обстановки в доме у Варгасов. Из спальни, в которой убили Мэри Доу, вынесли все вещи, остались только голый пол да светло-серые стены, отражающие предвечерний свет.
Они вышли через боковую дверь и направились в старый сенной сарай. Когда Доу включил свет, Паз не удержался и ахнул. Машины выстроились в два ряда, сверкая геральдическими красками и хромом. «Кадиллак» выпусков 1922 и 1948 годов, «хапмобил» 1927 года, несколько «паккардов» разных годов выпуска, «корд», классический «мустанг», «шеви бель-эйр» 1956 года, – словом, детройтский металл во всей своей красе и славе.
Пазу вдруг пришло в голову спросить:
– Когда вы поехали на выставку, то воспользовались одной из этих машин?
– Ну да, мы поехали вот на этой. – Доу указал на черный «кадиллак» 1948 года с откидным верхом. – А почему вы спросили?
– Это может показаться странным, но я надеюсь, вы меня извините. Вы могли бы вывести его сейчас из сарая? Мы, все втроем, проехались бы на нем. Недалеко, до начала дороги. Причина такова: вдруг вам вспомнится какая-то подробность той, прежней поездки, какое-то ваше наблюдение. Это могло бы нам помочь.
Барлоу бросил на Джимми сердитый взгляд, но Джимми его проигнорировал.
– Разумеется, – ответил Доу. – Почему бы и нет? Мне так или иначе необходимо, так сказать, вывозить каждую из них на прогулку хотя бы раз в месяц.
– Кто где сидел? – спросил Паз. – В тот самый день?
– Уитт на заднем сиденье, Дитер впереди, рядом со мной.
Паз забрался на заднее сиденье, устроился поудобнее на мягком плюше. Барлоу сел на место рядом с водителем, и Доу вывел машину на солнечный свет. Паз наклонился вперед.
– Итак, мистер Доу, скажем, сейчас у нас тот самый день. Кто чем занят? Что происходит?
Доу минуту подумал.
– Значит, так. Дитер возился со своей камерой, закрепляя на ней светофильтр, потому что день был очень солнечный. У нас в доме есть темная комната, которой никто не пользовался после смерти моего отца, и мы вели разговор о том, как бы ее переоборудовать таким образом, чтобы Дитер мог печатать там свои снимки. Ну, обсудили эту тему, потом заговорили о Берлине, Дитер недавно оттуда вернулся, рассказывал о постройке новых зданий, о том, как он их фотографировал. Говорили и о будущем ребенке, о том, что, когда он подрастет, надо будет отвезти его в Германию и показать родственникам Дитера.
Они доехали до конца подъездной дороги.
– Достаточно далеко? – спросил Доу, и впервые за все это время голос его прозвучал устало.
Барлоу сказал:
– Очень хорошо, мистер Доу. Простите, что причинили вам неудобства.
Доу молча развернул машину и поехал обратно к дому. Паз обратился к нему:
– Теперь, мистер Доу, вы возвращаетесь. Что происходит?
– Мы говорим о выставке машин… нет, это было раньше. Мы говорим… м-м… да, об американском футболе. Как помню, был в разгаре футбольный сезон, и мы хотели успеть к телевизору ко второму тайму между командами «Питт» и «Нэви». Я объяснял Дитеру правила игры, потом заспорили о преимуществах американского и европейского футбола.
– Участвовал ли в разговоре Уитт?
Долгая пауза.
– Я вынужден ответить отрицательно. А почему вы спрашиваете?
– Вы помните все, что он делал во время поездки, все, что он говорил, каждую фразу, которой вы с ним обменялись?
Доу ответил не сразу, сначала он поставил машину на ее место в сарае и выключил мотор. Все трое вышли из машины.
– Теперь я могу ответить вам, детектив, что нет, не помню. Скорее всего, Уитт в этот день был молчалив, он вообще достаточно часто погружался в молчание. Ведь он писатель, а им такое свойственно. Мы даже подшучивали над Уиттом по этому поводу. Вы пытаетесь намекнуть, что его какое-то время не было в машине вместе с нами? Уверяю вас, это полная чепуха, он все время провел с нами, готов показать это под присягой.
– Но он не сделал и не сказал ничего, что вам запомнилось бы, в то время как вы помните очень многое из того, что говорил и делал ваш второй зять.
На скулах у мистера Доу появились темные пятна.
– Детектив, я вне себя от горя, но я не сумасшедший.
– Никто этого и не говорит, мистер Доу. Мы просто хотим прояснить некоторые обстоятельства, – заговорил с ним Барлоу, а Джимми тем временем вышел из сарая.
Ему было слышно, как Барлоу успокаивает Доу и заверяет его, что он, Джимми, хороший полицейский, но объяснение это, с точки зрения самого Джимми, чересчур затянулось. Он оперся о «таурус», зажег сигару и посмотрел на часы. Это место с его традициями, портретами предков и неколебимой репутацией начинало действовать ему на нервы. Джек Доу лгал, чтобы защитить свое доброе имя, он лгал, чтобы защитить свою дочь, он ставит себя выше всех законов и уложений… и что, черт побери, делает там, в сенном сарае, эта «старая петарда», чего он там так долго торчит?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127
– Вот это да!
Доу ему улыбнулся.
– Да, в это время дня, и особенно в это время года, здесь очень красиво. Порой мне думается, не обратить ли все в пепел, сжечь все здания, а тогда я сидел бы вот так и перебирал почерневшие от копоти глиняные черепки. Однако, – продолжил он с тяжелым вздохом, – я полагаю, Господь сохранил мне жизнь ради какой-то цели, и я покоряюсь его воле. – Сказать на это было нечего, и все трое еще посидели молча, наблюдая за игрой теней. Потом Доу встал и предложил: – Вы не хотели бы осмотреться здесь? Я показал бы вам все, и в том числе место, где произошло убийство, и так далее.
– Это было бы очень любезно с вашей стороны, – поблагодарил его Барлоу, и они с Джимми последовали за хозяином имения – сначала к пристани и лодочному сараю. Тут они увидели над сараем надстройку, нечто вроде небольшой мансарды, и узнали от Доу, что этим помещением Де Уитт Мур пользовался как своим кабинетом.
– Теперь у вас нет судна? – спросил Паз.
– Нет, – односложно ответил Доу и добавил что-то еще очень тихо.
– Простите?
– Нет, ничего, – сказал Доу. – Давайте пройдем в дом. Я полагаю, вы не слишком интересуетесь парком и тому подобными вещами.
Ничего особенно интересного с точки зрения следствия не было и в доме. Библиотека как библиотека, гостиная как гостиная. Обстановка соответствовала богатству хозяев и традиционным вкусам семьи, отнюдь не заинтересованной в том, чтобы пускать кому бы то ни было пыль в глаза. Пожалуй, больше картин на религиозные темы, чем в других домах такого типа, и распятие, которое, как решил про себя Паз, находилось здесь не в качестве украшения. Он был немного удивлен свойственной почти всем вещам изношенностью – в отличие, скажем, от с иголочки новенькой обстановки в доме у Варгасов. Из спальни, в которой убили Мэри Доу, вынесли все вещи, остались только голый пол да светло-серые стены, отражающие предвечерний свет.
Они вышли через боковую дверь и направились в старый сенной сарай. Когда Доу включил свет, Паз не удержался и ахнул. Машины выстроились в два ряда, сверкая геральдическими красками и хромом. «Кадиллак» выпусков 1922 и 1948 годов, «хапмобил» 1927 года, несколько «паккардов» разных годов выпуска, «корд», классический «мустанг», «шеви бель-эйр» 1956 года, – словом, детройтский металл во всей своей красе и славе.
Пазу вдруг пришло в голову спросить:
– Когда вы поехали на выставку, то воспользовались одной из этих машин?
– Ну да, мы поехали вот на этой. – Доу указал на черный «кадиллак» 1948 года с откидным верхом. – А почему вы спросили?
– Это может показаться странным, но я надеюсь, вы меня извините. Вы могли бы вывести его сейчас из сарая? Мы, все втроем, проехались бы на нем. Недалеко, до начала дороги. Причина такова: вдруг вам вспомнится какая-то подробность той, прежней поездки, какое-то ваше наблюдение. Это могло бы нам помочь.
Барлоу бросил на Джимми сердитый взгляд, но Джимми его проигнорировал.
– Разумеется, – ответил Доу. – Почему бы и нет? Мне так или иначе необходимо, так сказать, вывозить каждую из них на прогулку хотя бы раз в месяц.
– Кто где сидел? – спросил Паз. – В тот самый день?
– Уитт на заднем сиденье, Дитер впереди, рядом со мной.
Паз забрался на заднее сиденье, устроился поудобнее на мягком плюше. Барлоу сел на место рядом с водителем, и Доу вывел машину на солнечный свет. Паз наклонился вперед.
– Итак, мистер Доу, скажем, сейчас у нас тот самый день. Кто чем занят? Что происходит?
Доу минуту подумал.
– Значит, так. Дитер возился со своей камерой, закрепляя на ней светофильтр, потому что день был очень солнечный. У нас в доме есть темная комната, которой никто не пользовался после смерти моего отца, и мы вели разговор о том, как бы ее переоборудовать таким образом, чтобы Дитер мог печатать там свои снимки. Ну, обсудили эту тему, потом заговорили о Берлине, Дитер недавно оттуда вернулся, рассказывал о постройке новых зданий, о том, как он их фотографировал. Говорили и о будущем ребенке, о том, что, когда он подрастет, надо будет отвезти его в Германию и показать родственникам Дитера.
Они доехали до конца подъездной дороги.
– Достаточно далеко? – спросил Доу, и впервые за все это время голос его прозвучал устало.
Барлоу сказал:
– Очень хорошо, мистер Доу. Простите, что причинили вам неудобства.
Доу молча развернул машину и поехал обратно к дому. Паз обратился к нему:
– Теперь, мистер Доу, вы возвращаетесь. Что происходит?
– Мы говорим о выставке машин… нет, это было раньше. Мы говорим… м-м… да, об американском футболе. Как помню, был в разгаре футбольный сезон, и мы хотели успеть к телевизору ко второму тайму между командами «Питт» и «Нэви». Я объяснял Дитеру правила игры, потом заспорили о преимуществах американского и европейского футбола.
– Участвовал ли в разговоре Уитт?
Долгая пауза.
– Я вынужден ответить отрицательно. А почему вы спрашиваете?
– Вы помните все, что он делал во время поездки, все, что он говорил, каждую фразу, которой вы с ним обменялись?
Доу ответил не сразу, сначала он поставил машину на ее место в сарае и выключил мотор. Все трое вышли из машины.
– Теперь я могу ответить вам, детектив, что нет, не помню. Скорее всего, Уитт в этот день был молчалив, он вообще достаточно часто погружался в молчание. Ведь он писатель, а им такое свойственно. Мы даже подшучивали над Уиттом по этому поводу. Вы пытаетесь намекнуть, что его какое-то время не было в машине вместе с нами? Уверяю вас, это полная чепуха, он все время провел с нами, готов показать это под присягой.
– Но он не сделал и не сказал ничего, что вам запомнилось бы, в то время как вы помните очень многое из того, что говорил и делал ваш второй зять.
На скулах у мистера Доу появились темные пятна.
– Детектив, я вне себя от горя, но я не сумасшедший.
– Никто этого и не говорит, мистер Доу. Мы просто хотим прояснить некоторые обстоятельства, – заговорил с ним Барлоу, а Джимми тем временем вышел из сарая.
Ему было слышно, как Барлоу успокаивает Доу и заверяет его, что он, Джимми, хороший полицейский, но объяснение это, с точки зрения самого Джимми, чересчур затянулось. Он оперся о «таурус», зажег сигару и посмотрел на часы. Это место с его традициями, портретами предков и неколебимой репутацией начинало действовать ему на нервы. Джек Доу лгал, чтобы защитить свое доброе имя, он лгал, чтобы защитить свою дочь, он ставит себя выше всех законов и уложений… и что, черт побери, делает там, в сенном сарае, эта «старая петарда», чего он там так долго торчит?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127