Ола нервничает, что-то быстро говорит насчет того, что бывал здесь и раньше, но я его не слушаю, хоть это, может, и глупо, а просто вхожу в офис полковника Мусы. Кондиционеры, дорогая мебель, пальмовые циновки на стенах. Я говорю, что мне нужно видеть полковника. Полковник толстый и увешанный медалями, очевидно, за исполнение служебного долга – доблестные убийства беспомощных граждан. Откинувшись в большом кожаном кресле, он чистит ногти ножиком из слоновой кости, предназначенным для распечатывания писем. Законченный образ бездельника. У. стоило бы ввести этого типа в свои записки. Полковник заявляет, что наше снаряжение задержано из-за необходимости судебного разбирательства. Несет абсурд по поводу изготовления порнографии, которую правительство строго преследует.
Не давая себе труда возражать по поводу этой чуши, требую разрешения осмотреть снаряжение на складе. Полковник отказывает. Ясно как день, что он хотел получить более крупную взятку. Ублюдок задержал погрузку снаряжения и, возможно, уже его продал. Я обвиняю его в этом, он начинает орать, грозит кулаком, утверждая, что я оскорбила честь нигерийской армии, это серьезное преступление, за него полагается тюрьма. Я говорю, только попробуй, гад. Он начинает орать на языке, который я не понимаю, скорее всего, это хауса. Входят четыре солдата, выталкивают нас за дверь и выпроваживают на улицу. В потасовке получены ушибы, красивый костюм Олы тоже пострадал: на коленке дыра, лацканы оборваны. У., как ни странно, находится в радостном возбуждении, уверяет, что я устроила ту еще сцену! Я пинаю его в лодыжку, сажусь в машину и пребываю в полном молчании до тех пор, пока мы не подъезжаем к зданию главного почтамта. Прошу остановить машину и выхожу, чтобы позвонить отцу.
Он очень подавлен положением дел в фонде, который уходит из рук семьи Доу, но мысль о том, что его разграбят, отцу невыносима. Я рассказала о происшедшем, отец сообщил, что позвонит Хэнку и дяде Биллу и они уладят дело.
Когда я вернулась в машину, У. спросил меня, дозвонилась ли я отцу. Я коротко ответила, что да, дозвонилась. У. отпустил несколько шуточек. К чему это?
Вернувшись в Ябу, я сразу поднялась к себе в комнату в полном упадке сил, а Ола Соронму и У. отправились чего-нибудь выпить. Когда У. вернулся, я была с ним очень холодна. Он опьянел, изображал невероятное обаяние, точь-в-точь как перед мамой в Сайоннете. Маме нравится общение с обаяшками под хмельком, а мы с папой на таких не реагируем. Но мамы в Лагосе нет, а мне его обаяние нравилось чем дальше, тем меньше. У. старался быть легкомысленным и сексуальным. Заявил, что хороший секс очистит воздух. Это была последняя капля в чаше моего терпения, и я заорала на него что было сил. Как смеет он намекать, будто тот, кто хочет добиться возвращения нашего снаряжения от продажного жулика, представителя режима, который убил и замучил больше чернокожих людей, чем ку-клукс-клан за все время своего существования, расист? Как смеет забывать о том, что тот же Муса обкрадывал местных жителей, в то время как мы дарим это оборудование нищему, голодному университету?
У. не остался в долгу и заявил, будто я не могу понять эту страну, потому что у меня белая кожа, якобы я привожу в смятение Олу своими неоколониалистскими принципами. И как смею я проводить по отношению к чернокожим дискредитированную политику европоцентризма?
Тогда в ход пошли весомые аргументы. Я запустила в него кувшином для воды, тазиком, настольной лампой, будильником и экземпляром «Йоруба в Юго-Западной Нигерии» У.Р.Баскома с воплем: «Кто ты такой, черт побери, и что ты сделал с моим мужем?» До сих пор я никогда ничем не швырялась и потому ни разу не попала в цель, только будильник разбился.
После чего я повалилась на кровать и разревелась – ни дать ни взять Скарлетт О'Хара, черти бы ее унесли, персонаж, в которого У. меня превратил.
Мимо проходил Грир, и я позволила ему зайти. Я рассказала ему всю эту проклятую историю, и он был склонен дать мне несколько мудрых отеческих советов, спросил только, считаю ли я, что нам вернут наше снаряжение. Я сказала, что папа должен обратиться к моему дяде Биллу, вице-президенту Международного банка, и к Хэнку Шорру, своему старому партнеру в торговле, ныне главному финансовому администратору «Эксон», и те, видимо, сделают несколько нужных звонков. Я сказала, если мы после этого не получим своего снаряжения, то неоколониализм – полная чепуха, в чем мы можем письменно заверить его создателей. Он рассмеялся. Потом сказал, что сталкивался с этим раньше. Чернокожий американец приезжает в Африку со всей помпой: он вернулся домой, в дорогую его сердцу утраченную Гвинею. И тут он обнаруживает, что нет для него света в окошке. Люди смотрят на него и не замечают его черной кожи, которая определяла всю его жизнь. Они видят американца, у которого больше денег, чем снилось им в самых безумных снах, такого же, как все американцы. Но ведь я черный, говорит им парень, а они просто смотрят на него. И тогда до него доходит, что в Африке нет черных народов. У нас есть йоруба, хауса, ибо, фулани, га, фон, мандинка, догон и тофину и еще пара сотен других, но нет черных народов, за исключением, быть может, тех районов, где существуют значительные общности белых, как, например, в Южной Африке. Слушай, парень, ты желаешь отыскать корни? С Богом, но не жди, что тебя признают. Гвинеи нет, она ушла, и негритюд тебе не поможет. Америка – твое государство, небеса – твое предназначение, а все прочее вздор. Так что игры вашего мужа выглядят для других забавой, не более, и боюсь, что его ждет разочарование.
Он сказал, что поговорит с У., я поблагодарила. Он взял в пальцы прядь моих волос, заправил ее мне за ухо и заметил: «Знаете, а ведь женщин с такими волосами, как у вас, продавали на рынке рабов в Алжире таким, как я».
Я сказала: «Да, были денечки», и мы оба рассмеялись.
14 сентября, Лагос
Сегодня во второй половине дня к нашему отелю подъехал большой военный грузовик, и солдаты выгрузили все наше снаряжение. Некоторые коробки были открыты, и оборудованием явно пользовались. У одного из компьютеров треснул монитор, а на его диск записано сто мегабайтов омерзительной порнографии.
Заметив У., взирающего на происходящее из окна вместе с Олой, я спросила, не хочет ли он помочь перенести снаряжение с улицы в дом. Он бросил на меня странный взгляд и отошел от окна. Возможно, он разочарован тем, что нам все-таки вернули снаряжение?
Глава девятая
– Дорис, это все, что я могу тебе рассказать, потому что больше ничего мы не знаем, – соврал Джимми Паз. – Вполне достаточно для грандиозной истории, и ты выиграешь еще один приз. Нет, мне не известно, что это дело рук психопата и серийного убийцы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127
Не давая себе труда возражать по поводу этой чуши, требую разрешения осмотреть снаряжение на складе. Полковник отказывает. Ясно как день, что он хотел получить более крупную взятку. Ублюдок задержал погрузку снаряжения и, возможно, уже его продал. Я обвиняю его в этом, он начинает орать, грозит кулаком, утверждая, что я оскорбила честь нигерийской армии, это серьезное преступление, за него полагается тюрьма. Я говорю, только попробуй, гад. Он начинает орать на языке, который я не понимаю, скорее всего, это хауса. Входят четыре солдата, выталкивают нас за дверь и выпроваживают на улицу. В потасовке получены ушибы, красивый костюм Олы тоже пострадал: на коленке дыра, лацканы оборваны. У., как ни странно, находится в радостном возбуждении, уверяет, что я устроила ту еще сцену! Я пинаю его в лодыжку, сажусь в машину и пребываю в полном молчании до тех пор, пока мы не подъезжаем к зданию главного почтамта. Прошу остановить машину и выхожу, чтобы позвонить отцу.
Он очень подавлен положением дел в фонде, который уходит из рук семьи Доу, но мысль о том, что его разграбят, отцу невыносима. Я рассказала о происшедшем, отец сообщил, что позвонит Хэнку и дяде Биллу и они уладят дело.
Когда я вернулась в машину, У. спросил меня, дозвонилась ли я отцу. Я коротко ответила, что да, дозвонилась. У. отпустил несколько шуточек. К чему это?
Вернувшись в Ябу, я сразу поднялась к себе в комнату в полном упадке сил, а Ола Соронму и У. отправились чего-нибудь выпить. Когда У. вернулся, я была с ним очень холодна. Он опьянел, изображал невероятное обаяние, точь-в-точь как перед мамой в Сайоннете. Маме нравится общение с обаяшками под хмельком, а мы с папой на таких не реагируем. Но мамы в Лагосе нет, а мне его обаяние нравилось чем дальше, тем меньше. У. старался быть легкомысленным и сексуальным. Заявил, что хороший секс очистит воздух. Это была последняя капля в чаше моего терпения, и я заорала на него что было сил. Как смеет он намекать, будто тот, кто хочет добиться возвращения нашего снаряжения от продажного жулика, представителя режима, который убил и замучил больше чернокожих людей, чем ку-клукс-клан за все время своего существования, расист? Как смеет забывать о том, что тот же Муса обкрадывал местных жителей, в то время как мы дарим это оборудование нищему, голодному университету?
У. не остался в долгу и заявил, будто я не могу понять эту страну, потому что у меня белая кожа, якобы я привожу в смятение Олу своими неоколониалистскими принципами. И как смею я проводить по отношению к чернокожим дискредитированную политику европоцентризма?
Тогда в ход пошли весомые аргументы. Я запустила в него кувшином для воды, тазиком, настольной лампой, будильником и экземпляром «Йоруба в Юго-Западной Нигерии» У.Р.Баскома с воплем: «Кто ты такой, черт побери, и что ты сделал с моим мужем?» До сих пор я никогда ничем не швырялась и потому ни разу не попала в цель, только будильник разбился.
После чего я повалилась на кровать и разревелась – ни дать ни взять Скарлетт О'Хара, черти бы ее унесли, персонаж, в которого У. меня превратил.
Мимо проходил Грир, и я позволила ему зайти. Я рассказала ему всю эту проклятую историю, и он был склонен дать мне несколько мудрых отеческих советов, спросил только, считаю ли я, что нам вернут наше снаряжение. Я сказала, что папа должен обратиться к моему дяде Биллу, вице-президенту Международного банка, и к Хэнку Шорру, своему старому партнеру в торговле, ныне главному финансовому администратору «Эксон», и те, видимо, сделают несколько нужных звонков. Я сказала, если мы после этого не получим своего снаряжения, то неоколониализм – полная чепуха, в чем мы можем письменно заверить его создателей. Он рассмеялся. Потом сказал, что сталкивался с этим раньше. Чернокожий американец приезжает в Африку со всей помпой: он вернулся домой, в дорогую его сердцу утраченную Гвинею. И тут он обнаруживает, что нет для него света в окошке. Люди смотрят на него и не замечают его черной кожи, которая определяла всю его жизнь. Они видят американца, у которого больше денег, чем снилось им в самых безумных снах, такого же, как все американцы. Но ведь я черный, говорит им парень, а они просто смотрят на него. И тогда до него доходит, что в Африке нет черных народов. У нас есть йоруба, хауса, ибо, фулани, га, фон, мандинка, догон и тофину и еще пара сотен других, но нет черных народов, за исключением, быть может, тех районов, где существуют значительные общности белых, как, например, в Южной Африке. Слушай, парень, ты желаешь отыскать корни? С Богом, но не жди, что тебя признают. Гвинеи нет, она ушла, и негритюд тебе не поможет. Америка – твое государство, небеса – твое предназначение, а все прочее вздор. Так что игры вашего мужа выглядят для других забавой, не более, и боюсь, что его ждет разочарование.
Он сказал, что поговорит с У., я поблагодарила. Он взял в пальцы прядь моих волос, заправил ее мне за ухо и заметил: «Знаете, а ведь женщин с такими волосами, как у вас, продавали на рынке рабов в Алжире таким, как я».
Я сказала: «Да, были денечки», и мы оба рассмеялись.
14 сентября, Лагос
Сегодня во второй половине дня к нашему отелю подъехал большой военный грузовик, и солдаты выгрузили все наше снаряжение. Некоторые коробки были открыты, и оборудованием явно пользовались. У одного из компьютеров треснул монитор, а на его диск записано сто мегабайтов омерзительной порнографии.
Заметив У., взирающего на происходящее из окна вместе с Олой, я спросила, не хочет ли он помочь перенести снаряжение с улицы в дом. Он бросил на меня странный взгляд и отошел от окна. Возможно, он разочарован тем, что нам все-таки вернули снаряжение?
Глава девятая
– Дорис, это все, что я могу тебе рассказать, потому что больше ничего мы не знаем, – соврал Джимми Паз. – Вполне достаточно для грандиозной истории, и ты выиграешь еще один приз. Нет, мне не известно, что это дело рук психопата и серийного убийцы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127