Во французских фильмах герои всегда балансировали между искушением и предательством, и они называли это человеческой природой. Ей хотелось встретить кого-нибудь нормального.
Пиппа оставила отца в его дешевенькой гостинице и пошла домой в печальной задумчивости. В вагоне поезда в сторону спальных районов рядом с ней стоял очень приятный парень. Поезд остановился в тоннеле, было очень жарко. Женщина со сбившимися в колтун волосами, которые свисали у нее за спиной, как моток веревки, прошла вдоль вагона, она пела и попрошайничала. Мужчина, лежавший на сиденьях, застонал. Стайка ощетинившихся подростков промчалась с воплями вдоль вагона. Свет выключился. Когда он включился, парень улыбнулся ей, как будто говоря: «И что может произойти дальше?»
Она улыбнулась в ответ. Они оба отвели взгляд. Он показался ей очень милым. Он вышел на следующей остановке. Когда она посмотрела ему вслед, он стоял на платформе, подняв руку в прощальном взмахе. Она от неожиданности не отреагировала. Двери были открыты, он еще может вернуться, в метро нужно быть осторожнее. Она не помахала ему рукой. Двери закрылись. Она увидела, как он медленно, уныло побрел к лестнице.
Когда Пиппа вернулась из туалета, ее сосед уже стоял в проходе в аккуратных черных мокасинах, держа в руках два стакана красного вина. Когда она села, он дал ей один стакан, взял с неприязнью в руки ее книгу, посмотрел прямо на нее и сказал:
– Вы должны объяснить мне, что вас так завораживает в британских писателях, когда есть столько французских писателей, причем намного лучше.
– Я читаю французов, – ответила она, хотя прочла их немного. – Но он замечательный.
– Лондон – мертвый город! – горько заметил ее сосед. – Никакой радости, никакой жизни. Ничего на улицах. Еда – отвратительна. ТАМ НЕТ ЕДЫ! Вечно льет. Как можно читать таких людей?
– Ну, это про Африку…
– Написано англичанином. Они отправляют своих жаждущих власти гомосексуалистов насиловать бедных, милых африканских дикарей. Серые низменные людишки эти англичане. Страдающие запорами, ограниченные и язвительные.
– Откуда вы знаете?
Он поднял тяжелые брови в притворном удивлении:
– Они сожгли Жанну Д'Арк!
Он это серьезно? Пиппа улыбнулась, сбитая с толку. Жизнь снова становится интересной.
ГЛАВА 20
И это оно?
Неожиданно, после того как он шесть лет чувствовал себя отстающим по всем фронтам, Барри Кантор переживал потрясающее время, побивал собственные рекорды и загонял мяч в каждые ворота. Он вернулся в общество, и это было так же легко и просто, как плыть вниз по течению. Он шагал по Сентрал-парк-вест с «Magical Mystery Tour» в плеере, он встречается с Джастин у кинотеатра.
На работе у него теперь все по-новому. Вся энергия, которую он тратил на то, чтобы противостоять «Мэйплвуд Акрс», теперь уходила на труд во славу и на благо «Штайпелл ассошиэйтс». Он жонглировал тремя счетами и руководил тремя разными группами людей, и он процветал. Процветал! Он был в постоянном контакте с клиентами, и он пресмыкался. Пресмыкался! Странно, но в этом не было никакой этической дилеммы. Пресмыкание давалось легко, и его забавляло, сердило и радовало, что у него это хорошо получается.
Он пересек Сентрал-парк-вест и направился к «Коламбус». «Penny Lane» – песня совершенно в стиле Пола, знакомая и приветливая. Голубое небо пригорода приносит такое облегчение после едкой «Strawberry Fields». Да и как Пол может злиться, с его миллионами, владея половиной Шотландии, пользуясь уважением и любовью во всем мире. Гнев в такой ситуации был бы неучтивостью, а Пол был политик во всех своих проявлениях.
Двое на роликах вылетели из парка и свернули налево на многополосный перекресток, даже не оглянувшись. Они просвистели буквально в паре сантиметров от него, и он почувствовал в животе прилив страха: все идет слишком хорошо. Скоро случится что-то ужасное. А что, если кто-нибудь умрет?
И как обычно, Джастин из кожи вон лезла, чтобы притвориться, что все идет нормально. О помолвке было объявлено через три месяца после того, как она на самом деле случилось, потому что существовало какое-то правило относительно траура – или она решила, что таковое должно существовать. Так что к тому времени, как все об этом узнали, волнение спало, и она спокойно продолжала заниматься своими делами.
Она согласилась на должность штатного консультанта в «Фосдейл Клит» – инвестиционном банке, чьи интересы она много раз представляла. От Барри новая работа требовала постоянного напряжения, ему необходимо было научиться выражать себя на чужом языке. Для Джастин служба в «Фосдейл Клит» была все равно что переезд в Ларчмонт и работа там на полставки в нитяной лавке. Она почти каждый день возвращалась домой до семи. Неизвестно, на сколько ее хватит, но пока все ее навязчивые привычки либо исчезли, либо любопытным образом не проявлялись.
Однажды вечером она принесла домой хлебопечку, подарок по случаю помолвки от Ноя Клермана, бывшего клиента и звезды тенниса. Джастин Шифф, будущая жена Барри Кантора, которая не включала печь уже добрых пять лет, замесила тесто и поставила таймер. Они доели еду из «Сычуань гэлакси», он читал про покрышки радиального типа, она читала про прецедентное право Делавэра.
Сработал таймер.
– Хорошо, что мы можем работать вместе, – сказала Джастин, уходя на кухню. Послышался возглас разочарования. Она вынула готовый хлеб – серый пересушенный кирпичик. Когда она его надрезала, в воздух поднялось облачко пыли. Это показалось ему таким трогательным, что он просто не знал, где ее обнять и как покрепче сжать. Джастин появилась ниоткуда – упала с неба!
Они принялись обсуждать бытовую технику и почти тут же переключились на спор о минимальной заработной плате. Она была против.
– Как ты можешь быть против минимальной заработной платы? – вопрошал он. – Ты больше тратишь на колготки, чем они зарабатывают в год!
– Ты никак не можешь смириться с тем фактом, что я зарабатываю деньги, – парировала она.
Конечно, она зарабатывала намного меньше с тех пор, как ушла из «Пэкер Брибис», но все-таки значительно больше, чем он, и даже значительно больше, чем он зарабатывал раньше.
– Нет, я не могу смириться с тем фактом, что они не зарабатывают денег и никогда не будут зарабатывать.
– Тогда какое это имеет отношение к моим колготкам? Которые, кстати, являются необходимой тратой при моей работе, в любом случае я помогаю не прогореть африканским производителям нейлона.
– Повзрослеть – значит принять тот факт, что ты являешься частью проблемы.
– Какой проблемы? – сказала она презрительно. – Ты слишком много смотришь телевизор. Нет НИКАКОЙ проблемы. Ты бы сам уже, наконец, начал взрослеть.
И откуда только приходят эти споры?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
Пиппа оставила отца в его дешевенькой гостинице и пошла домой в печальной задумчивости. В вагоне поезда в сторону спальных районов рядом с ней стоял очень приятный парень. Поезд остановился в тоннеле, было очень жарко. Женщина со сбившимися в колтун волосами, которые свисали у нее за спиной, как моток веревки, прошла вдоль вагона, она пела и попрошайничала. Мужчина, лежавший на сиденьях, застонал. Стайка ощетинившихся подростков промчалась с воплями вдоль вагона. Свет выключился. Когда он включился, парень улыбнулся ей, как будто говоря: «И что может произойти дальше?»
Она улыбнулась в ответ. Они оба отвели взгляд. Он показался ей очень милым. Он вышел на следующей остановке. Когда она посмотрела ему вслед, он стоял на платформе, подняв руку в прощальном взмахе. Она от неожиданности не отреагировала. Двери были открыты, он еще может вернуться, в метро нужно быть осторожнее. Она не помахала ему рукой. Двери закрылись. Она увидела, как он медленно, уныло побрел к лестнице.
Когда Пиппа вернулась из туалета, ее сосед уже стоял в проходе в аккуратных черных мокасинах, держа в руках два стакана красного вина. Когда она села, он дал ей один стакан, взял с неприязнью в руки ее книгу, посмотрел прямо на нее и сказал:
– Вы должны объяснить мне, что вас так завораживает в британских писателях, когда есть столько французских писателей, причем намного лучше.
– Я читаю французов, – ответила она, хотя прочла их немного. – Но он замечательный.
– Лондон – мертвый город! – горько заметил ее сосед. – Никакой радости, никакой жизни. Ничего на улицах. Еда – отвратительна. ТАМ НЕТ ЕДЫ! Вечно льет. Как можно читать таких людей?
– Ну, это про Африку…
– Написано англичанином. Они отправляют своих жаждущих власти гомосексуалистов насиловать бедных, милых африканских дикарей. Серые низменные людишки эти англичане. Страдающие запорами, ограниченные и язвительные.
– Откуда вы знаете?
Он поднял тяжелые брови в притворном удивлении:
– Они сожгли Жанну Д'Арк!
Он это серьезно? Пиппа улыбнулась, сбитая с толку. Жизнь снова становится интересной.
ГЛАВА 20
И это оно?
Неожиданно, после того как он шесть лет чувствовал себя отстающим по всем фронтам, Барри Кантор переживал потрясающее время, побивал собственные рекорды и загонял мяч в каждые ворота. Он вернулся в общество, и это было так же легко и просто, как плыть вниз по течению. Он шагал по Сентрал-парк-вест с «Magical Mystery Tour» в плеере, он встречается с Джастин у кинотеатра.
На работе у него теперь все по-новому. Вся энергия, которую он тратил на то, чтобы противостоять «Мэйплвуд Акрс», теперь уходила на труд во славу и на благо «Штайпелл ассошиэйтс». Он жонглировал тремя счетами и руководил тремя разными группами людей, и он процветал. Процветал! Он был в постоянном контакте с клиентами, и он пресмыкался. Пресмыкался! Странно, но в этом не было никакой этической дилеммы. Пресмыкание давалось легко, и его забавляло, сердило и радовало, что у него это хорошо получается.
Он пересек Сентрал-парк-вест и направился к «Коламбус». «Penny Lane» – песня совершенно в стиле Пола, знакомая и приветливая. Голубое небо пригорода приносит такое облегчение после едкой «Strawberry Fields». Да и как Пол может злиться, с его миллионами, владея половиной Шотландии, пользуясь уважением и любовью во всем мире. Гнев в такой ситуации был бы неучтивостью, а Пол был политик во всех своих проявлениях.
Двое на роликах вылетели из парка и свернули налево на многополосный перекресток, даже не оглянувшись. Они просвистели буквально в паре сантиметров от него, и он почувствовал в животе прилив страха: все идет слишком хорошо. Скоро случится что-то ужасное. А что, если кто-нибудь умрет?
И как обычно, Джастин из кожи вон лезла, чтобы притвориться, что все идет нормально. О помолвке было объявлено через три месяца после того, как она на самом деле случилось, потому что существовало какое-то правило относительно траура – или она решила, что таковое должно существовать. Так что к тому времени, как все об этом узнали, волнение спало, и она спокойно продолжала заниматься своими делами.
Она согласилась на должность штатного консультанта в «Фосдейл Клит» – инвестиционном банке, чьи интересы она много раз представляла. От Барри новая работа требовала постоянного напряжения, ему необходимо было научиться выражать себя на чужом языке. Для Джастин служба в «Фосдейл Клит» была все равно что переезд в Ларчмонт и работа там на полставки в нитяной лавке. Она почти каждый день возвращалась домой до семи. Неизвестно, на сколько ее хватит, но пока все ее навязчивые привычки либо исчезли, либо любопытным образом не проявлялись.
Однажды вечером она принесла домой хлебопечку, подарок по случаю помолвки от Ноя Клермана, бывшего клиента и звезды тенниса. Джастин Шифф, будущая жена Барри Кантора, которая не включала печь уже добрых пять лет, замесила тесто и поставила таймер. Они доели еду из «Сычуань гэлакси», он читал про покрышки радиального типа, она читала про прецедентное право Делавэра.
Сработал таймер.
– Хорошо, что мы можем работать вместе, – сказала Джастин, уходя на кухню. Послышался возглас разочарования. Она вынула готовый хлеб – серый пересушенный кирпичик. Когда она его надрезала, в воздух поднялось облачко пыли. Это показалось ему таким трогательным, что он просто не знал, где ее обнять и как покрепче сжать. Джастин появилась ниоткуда – упала с неба!
Они принялись обсуждать бытовую технику и почти тут же переключились на спор о минимальной заработной плате. Она была против.
– Как ты можешь быть против минимальной заработной платы? – вопрошал он. – Ты больше тратишь на колготки, чем они зарабатывают в год!
– Ты никак не можешь смириться с тем фактом, что я зарабатываю деньги, – парировала она.
Конечно, она зарабатывала намного меньше с тех пор, как ушла из «Пэкер Брибис», но все-таки значительно больше, чем он, и даже значительно больше, чем он зарабатывал раньше.
– Нет, я не могу смириться с тем фактом, что они не зарабатывают денег и никогда не будут зарабатывать.
– Тогда какое это имеет отношение к моим колготкам? Которые, кстати, являются необходимой тратой при моей работе, в любом случае я помогаю не прогореть африканским производителям нейлона.
– Повзрослеть – значит принять тот факт, что ты являешься частью проблемы.
– Какой проблемы? – сказала она презрительно. – Ты слишком много смотришь телевизор. Нет НИКАКОЙ проблемы. Ты бы сам уже, наконец, начал взрослеть.
И откуда только приходят эти споры?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97