– Он с самого начала был подонком. Он работал продавцом в супермаркете, и его уволили за кражу перчаток. Линда выучилась на агента по недвижимости и встретила итальянца, который был очень мил, хоть и итальянец. Ей просто повезло. – Она оглянулась на пустую кровать, как будто собиралась отчитать Мириам за то, что та все переврала.
– А Стейси, танцовщица, и ее сексуальный австралиец?
– Не танцовщица. Кузина Стейси писала песни. Она договорилась с одной из групп, чтобы они записали ее песню. Но она взяла деньги вперед, как идиотка. Песня стала хитом, а она не получила ни цента. Конец. Австралиец ушел от нее к своей врачихе. Дети взбесились. Сын крал у нее драгоценности и менял на кокаин. Дочь вышла за китайского целителя. Понятно?
Джастин рассмеялась. Она обожала сплетни. Нана всегда была величайшим их источником. Джастин очень не хотелось, чтобы Нана умирала.
– Не растрачивай себя на какого-то психа, – взмолилась Кэрол.
Джастин отправилась искать Мириам на этаж рентгенологии. Она заметила домашнее желтое одеяло на каталке в пустом коридоре. Нана лежала на каталке, одна и практически голая. Она устало и неровно дышала сквозь кислородную маску. Глаза затуманились, будто подернутые пеленой. Она казалась встревоженной, но Джастин не была уверена, что Мириам понимает, кто она такая. Она не подала Джастин никакого знака. Она умирала. Там было столько трубочек, что Джастин не знала, безопасно ли будет подоткнуть Мириам одеяло. В коридоре было очень холодно. Она стояла в растерянности, смущаясь соседства с тяжело дышащей, почти обнаженной женщиной, и стыдилась своего смущения. Она не знала, что делать.
Подошел врач.
– Мириам, ты, наверное, замерзла, – сказал он и подтянул одеяло. Он не обратил на Джастин внимания и принялся читать карточку Наны, а потом увез каталку в темную комнату. Джастин осталась одна в коридоре. Она почувствовала себя ни на что не годной. Надо было поговорить с Наной. Подоткнуть одеяло. Взять за руку.
– Займет около часа, – сказал врач. – Прогуляйтесь немного.
Джастин встретилась с Барри в вестибюле больницы. Он побрился и постригся, выглядел неплохо. Джастин почувствовала некоторую робость. Они зашли в первую попавшуюся кофейню, и Барри заказал еду без обычных шуточек.
За стойкой человек в белом медицинском халате уронил пузырек. Зеленые таблетки раскатились по грязному полу. Он сгреб их в кучку, собрал в пузырек и положил его в карман.
– Я надеюсь, Нана не принимает зеленых таблеток, – сказал Барри.
– Мне тебя не хватало, – призналась Джастин, он взял ее за руки и сжал. Она дрожала. Рассказала ему про Мириам и каталку в коридоре.
– Милая! – воскликнул он. – Позволь мне быть с тобой! – Он пересел на скамейку рядом с ней и обнял ее. Ей нравилось, когда он так делал. – Ты же знаешь, что я в конце концов найду работу.
– Знаю? – Она высморкалась в салфетку.
– Да, знаешь. – Официантка принесла газировку. Барри сжал Джастин крепче, и она раздраженно дернулась, потому что он попал ей по животу. Откуда ей это знать? Все стало только хуже.
Барри вернулся на свою сторону скамейки, совершенно растерянной.
– Мне кажется, что ты все время на меня злишься.
– Тебе не кажется, что я на тебя злюсь, я действительно на тебя злюсь. Все время! – Джастин была тогда не настолько маленькой, чтобы не помнить. Им приходилось затаскивать отца в душ.
Официантка шмякнула перед ним тарелку творога, а перед ней – сандвич.
– Мать хочет, чтобы я взялся управлять ее делом, – сказал он, и они поменялись тарелками. – Я не знаю.
– От скольких предложений ты уже отказался на данный момент?
– То есть я должен найти работу, любую работу, не важно, в чем она заключается?
– Кто-то предлагает передать тебе дело. Я не понимаю, как ты можешь говорить, что лучше будешь смотреть телевизор. – В тарелке с творогом был черный волос.
– И ты не имела бы ничего против, если бы я стал garmento?
– Ну, а ты сам чем хочешь заниматься?
– Моя мать умрет, если у нее не будет компании, которой необходимо управлять.
– Она хочет уйти на покой, насколько я слышала.
– Послушай. Я знаю, что не имею никакого права просить тебя об этом. – Он потянулся к ней поверх тарелок и стаканов и сжал ее руку в своих.
Барри собирается сделать ей предложение, пока она обливается потом в грязной кофейне? Над щербатой тарелкой творога, в котором лежит чей-то волос?
– Не смей.
– Ладно. – Он задержал дыхание. – Определенно нет?
Она права! Он бы сделал ей предложение над битой тарелкой творога, в котором лежит чей-то волос. Он вздохнул, и Джастин посмотрела в окно на знойные просторы Пятой авеню. Может, ей стоит просто выйти за Барри Кантора и махнуть на жизнь рукой? Ее родители были женаты одиннадцать лет, и только потом у ее отца отказали тормоза. Кэрол не пошла бы на такое не глядя.
– Я думаю организовать музыкальную группу, – объявил он.
– Послушай, я не могу больше с тобой видеться. Это надо прекращать.
Они вернулись к ней на квартиру, потому что там были его вещи. Джастин знала точно, какой будет ее жизнь с этого момента: не с кем поговорить, не с кем пообедать. Редкий свободный вечер она будет проводить в тренажерном зале. Унизительные свидания. Случайные встречи с озлобленными мужчинами, которые ей даже не нравятся. Никакого секса. В точности как прошлый год. Этого хватит, чтобы заставить себя задуматься над снижением собственных стандартов.
Собака не обратила на нее внимания и принялась скакать вокруг Барри. Он играл с ней на диване. Хватит.
– Я принесу тебе пакет, – сказала она.
– Я просто не понимаю. Я тебе совсем не нужен?
– Тридцать два года я прекрасно обходилась. Я без тебя не умру.
– Я умру без тебя! – сказал он, хватая ее за плечи. Он все превращает в драму. – А как насчет твоей бабушки?
Она не станет реагировать на подобные манипуляции.
– Это все очень грустно, – сказала она, подталкивая к нему пакет. – Но это другой вопрос.
Это не должно влиять на то, как нам следует поступить.
Он прижал пакет к животу и замер.
– Ты такая… блин, это что-то клиническое. Я не понимаю.
– Почему? – Как он смеет использовать против нее ее бабушку!
– Ты не испытываешь ко мне совершенно никаких чувств.
– Это неправда. У меня к тебе одни только чувства. – Джастин вышла на кухню. Но там делать было нечего. – Плохие и хорошие. Чувства. – У следующего мужчины не будет и следа лысины, и он будет работать больше, чем она. Организовать группу, подумать только!
– Это не подлежит обсуждению?
– Нет. Мы должны двигаться дальше. И разойтись надо тихо.
Барри вошел в кухню и стал пылко ее целовать.
– Нет.
– Почему? – Он целовал ее, как безумный. – Это же в последний раз.
Это слезливая сентиментальность. Она была не в настроении устраивать спектакль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97