Джастин спросила:
– А как ваши планы отойти от дел?
Роза медленно пожала плечами, вся набычившись от раздражения. Без косметики она выглядела ужасающе.
– Почему бы тебе просто не продать фабрику? – спросил Барри.
– Потому что я наконец-то поняла, как ею управлять, – рявкнула она неожиданно громко. – Понимаешь, люди стоят дорого, – она стала перечислять, загибая распухшие пальцы. – Им нужны зарплаты, им нужны медицинские пособия, они уходят на больничный, они говорят по телефону, они крадут ножницы и туалетную бумагу. Они занимают место, теряют время, совершают ошибки. Они бастуют. – Все смотрели на Розу, она поднесла чашку к бледным губам и отпила глоток. – Выгнать ВСЕХ. Вот ответ.
Может, у родителей Барри значительно больше общего, чем различий.
– Ты должен войти в дело, – сказала Карен позже, когда они неслись на полной скорости по улице Рузвельта. Стояла ясная, теплая, восхитительная ночь.
– Ага, и меня примут как племянника-идиота, который вечно везде напортачит, но которого не могут выгнать, потому что он член семьи.
– Я порвала с Карлосом, – объявила Карен с шальным безрассудством, как истинная дочь своего отца.
– Шутишь! – поразился Барри, снижая скорость и входя в полосу медленного движения к Бруклинскому мосту. – Когда?
– Я больше никогда никого не встречу, – заплакала она. – А он найдет себе кого-нибудь за пять минут.
– Мужчины всегда так, – утешила Джастин, передавая ей бумажный платок.
– Я останусь одна до конца жизни, – всхлипывала Карен.
– Ты встретишь кого-нибудь, – заверила Джастин, сунув ей бутылку «Эвиан». – Может быть, не сразу, через некоторое время, и пока тебе будет очень худо. – Она говорила так буднично, что у Барри мороз пошел по коже. – Но другого пути нет.
Он бросил на нее резкий взгляд.
– Почему?
– Я не о тебе говорю, – сказала Джастин. – Расслабься.
Они молчали, пока машина катилась по изгибам моста. Карен держала в руках бутылку и тоскливо смотрела в окно. Он просто не выносил, когда она вела себя, как бедная жертва.
– Ну, так выходи в люди. Сделай что-нибудь. Пойди на какие-нибудь курсы.
– Уже. Семинар в Нью-Йоркском университете по экологическому расизму.
Барри свернул в сторону Кэдмен Плаза.
– По чему?
Она не отрываясь смотрела на Бруклин.
– Ты не поймешь.
– Это уж точно, – усмехнулся он и протянул руку. Джастин взяла его за руку. В зеркало заднего вида он заметил, что Карен отпрянула. Вообще-то, они не обязаны быть несчастными только потому, что ей плохо.
На ее улице на сухих серых газонах стояли потрескавшиеся и разбитые святые, пустые участки были завалены выброшенными автомобильными деталями и мусором.
– Почему бы тебе не выбраться отсюда? – спросил Барри, останавливаясь у облезлой развалюхи-гаража, где жила Карен. – Пожила бы как человек.
– Иди на фиг, – отрезала она, вышла и хлопнула дверью. Она не поблагодарила ни его – за то, что подвез, ни Джастин – за воду, и не попрощалась.
– Мог бы проявить и побольше сочувствия, – упрекнула Джастин. – Ты был не так уж и счастлив, когда оказался в ее положении.
– Ты хочешь сказать, что сейчас я счастлив?
– А разве нет? – удивилась она.
Барри остановил машину, поставил на ручник. Он держал Джастин за руку, разглядывая ее смешные маленькие пальчики, особенно большой, с его квадратным ногтем.
– Очень, – сказал он и нежно поцеловал свою нареченную. Он был счастлив. Не тем безрассудным счастьем, что скачет до потолка и переворачивает все вверх дном, но тихим теплым счастьем, которое спокойно разливается вокруг и за которым не надо постоянно присматривать. Часть его хотела, чтобы он сейчас же попросил ее выйти за него замуж. Другая хотела сначала прожить с ней полный круг времен года. Просто чтобы наверняка.
– Я так рад, что ты сегодня поехала со мной, – искренне сказал Барри, и вся машина вздрогнула и затряслась, захлестнутая бурной волной последних новинок дурной попсы: мимо, покачиваясь, промчался низко посаженный автомобиль, несущий своих пассажиров к новым преступлениям.
Эмили швырнула в него чем-то, как только он вышел из-за угла. Это был пакетик немецких шоколадных конфет. Он внимательно его изучил.
– Эгей! – крикнул он. – Ничего похожего. И спустился посплетничать с Херном.
– Я никогда такого не говорил, – прошипел Херн в трубку с тихой яростью, махнув Барри, чтобы тот заходил. – Я все. Нет. Я кладу трубку.
Барри посмотрел на свои руки. Херн – хороший человек. Хороший человек, завязший в жизни, которая ему уже давно не нравится. Что пугает больше: мысль, что никогда не найдешь родственную душу, или мысль, что Херн считал Джини Той Самой, Единственной, когда женился на ней?
Херн все не клал трубку. Барри одними губами сказал, что зайдет попозже, и, удрученный, направился обратно к себе в кабинет.
Появился Джек Слэймейкер, чахоточно покашливая.
– Я слышал, ты бросаешь вызов немецким наглецам, – проворчал он, откашливая мокроту.
– Я требую, чтобы ты сообщил мне свои источники.
– У меня тайный агент в турецком консульстве. – Слэймейкер взял со стола пачку кураги. – Я бы с удовольствием торговал этим вразнос. Очередь к твоему дереву со сластями протянется до конца квартала, поверь мне. Не опускай оружия.
__________
В шесть часов, направившись в мужской туалет, чтобы привести себя в порядок перед банкетом, Барри заметил платиновую блондинку в платье с синими блестками, которая слонялась без дела в холле.
– Ой, золотце! – воскликнула она. Это была Кимберли Эберхарт, выставившая напоказ свою новую грудь так, чтобы видно было, с какой стороны ни подойди. Она пыталась застегнуть ремень, но пятисантиметровые белые накладные ногти ей мешали. – Будь лапочкой, помоги мне вот здесь.
Он глянул на веснушки в декольте, опуская глаза к пряжке. Она знала, что он посмотрит. Ей хотелось, чтобы люди смотрели, потому и выставила свой выдающийся бюст напоказ.
– Да ты инвалид, – пошутил он, застегивая ей ремень без излишней медлительности.
– Я знаю, смешно, правда? – рассмеялась она, ускользая в сторону офиса своего мужа.
Он встречал Кимберли Эберхарт минимум по три раза в год за последние три года на разнообразных мероприятиях, и каждый раз она притворялась, что впервые его видит. Ну да, она жена генерального, – ну и что? Что она вообще в жизни сделала? Она не молода, не красива, и зубы, волосы, ногти и грудь у нее фальшивые.
Джастин никогда не упоминала про силикон. К сожалению, Барри не смог бы чистосердечно сказать, что ему нравятся женщины с маленькой грудью, но в конце концов почему-то именно с ними его и сводит судьба. Строго говоря, единственная значительная грудь, с которой он сталкивался вплотную, была грудь Мелисы Равитски в лагере «Рапонда». Это были очень, очень удачные плавки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97