Заставив себя хотя бы немного пожить в реальном мире, вы бы поняли, что он не так ужасен, чтобы бежать от него со всех ног. В ваших силах остановить процесс и повернуть его вспять на любой стадии. Вы делаете это сейчас. И перестаньте спрашивать себя: «Почему?» и «За что?», Рейчел, – закончила она. – Вам это не нужно.
Итак, я все-таки оказалась наркоманкой. Великолепно!
Радости мало. Облегчения никакого. Это было так же ужасно, как узнать о себе, что ты, например, серийный убийца.
Я провела выходные и большую часть следующей недели в состоянии шока. Даже разговаривать ни с кем не могла, потому что в голове у меня все время звучало: «Ты наркоманка, тра-ля-ля! Ты нар-команка-а-а…»
Это было последнее, кем бы я хотела быть. Это было самое ужасное несчастье, которое могло свалиться на меня.
Наблюдая за людьми из моей группы, особенно за Нейлом, я поняла, что они проходят разные стадии, прежде чем признать свою зависимость. Сначала это отрицание, потом – повергающее в ужас осознание, потом гнев, и наконец, если повезет, приятие и примирение. Я уже прошла отрицание и ужасающее осознание, но когда нахлынула чистая, слепая ярость, я оказалась не готова. Джозефина, разумеется, заняла позицию: «А, госпожа Ярость, мы вас ждали!» Я прямо кипела от гнева, что я наркоманка. Даже позабыла о той ненависти, что берегла для Люка.
– Я слишком молода, чтобы быть наркоманкой! – кричала я в лицо Джозефине. – Почему это случилось именно со мной, а ни с кем из моих знакомых не случилось?
– А почему бы и не с вами? – мягко поинтересовалась Джозефина.
– Но, но… черт побери… – я просто бурлила и задыхалась от злости.
– Почему некоторые люди рождаются слепыми? Почему кто-то становится инвалидом? – спросила она. – Это случай. И так случилось, что вы родились с предрасположенностью к наркомании. И что? Могло быть гораздо хуже.
– Нет, не могло! – кричала я, глотая слезы ярости.
– А в чем, собственно, проблема? – спросила она все так же раздражающе ласково. – В том, что вам больше нельзя принимать наркотики? Но ведь это не предмет первой необходимости, миллионы людей к ним не притрагиваются – и живут счастливой, наполненной жизнью…
– Вы хотите сказать, что мне вообще ничего такого теперь нельзя?
– Да, именно так, – подтвердила она. – Вы уже должны были понять, что стоит вам начать – и будет не остановиться. Вы так часто травили себя наркотиками, что нарушили химический баланс в своем организме, теперь ваш мозг реагирует на наркотики чувством подавленности и требует еще наркотиков, от которых наступает еще большая депрессия, и требуется еще больше наркотиков, и т. д. Физически вы тоже наркоманка – не только психологически. А физическое пристрастие необратимо, – как бы между прочим добавила она.
– Я вам не верю! – задохнулась я от ужаса.
Прибыла свежая партия гнева, только что из духовки. Я припомнила, как незадолго до выписки Кларенсу сказали, что ему теперь совсем нельзя будет пить, и как это показалось мне вполне логичным. Но ведь тогда речь шла о нем. Это было совсем другое дело. А я-то согласилась признать себя наркоманкой только потому, что надеялась, что смогу избавиться от зависимости и делать то, что захочу.
– Вас можно вылечить, – сказала Джозефина, и мое лицо засветилось надеждой. Пока эта стерва не добавила, – вам только наркотики больше нельзя принимать.
– Если бы я это знала, никогда бы ни в чем не призналась, – проскрежетала я.
– Все равно пришлось бы, – спокойно сказала она. – У вас не было выбора. Это было неизбежно.
Я посмотрела все серии сериала «Если бы не…». Если бы я не пошла тогда слушать Нолу. Если бы Анна не сказала того, что она сказала. Если бы Люк не приехал в Клойстерс. Если бы история Джини не была так похожа на мою. Если бы, если бы, если бы… Я лихорадочно искала, пытаясь определить, в какой момент я пересекла эту границу – между уверенностью, что я не наркоманка, и подозрением, что, может быть, все-таки наркоманка. Мне хотелось вернуться именно в эту точку и отмотать все назад.
– Вы страдаете хронической наркоманией, – сказала Джозефина. – Вы неизбежно должны были это понять. Бог свидетель, вы долго упирались, но осознание, в конце концов, должно было вас настигнуть. Ваш гнев, кстати, совершенно нормален и объясним, – добавила она, – последняя попытка не принять правду.
– А-а-а… – хрипло закричала я.
– Правильно, выпустите свой гнев наружу, – мягко поощрила Джозефина, отчего я завопила еще сильнее, – это лучше, чем держать его внутри. Скоро вы будете в состоянии все принять.
Я закрыла лицо руками и задушенным голосом попросила ее пойти на…
– Как бы там ни было, – продолжала она, проигнорировав мою просьбу, – вы были очень жалкой, когда жили этой безнадежной наркоманской жизнью. Без наркотиков у вас есть будущее, вы можете заняться тем, чем захотите. И подумайте, как это приятно, когда утром просыпаешься и твердо помнишь, что ты делала вчера вечером. И с кем ушла домой из гостей. Если вообще с кем-то ушла.
И этим она надеялась приободрить меня?
59
Я неистовствовала целую неделю. За это время выписался Нейл, притихший и полный добрых намерений. Джон Джоуи тоже выписался. Гордый, распрямившийся, с зачатками усов, напоминающих велосипедный руль. Выписался и Крис, оставив мне свой номер телефона и заставив меня поклясться, что я позвоню ему в день своей выписки. Примерно час после его ухода я вся светилась, радуясь, что он так внимателен ко мне, а потом вдруг погрузилась в глубокое уныние.
Хелен больше не приезжала меня навещать. С чего бы это, а? У Винсента тоже истекли положенные два месяца. Он был теперь совсем другим человеком, ничем не напоминающим того грубияна, которого я встретила здесь в первый день. Он стал очень тихим и мягким. Я так и видела, как он, например, стоит в лесу на полянке, а к нему слетаются птички и сбегаются белки и олени.
Ушли юный Барри, веселый гном Питер, игрок Дейви, Сталин. Я осталась последней из «стареньких». Перед уходом все обнимались, обменивались адресами и обещали друг другу не пропадать. Я была даже удивлена крепости связей, которые у нас тут образовались, несмотря на разницу в возрасте, поле и социальном положении. Может быть, нечто подобное чувствуют друг к другу заложники, захваченные террористами. Мы вместе побывали в аду и вернулись, и это нас сплотило.
Хотя мы и скучали по тем, кто уходил, но зияющей дыры не оставалось. Остальные тут же начинали клубиться вокруг и заполняли образовавшуюся пустоту новыми связями и отношениями. Так что, когда, например, нас покинул Майк, брешь, имеющая его очертания, очень скоро закрылась и быльем поросла.
К тому же, приходили новые люди, все менялось, так что потом и представить было нельзя, что это место еще недавно пустовало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138
Итак, я все-таки оказалась наркоманкой. Великолепно!
Радости мало. Облегчения никакого. Это было так же ужасно, как узнать о себе, что ты, например, серийный убийца.
Я провела выходные и большую часть следующей недели в состоянии шока. Даже разговаривать ни с кем не могла, потому что в голове у меня все время звучало: «Ты наркоманка, тра-ля-ля! Ты нар-команка-а-а…»
Это было последнее, кем бы я хотела быть. Это было самое ужасное несчастье, которое могло свалиться на меня.
Наблюдая за людьми из моей группы, особенно за Нейлом, я поняла, что они проходят разные стадии, прежде чем признать свою зависимость. Сначала это отрицание, потом – повергающее в ужас осознание, потом гнев, и наконец, если повезет, приятие и примирение. Я уже прошла отрицание и ужасающее осознание, но когда нахлынула чистая, слепая ярость, я оказалась не готова. Джозефина, разумеется, заняла позицию: «А, госпожа Ярость, мы вас ждали!» Я прямо кипела от гнева, что я наркоманка. Даже позабыла о той ненависти, что берегла для Люка.
– Я слишком молода, чтобы быть наркоманкой! – кричала я в лицо Джозефине. – Почему это случилось именно со мной, а ни с кем из моих знакомых не случилось?
– А почему бы и не с вами? – мягко поинтересовалась Джозефина.
– Но, но… черт побери… – я просто бурлила и задыхалась от злости.
– Почему некоторые люди рождаются слепыми? Почему кто-то становится инвалидом? – спросила она. – Это случай. И так случилось, что вы родились с предрасположенностью к наркомании. И что? Могло быть гораздо хуже.
– Нет, не могло! – кричала я, глотая слезы ярости.
– А в чем, собственно, проблема? – спросила она все так же раздражающе ласково. – В том, что вам больше нельзя принимать наркотики? Но ведь это не предмет первой необходимости, миллионы людей к ним не притрагиваются – и живут счастливой, наполненной жизнью…
– Вы хотите сказать, что мне вообще ничего такого теперь нельзя?
– Да, именно так, – подтвердила она. – Вы уже должны были понять, что стоит вам начать – и будет не остановиться. Вы так часто травили себя наркотиками, что нарушили химический баланс в своем организме, теперь ваш мозг реагирует на наркотики чувством подавленности и требует еще наркотиков, от которых наступает еще большая депрессия, и требуется еще больше наркотиков, и т. д. Физически вы тоже наркоманка – не только психологически. А физическое пристрастие необратимо, – как бы между прочим добавила она.
– Я вам не верю! – задохнулась я от ужаса.
Прибыла свежая партия гнева, только что из духовки. Я припомнила, как незадолго до выписки Кларенсу сказали, что ему теперь совсем нельзя будет пить, и как это показалось мне вполне логичным. Но ведь тогда речь шла о нем. Это было совсем другое дело. А я-то согласилась признать себя наркоманкой только потому, что надеялась, что смогу избавиться от зависимости и делать то, что захочу.
– Вас можно вылечить, – сказала Джозефина, и мое лицо засветилось надеждой. Пока эта стерва не добавила, – вам только наркотики больше нельзя принимать.
– Если бы я это знала, никогда бы ни в чем не призналась, – проскрежетала я.
– Все равно пришлось бы, – спокойно сказала она. – У вас не было выбора. Это было неизбежно.
Я посмотрела все серии сериала «Если бы не…». Если бы я не пошла тогда слушать Нолу. Если бы Анна не сказала того, что она сказала. Если бы Люк не приехал в Клойстерс. Если бы история Джини не была так похожа на мою. Если бы, если бы, если бы… Я лихорадочно искала, пытаясь определить, в какой момент я пересекла эту границу – между уверенностью, что я не наркоманка, и подозрением, что, может быть, все-таки наркоманка. Мне хотелось вернуться именно в эту точку и отмотать все назад.
– Вы страдаете хронической наркоманией, – сказала Джозефина. – Вы неизбежно должны были это понять. Бог свидетель, вы долго упирались, но осознание, в конце концов, должно было вас настигнуть. Ваш гнев, кстати, совершенно нормален и объясним, – добавила она, – последняя попытка не принять правду.
– А-а-а… – хрипло закричала я.
– Правильно, выпустите свой гнев наружу, – мягко поощрила Джозефина, отчего я завопила еще сильнее, – это лучше, чем держать его внутри. Скоро вы будете в состоянии все принять.
Я закрыла лицо руками и задушенным голосом попросила ее пойти на…
– Как бы там ни было, – продолжала она, проигнорировав мою просьбу, – вы были очень жалкой, когда жили этой безнадежной наркоманской жизнью. Без наркотиков у вас есть будущее, вы можете заняться тем, чем захотите. И подумайте, как это приятно, когда утром просыпаешься и твердо помнишь, что ты делала вчера вечером. И с кем ушла домой из гостей. Если вообще с кем-то ушла.
И этим она надеялась приободрить меня?
59
Я неистовствовала целую неделю. За это время выписался Нейл, притихший и полный добрых намерений. Джон Джоуи тоже выписался. Гордый, распрямившийся, с зачатками усов, напоминающих велосипедный руль. Выписался и Крис, оставив мне свой номер телефона и заставив меня поклясться, что я позвоню ему в день своей выписки. Примерно час после его ухода я вся светилась, радуясь, что он так внимателен ко мне, а потом вдруг погрузилась в глубокое уныние.
Хелен больше не приезжала меня навещать. С чего бы это, а? У Винсента тоже истекли положенные два месяца. Он был теперь совсем другим человеком, ничем не напоминающим того грубияна, которого я встретила здесь в первый день. Он стал очень тихим и мягким. Я так и видела, как он, например, стоит в лесу на полянке, а к нему слетаются птички и сбегаются белки и олени.
Ушли юный Барри, веселый гном Питер, игрок Дейви, Сталин. Я осталась последней из «стареньких». Перед уходом все обнимались, обменивались адресами и обещали друг другу не пропадать. Я была даже удивлена крепости связей, которые у нас тут образовались, несмотря на разницу в возрасте, поле и социальном положении. Может быть, нечто подобное чувствуют друг к другу заложники, захваченные террористами. Мы вместе побывали в аду и вернулись, и это нас сплотило.
Хотя мы и скучали по тем, кто уходил, но зияющей дыры не оставалось. Остальные тут же начинали клубиться вокруг и заполняли образовавшуюся пустоту новыми связями и отношениями. Так что, когда, например, нас покинул Майк, брешь, имеющая его очертания, очень скоро закрылась и быльем поросла.
К тому же, приходили новые люди, все менялось, так что потом и представить было нельзя, что это место еще недавно пустовало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138