– Совсем ничего?
– Ничего.
– Ничего? – эхом отозвалась я, потрясенная. – Но почему?
– Я бросила, – сказала она, стараясь не встречаться со мной глазами.
– Что бросила?
– Ну… наркотики.
– Но почему? – воскликнула я. – Из-за Лента?
– Не знаю, возможно, но это не главная причина.
– Тогда какая же главная причина?
– Я не хочу кончить так же, как ты, – ответила она. – То есть, я хочу сказать, вот здесь! – лихорадочно поправила она себя. – Я хотела сказать, что не хочу оказаться здесь!
Я была просто убита! Даже Люку не удалось ранить меня так сильно. Я старалась следить за своим лицом, чтобы она не заметила, как мне больно, но, боюсь, мне это не очень удалось.
– Прости меня, – сказала она виновато. – Я не хотела тебя обидеть. Но когда я узнала, что ты чуть не умерла, я так испугалась…
– Все нормально, – коротко ответила я.
– Послушай, Рейчел, – она попыталась удержать меня за руку. – Не сердись на меня! Я просто хотела объяснить…
Мне удалось стряхнуть с себя ее руку. Дрожа, как лист, я ринулась в ванную, чтобы успокоиться. Я просто не могла поверить! Чтобы именно Анна! Даже она отвернулась от меня! Она считает, что у меня проблемы. Это Анна-то, о которой я всегда думала: «Что ж, по крайней мере, у меня дела не так плохи, как у нее».
56
Шли дни. Люди приходили и уходили. Выписались Кларенс и Фредерик. И бедная кататоничка Нэнси, домохозяйка, пристрастившаяся к транквилизаторам. До последнего дня другие пациенты иногда подносили к ее лицу зеркало, чтобы убедиться в том, что она все еще дышит. Мы посмеивались, что надо бы купить ей дыхательный аппарат для поддержания жизни вне Клойстерса. Или устроить так, чтобы у нее перед глазами всегда была бегущая строка с повторяющейся надписью: «Сделай вдох. Сделай выдох. Сделай вдох. Сделай выдох». В общем, у меня было сильное подозрение, что фотография Нэнси никогда не появится в какой-либо брошюрке, повествующей об успехах Клойстерса.
Ушел Майк, но не раньше, чем Джозефине удалось заставить его оплакать наконец кончину его отца. Надо было видеть выражение ее лица при этом – это было похоже на улыбку человека, привычного ко всему, из финала боевика. В этой улыбке сквозило некое сдержанное торжество: «Люблю, когда план удается воплотить в жизнь». В последующие десять дней ушли Фергус и толстяк Эймон.
Примерно через неделю после визита Бриджит и Люка поступила парочка новых пациентов, что, как всегда, вызвало бурное оживление. Одна из новеньких, крепко сбитая молодая женщина по имени Фрэнси, непрерывно и громко говорила, то и дело сама себя перебивая. Я просто глаз от нее оторвать не могла. У нее были светлые крашеные волосы до плеч, причем два дюйма у корней уже потемнели. Передние зубы отсутствовали, казалось, через этот тоннель грузовик мог проехать. На лицо она накладывала тон гораздо темнее, чем нужно. При избыточном весе и заметных жировых складках она носила красную юбку, явно ей тесноватую.
Сначала новенькая показалась мне ужасно нелепой, но уже через несколько секунд она со всеми перезнакомилась, у каждого успела стрельнуть сигарету, сыпала шутками и откровенничала направо и налево. Я с удивлением обнаружила, что она обладает совершенно необъяснимой, но безусловной сексуальностью. И во мне проснулся уже знакомый страх, что Крис обратит на нее внимание. Новенькая держалась так, словно считала себя, по меньшей мере, богиней. Похоже, она даже не замечала своего круглого пуза, обтянутого страшной красной юбкой. Я на ее месте была бы на грани самоубийства. Я ревниво следила за ней и за тем, как воспринимает ее Крис. Увидев Мисти, новенькая издала победный клич и завопила:
– О'Мэлли, старая алкоголичка, а ты тут что делаешь?
– Фрэнси, психопатка чертова, – отозвалась Мисти, расплывшись в улыбке, пожалуй, впервые за последнюю неделю, – то же самое, что и ты.
Оказалось, что они вместе были в Клойстерсе в прошлом году. Выпуск девяносто шестого года.
– Ты уже бывала здесь раньше? – удивленно спросил кто-то.
– Конечно, я успела побывать во всех реабилитационных центрах, в психбольнице и в ирландской тюрьме, – расхохоталась Фрэнси.
– Почему? – тупо спросила я, почувствовав к ней какую-то странную симпатию.
– Потому что я – псих. Шизофреничка, маньячка, умственно отсталая, неполноценная, выбирай, что больше нравится. Посмотри-ка сюда, – она закатала рукава. – Это все – моя работа.
Ее руки были сплошь в рубцах и шрамах.
– А вот ожог от сигареты, – как бы между прочим сказала она, указывая на след, – а вот еще один.
– Ну, что с тобой случилось на этот раз? – спросила Мисти.
– Спроси лучше, чего со мной не случилось! – ответила Фрэнси, закатив глаза. – Мне было нечего выпить, а дома оказался только денатурат, ну я его и выпила. Очнулась только через неделю – пред-ставляешьцелуюнеделюпроспала, а? Раньшесомнойникогдатакнебыло. Меня разбудили какие-то парни, откудатоизливерпуляиличертзнаетоткуда!
Она перевела дух, чтобы продолжить свой рассказ:
– Решиличтомертвая, потомвсетакиотправиливбольницу, потом арестовали, депортировали, отправилинафигдомой, неуспелаприбытьтуда – менятутжеотправилисюда. Ивотяздесь!
Все в комнате смолкли, и на лицах всех пациентов читалось горячее желание быть в числе тех самых парней из Ливерпуля.
– Атыздесьчего? – весело спросила она меня.
– Наркотики, – коротко ответила я, совершенно потрясенная ее напором.
– У-ух, это самый кайф! – понимающе кивнула она, причмокнув в знак одобрения. – Ходила на собрания АН? Анонимные Наркоманы, – нетерпеливо пояснила она, увидев мое озадаченное лицо. – Эх ты, салага!
– Только здесь хожу, – сказала я, как бы извиняясь.
– А, нет! Здесь – это не то. Вот погоди, выйдешь – сходишь там, на воле, – она придвинулась ко мне поближе и снова застрекотала. – Там полно парней. Полно! Анонимные Наркоманы – сплошь мужики, и все – не старше тридцати лет, и всем только дай потискаться. Выбирай – не хочу. Анонимные Алкоголики и рядом не лежали. Там одни тетки, а если и есть мужики, то плохонькие.
До тех пор собрания Анонимных Наркоманов как-то не производили на меня впечатления. Обычно я сразу засыпала. Но после рассказов Фрэнси я заинтересовалась.
– А ты куда ходишь: на АН или АА? – спросила я, привыкая к аббревиатурам.
– На все, – рассмеялась она. – У меня пристрастие ко всему. Алкоголь, таблетки, еда, секс…
В столовой сразу стало светлее от того огня, который зажегся в глазах у всех мужчин, когда Фрэнси произнесла последнее слово.
Среди ажиотажа, сопутствовавшего появлению Фрэнси, другого вновь поступившего пациента едва заметили. На него обратили внимание только после того, как Фрэнси и Мисти удалились, чтобы потрепаться. Это был пожилой человек по имени Падриг, который так сильно трясся, что не мог даже положить сахар себе в чай.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138