Мальчик от неожиданности вздрагивает и «с укоризной смотрит на доктора. А в часах уже что-то захрипело, зашипело, и вдруг раздался мелодичный звон. Радостно улыбнувшись, Саша бросился к блестящей иг­рушке.
- Изволили теперь сами убедиться, достоуважаемая Марья Борисовна, и вы, Сергей Николаевич: у сынка вашего отменный слух, так что, поверьте, все ваши страхи напрасны. Заговорит ваш сын, да еще как громко. Чего доброго, на всю Россию голос его будет слышен, а может, и за пределами отечества. Как полагаешь, молодой человек? - шутливо об­ратился он к мальчику.
Но Саша снова замкнулся в обычной своей серьезности. Ухватил за подол платья старую няньку и потащил прочь из гостиной в детскую. Примостившись на низкой скамеечке, он с нетерпением смотрит на няню.
- Вишь, уставил глазища.! Небось опять сказку тебе по­давай?
Мальчик утвердительно кивнул головой. И нянька пришла в умиление. Всё-то смекает ее Сашенька, всё как есть разу­меет. Сказки слушает - любо-дорого на него смотреть: где печально - нахмурится, где смешно - там улыбнется, а где страшно - зажмурится и крепко прижмется к нянькиным ко­леням.
Часами может он сидеть не шелохнувшись, благо запас сказок и песен у няни неиссякаем. То расскажет про леших, то про русалок, что заманивают людей в речную глубь. А то колыбельную споет:
Идет коза рогатая
За малыми ребятами;
Кто соску сосет,
Молока не пьет,
Того бу, прободу,
На рога посажу...
Саша часто заставляет петь эту песню - очень она ему нравится. Кажется, вот-вот сам повторит знакомые слова. Но вместо того только растопырит на манер рогов два паль­ца и тычет ими в няньку: мол, спой еще раз песню про козу рогатую. И не надоест ему слушать до тех пор, пока сон не смежит глаза.
Тогда укроет мальчика чуть не с головой старая нянька, подоткнет со всех сторон теплым одеялом, чтобы, сохрани господи, от окна не надуло - ишь как разбойничает осенняя непогода! Того и гляди зима нагрянет.
Давно бы пора господам, коль уж порешили покидать родное гнездо, в путь собираться. Нешто это дело - в лютую стужу пускаться с малолетками за тридевять земель?..
Но в доме уже идут последние хлопоты. Кажется, все готово к отъезду. Хозяин и хозяйка делают последний обход владений. Кругом все запорошило снегом. Можно трогаться по первопутку. Прощай, Смоленщина, прощай, Твердуново!
- Я приказал, друг мой, - говорит Сергей Николаевич жене, - подавать завтра лошадей пораньше.
И вот наступает час отъезда. Гомонит и суетится детвора. Старая нянька одевает своего любимца Сашеньку. Ее тоже берут в столицу.
- И мы с тобой, - говорит нянька, повязывая мальчику теплый шарф, - в Санкт-Пе-тербург едем. - Нянька взды­хает. - А я чаю, и там люди живут?
Саша приглядывается к предотъездной суете и молчит. Скоро ему минет пять лет, а он так и не сказал еще ни слова.
ПЕРВЫЕ УЧИТЕЛЯ
Если, пройдя петербургский Гостиный двор, повернуть с Невского проспекта на Садовую улицу, то через сотню-другую шагов обозначится величественное здание, обнесенное гранитной оградой с узорчатыми чугунными решетками. За­любуется иной пешеход дивным творением рук итальянского зодчего Джакомо Кваренги и подумает: наверняка сооружен такой дворец для знатных особ.
Только почему-то в ранний утренний час сюда стекаются люди разных чинов и званий. Правда, среди канцелярской мелкоты, что трусит вприпрыжку, ежась от холода в под­битых ветром фризовых шинелях, можно различить и спе­шащих к зданию степенных чиновников, и крупных купцов, и фабрикантов, а изредка - даже сановных особ. Эти послед­ние, впрочем, никогда не идут пешком. Они приезжают в соб­ственных каретах с лакеями на запятках. И встречает их, почтительно склонившись, высокий дородный швейцар с пышными бакенбардами, облаченный в расшитую золотом ливрею. Он едва успевает раскрывать перед прибывающими массивные парадные двери.
Деловой день в Государственном Коммерческом банке начинается. И тотчас приходит в действие весь многочис­ленный штат от последнего писца до правителя канцеля­рии.
Правитель канцелярии, Сергей Николаевич Даргомыж­ский, приходит на службу, едва забрезжит хмурое петербург­ское утро. Идти усердному чиновнику недалеко. Ему предо­ставлена казенная квартира в самом здании банка. Здесь Сергей Николаевич свободно разместился со всей своей семьей.
Маленькому Саше Даргомыжскому столичная квартира казалась поначалу огромной. Особенно по вечерам, когда из экономии не везде зажигали свечи и длинная анфилада ком­нат была погружена в темноту. Но вскоре мальчик освоился на новоселье, и даже сумрак перестал его пугать.
Зато какой здесь простор для игр! Вот где можно спря­таться так, что, если сам не выскочишь из укромного угла, до вечера не отыщут.
Замечательно красивый вид открывается из окон, обра­щенных не на шумную Садовую улицу, а на тихий и мало­людный Екатерининский канал, закованный в гранит. В пред­весеннюю пору Саша любит, прильнув к оконному стеклу, подолгу смотреть, как медленно плывут куда-то вдаль по темным водам канала немногие уцелевшие льдины. Кре­пись не крепись, зима, а придется уступать весне до­рогу!
- Вы тоже любите весну, мсье Мажи? - спрашивает он нового своего воспитателя, сменившего старую няньку.
- О, без сомнения, мой милый! - откликается гувер­нер. - Это лучшее время года. Но, увы, - продолжает он со вздохом, - у вас в Петербурге весна так коротка!
Мсье Мажи с увлечением рассказывает питомцу о родном Париже, где благодатная весенняя пора длится долго-долго, а начинается тогда, когда русская столица вся еще скована льдом.
Саша слушает рассказы гувернера и забрасывает его во­просами. Разговор они ведут на французском языке, с ко­торым Саша управляется весьма ловко. И это никого не по­ражает. Подумаешь, диво! Вот когда Сашенька впервые за­говорил по-русски, тогда было чему удивляться. Наконец сбылось то, чего так долго, почти отчаявшись, ожидали лю­бящие родители.
В тот давний памятный день пятилетний Саша, вероятно, сам не подозревая всей огромности события, подошел к раз­вешанным в петербургской гостиной фамильным портретам и, показав на них, отчетливо произнес:
- Это - папенька, это - маменька!
Все замерли. Но неужто чудо, свершившись, вдруг ис­чезнет? Нет, день ото дня мальчик становился все словоохот­ливее. Будто стремился вознаградить себя за годы молчания. Теперь с утра до вечера по всему дому раздавался его высо­кий, звонкий голос.
А старший брат и сестры вовсе его затормошили:
- Сашенька, повтори!..
- Сашенька, скажи!..
- Сашенька, отвечай!..
И Саша терпеливо повторял, отвечал, говорил, внима­тельно прислушиваясь к звучанию каждого слова.
- А ведь прав оказался уездный лекарь, - вспоминал Сергей Николаевич.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37