И хотя весь эпизод был обусловлен близостью молодой женщины и подземной уединенной обстановкой, доводившей его до мускульного ощущения любовника при наложении ладони на трепещущую округлость, сжатие которой таит восторг безграничного обладания, он смешался, словно уличили в покушении на внучку великого Джузеппе.
– Что случилось? Что у вас на уме, Сорокин? – Юлия так пристально посмотрела ему в лицо, что он опустил глаза.
Впрочем, его несколько примирило с Юлией, что, прежде чем перейти к делу, она провела его в смежную, с фламандскими гобеленами на стенах, гостиную, где на низком столике с креслами vis-?-vis их поджидал совсем горячий, как можно было на ощупь удостовериться, кофейный прибор в окружении заманчивых лакомств, как тоже поспешил удостовериться Сорокин, самой разнообразной вкусовой палитры. Бутылка любимого ликера посреди венчала натюрморт. Чашки были налиты, оставалось руку протянуть. Непонятно было, кто и когда успел накрыть предлагаемое угощенье, – как в заправских дворцах, Юлия держалась правила без нужды не надоедать гостям лицезрением пусть даже бесшумной челяди.
Сорокин не преминул справиться, сколько же за домом числится прислуги, но та уклонилась от прямого ответа.
– Вы же знаете, как теперь хлопотливо стало с ними.
– Кому-то надо же пыль вытирать!
– Здесь все автоматизировано, – непонятно пояснила Юлия. – Дому придано постоянное обслуживанье. Кроме того, здесь у меня не бывает пыли
– Значит, сегодня ни души кругом? – не заметив последнего замечания, удивился режиссер такой предусмотрительности хозяйки на нынешнюю ночь
– И всегда тоже.
– Но молодой женщине нельзя долго оставаться одной... – совсем другое имея в виду, заметил Сорокин. – Вам не страшно?
– Кого, чего именно? – с приглядкой любознательности покосилась та в его сторону, мельком сославшись на полную безопасность своей усадьбы от воровских вторжений. – Может, я затем и позвала вас, чтобы не быть одной?
Итак, все склонялось в сторону его ужасной догадки. Он поежился, готовясь к отпору:
– Туманно... поясните.
– Хорошо... но только советую подкрепиться сперва перед ожидающим вас испытаньем. Съешьте же еще что-нибудь, я знаю, как вы любите сладости... – явно без намеренья съязвить сказала она и, мельком приподняв крышку кофейника, чтобы самой удостовериться в чем-то, глубоко вдохнула распространившийся запах напитка. – Вон ту возьмите еще завитушку с песочным хохолком, она так жалостно смотрит на вас!
Прямо перед ним на стене, в раме потускневшей позолоты, немолодая нарядная дама читала письмо, и Сорокин, сразу и безошибочно по блеску ее пышной зеленоватого атласа робе и интерьеру признавший кисть Терборха, не преминул распространиться о его видном месте среди малых голландцев вообще. К сожалению, все время лектора отвлекала от темы торчавшая на столе старинная серебряная плетенка с пирожными. То были сплошь и на всякий вкус сладостные творения и скорее по рефлекторной тяге детства, нежели из потребности как-нибудь отбиться от соблазна, режиссер двумя перстами взял верхнее нечто невыносимо-воздушное, загадочное, легкомысленное в стиле рококо и небрежным жестом, как бы из нежеланья обидеть хозяйку, отложил его на блюдечко по соседству. Затем лектор обогатил свою аудиторию сведениями о роли голландских живописцев в средневековье с намеком на Брейгеля Старшего во главе и, помнится, еще чем-то, как вдруг кондитерский шедевр как-то сам собой проскользнул в режиссера, приглушив возникшее было недоуменье: каким образом изделия подобной свежести могли оказаться на необитаемой, в сущности, вилле… но в конце концов не удивляемся же мы волшебным обстоятельствам снов! Пальцы были совсем не липкие, как он тотчас убедился с отчаянием и без особой уверенности, что не облизал ли он их по гадкой детской привычке. Подчиняясь той же подсознательной потребности, он нацелился на смежное с сахарной корочкой поверх сливок, из осторожности покосившись на хозяйку, но та сосредоточенно красила губы перед зеркалом в ладошке, так что удалось по второму заходу утолить самое жгучее из воспоминаний детства.
Осмотревшись еще раз, Юлия опустила в сумку свою золоченую игрушку.
– Не брезгуйте же любимым лакомством... или боитесь утратить спортивную форму? – улыбнулась она, придвигая всю корзину соблазнов, и пощурилась слегка, хотя близорукостью не страдала. – Когда-то, при исключительной худобе, вы обладали незаурядным аппетитом на всякие кондитерские изделия.
– Право же, я наелся на неделю, – сопротивлялся Сорокин.
– Ничего, эти воздушные лакомства можно есть сколько влезет: от них не толстеют!
С видом научного исследования, на деле же из-за разыгравшейся как назло ребячьей жадности, режиссер Сорокин смахнул и ту, что на него глядела, и четверку соседних, чтобы не обижались, после залил ликерцем для всеобщего их там внутри примирения, – словом, перепробовал подряд стоявшие перед ним всякие пирожки, пети-фуры, цукатистые фрикадельки жгуче-пряного вкуса, иное по второму разу для более углубленного проникновенья в их таинственный кулинарный спектр, – ел и, странно, все еще оставалось место. Вглухую скрестив руки на груди, Юлия сострадательно, по частям, разглядывала резвящегося гостя, с пристальнейшим интересом наблюдая, как тот жует ее кондитерские шедевры, глотает в особенности.
– Чрезвычайно вкусно, пани Юлия, явление величайшего артистизма... – с набитым ртом и тоном знатока бормотал Сорокин, причем высказал догадку, что подобные изделия по своей принадлежности к разряду небесных блаженств, помимо райского табльдота, имеются разве только в закрытых распределителях высшего ранга, никогда не поступая в общегородскую торговую сеть. И с помощью волшебно-зеленоватого на просвет, почему-то почти не хмельного вина уплотнял ранее поглощенное, все пытался уговаривать себя: остановись, безумный Сорокин, царственная пациентка терпеливо ждет твоего диагноза. Уймись же, несчастный обжора, хватит тебе...
И все же, несмотря на полученный отпор, мысли его настолько разыгрались в прежнем направлении любовной фамильярности, как будто дама уже принадлежала ему, что намерение сопротивляться ей в случае ожидаемой атаки внезапно уступало место самой неприличной ревности.
– Ну, признавайтесь же, каков он?.. Груб, ревнив, ненасытен или, напротив, немощен, неопрятен, наконец? – добавил он и стал перечислять предполагаемые интимные качества змия, живописно поясняя некоторые из них.
– Врач должен вникнуть в симптомы заболеванья, – с появившимся вдруг противно-сахариновым привкусом на губах и глядя в сторону, почти обиженно сказал Сорокин. – Что именно беспокоит вас?.. Вернее, уж вам-то чем плохо в жизни?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220