И значит, так сильно было охватившее его волнение расправы, что тот, не оборачиваясь, распознал племянника за порогом.
– Наконец-то, вот и сам он, будущий финансовый министр... – возгласил он, сталкивая младенца на пол и довольно бодро подымаясь из кресла. – Ну, где ты там?.. иди скорей, обними своего престарелого дядьку!
Не поднимая глаз на гостя, будто расстроен чем-то, фининспектор раздевался в темноте за одежным шкафом и панически пытался сообразить тактику поведенья, но прежде всего – смягчит ли войлочная прокладка бороды неминуемую мерзость лобзанья, уместно ли отбиться под предлогом насморка и лихорадки? И чувствовал спиной, что и воскресший дядя не устает простирать к нему руки, пустые на сей раз, хотя и не было уверенности, что в крайний момент не извлечет из рукава подношение в цене коробка спичек, по достатку. Оскорбительней всего, что, и выйдя в тираж, не утратил власти над взрослым, многосемейным чиновником, скрюченным пальцем подманивал его в родственные объятья, а тот упирался изо всех сил, и вот уже затяжка приобрела спортивный интерес, кто из двоих окажется сверху в конце поединка... Когда после основательной прочистки носа и прокашливанья фининспектор взглянул на дядю украдкой поверх платка, тот стоял в позе выжидательного раздумья – с одной особенностью в лице, заставившей его тоскливо содрогнуться. Странность заключалась в непроизвольном, время от времени, разбеганье глаз... Нет, не просто типовая раскосость или природное косоглазие, а нечто совсем другое, наводящее на догадки и, видимо, благоприобретаемое при известных занятиях, как свинцовая бледность типографщика или красноватые, с шелушеньем от воды, руки хирурга. Помянутая черта, присущая некоторым не гласным профессиям и связанная с постоянным риском, замечалась у Гавриилова и раньше, но к старости роковым образом усилилась вследствие круглосуточной необходимости прислушиваться к возможной погоне, двоить внимание, оглядывать предмет со всех сторон, каждым глазом в отдельности и с выходом из горизонтали. Словом, перед фининспектором находился матерый, с большим стажем предательства, ко всему изготовленный негодяй, с которым хоть и следовало выдерживать характер, но и шальным движением не доводить до рокового броска.
– А, кого мы видим?.. дядюшка пропащий объявился! – тоном радостного узнаванья приветствовал он, отправляясь на скорбную процедуру. – Уж я затревожился: завалился куда-то на тыщу лет... ни весточки не шлет, ни адреса.
И с таким детским неведеньем взглянул в нащуренные, чуточку остекленевшие, голубовато-выпуклые дядины глаза, такой проникновенной лаской наполнил произнесенные слова, что жена перестала улыбаться, а крошки вопросительно покосились на отца, который с запозданием уловил, что малость переложил патоки. Тем более должно было насторожить загнанного волка с его обостренным чутьем погони родственное радушие, пожалуй, несколько неумеренное после длительной разлуки и помешавшее ему должным образом обмусолить племянника.
– Не старь, не старь меня при дамах, мошенник... – тотчас парировал гость, возможно, включая в их число и маячившую за дверью соседку. – Надеялся, небось, что дядька на больничной койке зачах, а он еще свежий; всю зиму на лыжах хожу. Если помнишь, я ведь всегда воздержанно жил. На моем примере легко можно убедиться, как важно к старости сохранить неизношенный организм, чтобы во всеоружии встретить кое-какие невзгоды нашей прекрасной величественной эпохи. Ну-ка, поближе, дай и мне на тебя наглядеться! А вот ты, дружок, как раз постарел, оттенок лица подозрительный. Кислое, серое, и глаза провалились... Непременно врачу покажись! – многоречиво распространился он и вдруг растопыренными пальцами сделал егозу в живот икнувшему племяннику. – А то, может, дела партийные не в порядке? Смотри у меня, в нашем роду все были работяги, аккуратисты... страсть не люблю!
– Он у нас беспартийный, дядя Филипп, – страдальческим голосом сказала жена.
– Вот и напрасно, братец ты мой... Как бы труба всеобщая призывает нас к исполнению... ну! этого самого. Ты держись, планы выполняй. У нас в роду все строгие были. Все не чьи-нибудь, а из роду Гаврииловых. Смотри, как славно загудело кругом, огоньком занялось, так и горит, так и полыхает. Молодежь желает принять мир в преображенном виде из наших слабеющих рук. А без того разве мы западную шатию перегоним? Да ни в жисть!
– Прихварывает он у нас, ему нельзя много нагрузки. У него иногда правый глаз распухает от мелких цифр... Хочу сказать, ему нельзя большую нагрузку: устает... – чуть не по слогам повторила жена, заметив усилие в стариковском взоре. – Товарищи обещались в праздник на охоту захватить.
– Хорошее дело, хвалю, – сказал дядя, – и я бы с тобой не прочь. В молодости отчаянный стрелок был!.. хотя нет, еще подстрелишь. А на что охотиться-то?
– Уж там найдется что-нибудь... – с какой-то странной удалью махнул фининспектор и обрисовал в своих словах прелесть просыпающихся в эту пору болот.
Тот все кивал, очень довольный, что прерванное на столько лет общенье между ними снова налаживается.
– Так вот, дружок, стыдно распускаться в такое время, когда такие вещи. Гимнастика, холодные обтирания... Ну, разумеется, и воздержание в известном смысле. В ссылках да тюремных отсидках наш брат только тем и спасался... Да еще морошка, не оцененный доселе северный ананас: о нем специально в манускрипте поминаю. Я и сам нет-нет да к чему нибудь руку и приложу: собираю материалы прошлого, у пионеров шефствую, вечера воспоминаний в клубах провожу. Не все же нам, заслуженному старичью, по поликлиникам слоняться да в праздничных президиумах заседать. Но сверх того пишу толстый труд в историческом разрезе, где подвожу итоги многолетних наблюдений. По некоторым отзывам интересно получается, хотя ученого звания не сподоблен, да и сам не добиваюсь. Профессора то нынче сам знаешь кто, чужих к пирогу не подпускают. А пора бы их анкетки с лупой полистать, что за народ там подобрался! Но главнее всего унынью, ущербному настроенью не поддаваться. Настанет срок, и великий вихрь сметет всякое сопротивление со своего пути, как сказал... ну, как его? – и обеими руками изобразил уйму волос на голове. – Да что же мы, братец, стоя-то разговариваем, будто незнакомые. Пора и сесть...
– Постойте-ка... – поежился племянник. – Как же вы так, не списавшись, в такое путешествие пускаетесь? А я вдруг помер, либо в командировку уехал долгосрочную.
– Так я не к тебе и ехал, чудак какой! – резонно парировал тот. – У совхозной бухгалтерши нашей кузен цирюльником работает, в закрытой парикмахерской... Феклистов фамилия. Славная, славная такая женщина, она же и надоумила: смело поезжай.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220
– Наконец-то, вот и сам он, будущий финансовый министр... – возгласил он, сталкивая младенца на пол и довольно бодро подымаясь из кресла. – Ну, где ты там?.. иди скорей, обними своего престарелого дядьку!
Не поднимая глаз на гостя, будто расстроен чем-то, фининспектор раздевался в темноте за одежным шкафом и панически пытался сообразить тактику поведенья, но прежде всего – смягчит ли войлочная прокладка бороды неминуемую мерзость лобзанья, уместно ли отбиться под предлогом насморка и лихорадки? И чувствовал спиной, что и воскресший дядя не устает простирать к нему руки, пустые на сей раз, хотя и не было уверенности, что в крайний момент не извлечет из рукава подношение в цене коробка спичек, по достатку. Оскорбительней всего, что, и выйдя в тираж, не утратил власти над взрослым, многосемейным чиновником, скрюченным пальцем подманивал его в родственные объятья, а тот упирался изо всех сил, и вот уже затяжка приобрела спортивный интерес, кто из двоих окажется сверху в конце поединка... Когда после основательной прочистки носа и прокашливанья фининспектор взглянул на дядю украдкой поверх платка, тот стоял в позе выжидательного раздумья – с одной особенностью в лице, заставившей его тоскливо содрогнуться. Странность заключалась в непроизвольном, время от времени, разбеганье глаз... Нет, не просто типовая раскосость или природное косоглазие, а нечто совсем другое, наводящее на догадки и, видимо, благоприобретаемое при известных занятиях, как свинцовая бледность типографщика или красноватые, с шелушеньем от воды, руки хирурга. Помянутая черта, присущая некоторым не гласным профессиям и связанная с постоянным риском, замечалась у Гавриилова и раньше, но к старости роковым образом усилилась вследствие круглосуточной необходимости прислушиваться к возможной погоне, двоить внимание, оглядывать предмет со всех сторон, каждым глазом в отдельности и с выходом из горизонтали. Словом, перед фининспектором находился матерый, с большим стажем предательства, ко всему изготовленный негодяй, с которым хоть и следовало выдерживать характер, но и шальным движением не доводить до рокового броска.
– А, кого мы видим?.. дядюшка пропащий объявился! – тоном радостного узнаванья приветствовал он, отправляясь на скорбную процедуру. – Уж я затревожился: завалился куда-то на тыщу лет... ни весточки не шлет, ни адреса.
И с таким детским неведеньем взглянул в нащуренные, чуточку остекленевшие, голубовато-выпуклые дядины глаза, такой проникновенной лаской наполнил произнесенные слова, что жена перестала улыбаться, а крошки вопросительно покосились на отца, который с запозданием уловил, что малость переложил патоки. Тем более должно было насторожить загнанного волка с его обостренным чутьем погони родственное радушие, пожалуй, несколько неумеренное после длительной разлуки и помешавшее ему должным образом обмусолить племянника.
– Не старь, не старь меня при дамах, мошенник... – тотчас парировал гость, возможно, включая в их число и маячившую за дверью соседку. – Надеялся, небось, что дядька на больничной койке зачах, а он еще свежий; всю зиму на лыжах хожу. Если помнишь, я ведь всегда воздержанно жил. На моем примере легко можно убедиться, как важно к старости сохранить неизношенный организм, чтобы во всеоружии встретить кое-какие невзгоды нашей прекрасной величественной эпохи. Ну-ка, поближе, дай и мне на тебя наглядеться! А вот ты, дружок, как раз постарел, оттенок лица подозрительный. Кислое, серое, и глаза провалились... Непременно врачу покажись! – многоречиво распространился он и вдруг растопыренными пальцами сделал егозу в живот икнувшему племяннику. – А то, может, дела партийные не в порядке? Смотри у меня, в нашем роду все были работяги, аккуратисты... страсть не люблю!
– Он у нас беспартийный, дядя Филипп, – страдальческим голосом сказала жена.
– Вот и напрасно, братец ты мой... Как бы труба всеобщая призывает нас к исполнению... ну! этого самого. Ты держись, планы выполняй. У нас в роду все строгие были. Все не чьи-нибудь, а из роду Гаврииловых. Смотри, как славно загудело кругом, огоньком занялось, так и горит, так и полыхает. Молодежь желает принять мир в преображенном виде из наших слабеющих рук. А без того разве мы западную шатию перегоним? Да ни в жисть!
– Прихварывает он у нас, ему нельзя много нагрузки. У него иногда правый глаз распухает от мелких цифр... Хочу сказать, ему нельзя большую нагрузку: устает... – чуть не по слогам повторила жена, заметив усилие в стариковском взоре. – Товарищи обещались в праздник на охоту захватить.
– Хорошее дело, хвалю, – сказал дядя, – и я бы с тобой не прочь. В молодости отчаянный стрелок был!.. хотя нет, еще подстрелишь. А на что охотиться-то?
– Уж там найдется что-нибудь... – с какой-то странной удалью махнул фининспектор и обрисовал в своих словах прелесть просыпающихся в эту пору болот.
Тот все кивал, очень довольный, что прерванное на столько лет общенье между ними снова налаживается.
– Так вот, дружок, стыдно распускаться в такое время, когда такие вещи. Гимнастика, холодные обтирания... Ну, разумеется, и воздержание в известном смысле. В ссылках да тюремных отсидках наш брат только тем и спасался... Да еще морошка, не оцененный доселе северный ананас: о нем специально в манускрипте поминаю. Я и сам нет-нет да к чему нибудь руку и приложу: собираю материалы прошлого, у пионеров шефствую, вечера воспоминаний в клубах провожу. Не все же нам, заслуженному старичью, по поликлиникам слоняться да в праздничных президиумах заседать. Но сверх того пишу толстый труд в историческом разрезе, где подвожу итоги многолетних наблюдений. По некоторым отзывам интересно получается, хотя ученого звания не сподоблен, да и сам не добиваюсь. Профессора то нынче сам знаешь кто, чужих к пирогу не подпускают. А пора бы их анкетки с лупой полистать, что за народ там подобрался! Но главнее всего унынью, ущербному настроенью не поддаваться. Настанет срок, и великий вихрь сметет всякое сопротивление со своего пути, как сказал... ну, как его? – и обеими руками изобразил уйму волос на голове. – Да что же мы, братец, стоя-то разговариваем, будто незнакомые. Пора и сесть...
– Постойте-ка... – поежился племянник. – Как же вы так, не списавшись, в такое путешествие пускаетесь? А я вдруг помер, либо в командировку уехал долгосрочную.
– Так я не к тебе и ехал, чудак какой! – резонно парировал тот. – У совхозной бухгалтерши нашей кузен цирюльником работает, в закрытой парикмахерской... Феклистов фамилия. Славная, славная такая женщина, она же и надоумила: смело поезжай.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220