как они там? Так зачем же вам, ангел Дымков, это жалкое, небезопасное, мучительное балаганство?
Чуть не в одно дыханье вырвавшаяся тирада – как по образной структуре, так и по лексике своей, уже тогда потенциально таила в себе зачатки того незабываемого, четыре месяца спустя, как бы обрушившегося на меня лавинного откровенья, которое в тогдашней черновой записи моей так и обозначалось – Апокалипсис от Никанора... Между прочим, он произносил ее в постепенно замедлявшемся темпе, машинально приковавшись взором к ногам Дымкова, на коих стали проступать непомерно-шутовские длиннейшие штиблеты. Не больше двух минут оставалось до начала. По собственному позднейшему признанью Никанора Шамина, он ждал от ангела нередкого, в диалоге с небесами, встречного вопроса – «а разве не мучаетесь вы?», но вместо того услышал притворное, от смущенья, дымковское прикашливанье. Следом красный свет замигал на стенке, и тотчас в дверь мимо них скользнула Юлия, торопившаяся в директорскую ложу. Однако вовсе не сигнальная, к началу, лампа стала причиной переполоха. Сзади стоял бесшумно подобравшийся директор аттракциона Бамба, с которым Никанор знакомился впервые.
От гнева, что ли, он был весь кондитерски-розовый сейчас, в золотых очках и сюртуке с голубой муаровой лентой через плечо и поверх уймы невероятных, в спектральном порядке размещенных орденов, какие, возможно, еще будут учреждены на братских планетах; исключительной величины драгоценные камни так и сверкали на поминутно выпадающих манжетах, дополняя сценический образ шарлатанской учености. Тем смешнее выглядело оскорбленное величие, с каким старик Дюрсо указывал на дверь обернувшемуся Никанору, предупредительно сторонясь в проходе, чтоб не замараться о дикаря, – взор его побелел, а протянутая рука дрожала, напоминая об угрожающих, в его возрасте, последствиях такого негодованья.
Такая изгоняющая властность заключалась в его волевом жесте, что при всем своем тоннаже Никанор испытал как бы подъемную тягу к выходу и успел сделать туда неуверенный шаг, когда и последовал показательный дымковский бунт.
– Я не хочу, не хочу... вы не смеете, не смеете, гнать моих друзей, – на птичьем фальцете, с повторностью поврежденного механизма, прокричал Дымков, и надо полагать, лишь трехмесячное воспитание в ежовой дисциплине удержало его от необузданных поступков, роковых даже для города в целом. – Я буду в местком жаловаться на вас, а то и Скуднову позвоню... он меня, наверно, помнит. Целых два месяца без передышки, а чуть просвет, везут куда-то, впрыскивают всякую дрянь – то синьку, то еще похуже, от чего всю ночь потом пахнешь мышами. Не говоря уж, что я занят у вас без выходных и даром...
– Нет, постойте, это я у вас работаю, Дымков... помогаю вам делать счастье для человечества! – резонно перебил его Дюрсо и, изловчась на сложном пируэте, попытался прихватить за пуговицу, но тот вовремя отскочил, не дался. – Плюс к тому, кто вам велел отказываться от гонорара в пользу пробуждающихся негров?.. Притом за всех троих на целый год вперед. Положа руку на сердце я вас просил за это? И я вам работаю исключительно за моральный успех, как тот сумасшедший, что имел свою прибыль бульоном от варки яиц. Хорошо, не надо совесть, но давайте юмор: зачем деньги, когда вам все дано так?
– Именно не так, – пуще загорячился Дымков. – Все кругом запрещают мне летать, но вместе с тем у меня и на трамвай копейки нет... хотите, чтоб зайцем? Вы забываетесь, забываете, кто я! Не хочу, не буду сегодня выступать...
Старик Дюрсо выслушал его с усмешкой состраданья.
– Хорошо, я умываю руки, но тогда расхлебывайте сам, – и большим пальцем показал куда-то за спину себе. – Они там набились в проходах, поднимают детей на руках видеть пророка, и, возможно, троих уже увезли в неотложке, я не считал... но ничего, идите, станьте посреди и, когда стихнет, объявите им, что чудо отменяется. Пусть идут по домам, потому что ничего больше не будет, и я посмотрю, как вы найдете выход из создавшегося положения. – Но тут, помимо вторично замигавшего света, глухой звонок донесся из коридора через раскрытую дверь. – Слышали? Ладно, пошумели, больше не будем. Плюс к тому серьезное дело не должно страдать от наших капризов. Вы будете иметь карманные деньги, но плюс к тому вы скажете мне, куда ехать, я сам отвезу на машине за свой счет. Однако нам пора, дружок...
Ангел еще фыркал, шипел, не сдавался, и тогда Никанор стал свидетелем примерного дымковского укрощенья. То был класс высшей дрессировки обычно неприручаемых существ, основанной на чередованье каких-то еще не познанных наукой, потусторонних рефлексов. Щелчком пальцев пригласив ко вниманию, Дюрсо извлек из тайника под фалдой большой замшевый футляр, откуда неторопливо, невзирая на лимит времени, вылезла такого же размера, хоть для клоунады годная зажигалка: различишь и с галерки! И тотчас, выключась из своих огорчений, Дымков искоса, как бы клювом нацелился на проблеснувшую никелированную грань, – когда же из-под крупного колпачка поднялось соответственно длинное, благородное и бестрепетное пламя, очарованная радость узнаванья засветилась в глубине его, таких страдальческих в ту минуту, глаз.
Оставалось воспользоваться возникшей паузой, – предоставив одному любоваться игрушкой, старик Дюрсо в несколько усилий, единственно наступательным маневром живота вытеснил в коридор другого, пребывавшего в неменьшем замешательстве.
– Я не знаю... но только я сразу заметил, вы же умный человек... химик, юрист? Теперь не важно, не будем! – притворив дверь за собою, доверительно приступил Дюрсо. – Но как может умный человек врываться в такой момент, когда люди заняты к выходу? Некогда, но объясню вкратце, как написал про нас заграничный критик: мир болен тоской великого предчувствия, надо лечить, и вот артисты Бамба вводят чудо ему в жилы.
– Ну, положим, в данной стадии его только ломом вылечишь... ломом по пляшущим ногам, – не преминул высказать свою точку зрения Никанор по возможности в мягкой, шутливой форме.
– Но тем более, – вскричал Дюрсо, – тем более понятно теперь, что вы наделали в один прием, если он остервенел весь. Вы знали, с кем имели дело?.. Бунтовать его перед самым выступленьем, то он же мог взорваться по дороге на манеж. Вам, что, хочется кратер на этом месте... А люди? Вам не жалко людей, которые покупали на нас билеты?
Но здесь к ним подбежал инспектор арены в панике и с перекошенным лицом:
– Начинайте же... товарищ Бубия со всем синклитом давно проследовал в правительственную ложу!
– Не пугайтесь, товарищ Бубия подождет, я занят... – отвечал Дюрсо, не повышая голоса, однако настолько внятно, чтоб услышали другие.
– Итак, зачем вам нужен некто Дымков?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220
Чуть не в одно дыханье вырвавшаяся тирада – как по образной структуре, так и по лексике своей, уже тогда потенциально таила в себе зачатки того незабываемого, четыре месяца спустя, как бы обрушившегося на меня лавинного откровенья, которое в тогдашней черновой записи моей так и обозначалось – Апокалипсис от Никанора... Между прочим, он произносил ее в постепенно замедлявшемся темпе, машинально приковавшись взором к ногам Дымкова, на коих стали проступать непомерно-шутовские длиннейшие штиблеты. Не больше двух минут оставалось до начала. По собственному позднейшему признанью Никанора Шамина, он ждал от ангела нередкого, в диалоге с небесами, встречного вопроса – «а разве не мучаетесь вы?», но вместо того услышал притворное, от смущенья, дымковское прикашливанье. Следом красный свет замигал на стенке, и тотчас в дверь мимо них скользнула Юлия, торопившаяся в директорскую ложу. Однако вовсе не сигнальная, к началу, лампа стала причиной переполоха. Сзади стоял бесшумно подобравшийся директор аттракциона Бамба, с которым Никанор знакомился впервые.
От гнева, что ли, он был весь кондитерски-розовый сейчас, в золотых очках и сюртуке с голубой муаровой лентой через плечо и поверх уймы невероятных, в спектральном порядке размещенных орденов, какие, возможно, еще будут учреждены на братских планетах; исключительной величины драгоценные камни так и сверкали на поминутно выпадающих манжетах, дополняя сценический образ шарлатанской учености. Тем смешнее выглядело оскорбленное величие, с каким старик Дюрсо указывал на дверь обернувшемуся Никанору, предупредительно сторонясь в проходе, чтоб не замараться о дикаря, – взор его побелел, а протянутая рука дрожала, напоминая об угрожающих, в его возрасте, последствиях такого негодованья.
Такая изгоняющая властность заключалась в его волевом жесте, что при всем своем тоннаже Никанор испытал как бы подъемную тягу к выходу и успел сделать туда неуверенный шаг, когда и последовал показательный дымковский бунт.
– Я не хочу, не хочу... вы не смеете, не смеете, гнать моих друзей, – на птичьем фальцете, с повторностью поврежденного механизма, прокричал Дымков, и надо полагать, лишь трехмесячное воспитание в ежовой дисциплине удержало его от необузданных поступков, роковых даже для города в целом. – Я буду в местком жаловаться на вас, а то и Скуднову позвоню... он меня, наверно, помнит. Целых два месяца без передышки, а чуть просвет, везут куда-то, впрыскивают всякую дрянь – то синьку, то еще похуже, от чего всю ночь потом пахнешь мышами. Не говоря уж, что я занят у вас без выходных и даром...
– Нет, постойте, это я у вас работаю, Дымков... помогаю вам делать счастье для человечества! – резонно перебил его Дюрсо и, изловчась на сложном пируэте, попытался прихватить за пуговицу, но тот вовремя отскочил, не дался. – Плюс к тому, кто вам велел отказываться от гонорара в пользу пробуждающихся негров?.. Притом за всех троих на целый год вперед. Положа руку на сердце я вас просил за это? И я вам работаю исключительно за моральный успех, как тот сумасшедший, что имел свою прибыль бульоном от варки яиц. Хорошо, не надо совесть, но давайте юмор: зачем деньги, когда вам все дано так?
– Именно не так, – пуще загорячился Дымков. – Все кругом запрещают мне летать, но вместе с тем у меня и на трамвай копейки нет... хотите, чтоб зайцем? Вы забываетесь, забываете, кто я! Не хочу, не буду сегодня выступать...
Старик Дюрсо выслушал его с усмешкой состраданья.
– Хорошо, я умываю руки, но тогда расхлебывайте сам, – и большим пальцем показал куда-то за спину себе. – Они там набились в проходах, поднимают детей на руках видеть пророка, и, возможно, троих уже увезли в неотложке, я не считал... но ничего, идите, станьте посреди и, когда стихнет, объявите им, что чудо отменяется. Пусть идут по домам, потому что ничего больше не будет, и я посмотрю, как вы найдете выход из создавшегося положения. – Но тут, помимо вторично замигавшего света, глухой звонок донесся из коридора через раскрытую дверь. – Слышали? Ладно, пошумели, больше не будем. Плюс к тому серьезное дело не должно страдать от наших капризов. Вы будете иметь карманные деньги, но плюс к тому вы скажете мне, куда ехать, я сам отвезу на машине за свой счет. Однако нам пора, дружок...
Ангел еще фыркал, шипел, не сдавался, и тогда Никанор стал свидетелем примерного дымковского укрощенья. То был класс высшей дрессировки обычно неприручаемых существ, основанной на чередованье каких-то еще не познанных наукой, потусторонних рефлексов. Щелчком пальцев пригласив ко вниманию, Дюрсо извлек из тайника под фалдой большой замшевый футляр, откуда неторопливо, невзирая на лимит времени, вылезла такого же размера, хоть для клоунады годная зажигалка: различишь и с галерки! И тотчас, выключась из своих огорчений, Дымков искоса, как бы клювом нацелился на проблеснувшую никелированную грань, – когда же из-под крупного колпачка поднялось соответственно длинное, благородное и бестрепетное пламя, очарованная радость узнаванья засветилась в глубине его, таких страдальческих в ту минуту, глаз.
Оставалось воспользоваться возникшей паузой, – предоставив одному любоваться игрушкой, старик Дюрсо в несколько усилий, единственно наступательным маневром живота вытеснил в коридор другого, пребывавшего в неменьшем замешательстве.
– Я не знаю... но только я сразу заметил, вы же умный человек... химик, юрист? Теперь не важно, не будем! – притворив дверь за собою, доверительно приступил Дюрсо. – Но как может умный человек врываться в такой момент, когда люди заняты к выходу? Некогда, но объясню вкратце, как написал про нас заграничный критик: мир болен тоской великого предчувствия, надо лечить, и вот артисты Бамба вводят чудо ему в жилы.
– Ну, положим, в данной стадии его только ломом вылечишь... ломом по пляшущим ногам, – не преминул высказать свою точку зрения Никанор по возможности в мягкой, шутливой форме.
– Но тем более, – вскричал Дюрсо, – тем более понятно теперь, что вы наделали в один прием, если он остервенел весь. Вы знали, с кем имели дело?.. Бунтовать его перед самым выступленьем, то он же мог взорваться по дороге на манеж. Вам, что, хочется кратер на этом месте... А люди? Вам не жалко людей, которые покупали на нас билеты?
Но здесь к ним подбежал инспектор арены в панике и с перекошенным лицом:
– Начинайте же... товарищ Бубия со всем синклитом давно проследовал в правительственную ложу!
– Не пугайтесь, товарищ Бубия подождет, я занят... – отвечал Дюрсо, не повышая голоса, однако настолько внятно, чтоб услышали другие.
– Итак, зачем вам нужен некто Дымков?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220