Правда, желанное избранничество средь жен человеческих постигло Юлию с досадным запозданием, несколько омрачившим ее надежды на успех предприятия, но еще более пугало неотступное, весь последний месяц, воспоминание об одном щеголеватом удальце, который двумя годами раньше, по ее девичьему любопытству и одиночеству, опередил ангела Дымкова на том же самом ложе. Даже удивилась немножко, что и на небесах не изобретено ничего нового, все же надо было считать благоволением судьбы, что с самым симфоническим, так сказать, аккордом бытия знакомилась в столь обнадеживающем исполнении. Чуточку пугало, что ничего такого не было пока – вакхических задыханий, воплей насыщения и других столь хронометражно у классиков описанных переживаний. Ввиду мимолетного сомнения ей ничего не стоило, причем обеими руками сразу, пощупать лопатки у партнера, но нигде там, как и на спине пониже, не оказалось даже рудиментарных следов от летательных приспособлений. По обратной логике живо представилось, какой получится шухер в мировом масштабе, если под маской ангела ею овладеет тот роковой обманщик, о ком никогда и помышлять не приходилось, но чье бытие явно доказывается фактом бытия дымковского. «Но ведь и у них тоже крылья?» Вот будет очко, когда по родильной палате запорхают с крючками и рожками новорожденные чертенятки, гадя на стерильное оборудование, норовя забраться под тугие крахмальные, почему-то католического покроя, колпаки медицинских сестер. И все равно, кем бы ни оказался на поверку, явно сбивался с программы, но теперь уже самая бесповоротность положения заставляла Юлию мириться со многим, оправдывать его вопиющую провинциальность, неглубокий ум и, пожалуй, привлекательную в его неуклюжей фигуре, но грозным даром уравновешенную мужиковатость, – наконец прощать преступную медлительность – ангелу, вовсе не повинному в том, что в ихнем обиходе на целое тысячелетье растягивается миг единый.
– Ну что же, что же... я старая для тебя, да? – глазами в самую душу спросила она, а он был такой неумелый, что отбивался слегка, когда, решась пойти на помощь, пустила в ход некоторые средства поощренья, какими располагает великодушие старшинства.
Оскорбительная заминка объяснялась просто тем, что Дымков добросовестно выполнил все, чего нагляделся на экранах кино в пределах допущенного цензурой нравов, причем, показав неплохое усвоение урока, израсходовал весь комплект предварительных действий, дальше постановщик рассчитывал на зрительские воображение и опыт, которых у ангела быть не могло. Именно в крайнее мгновенье избранник Юлии легонько поосвободился из ее объятий и, отряхнувшись, отправился к буфетику подкрепить истощенные силы. Водя пальцами, он долго выбирал себе банан из декоративно разложенных в деревянной чаше и, неторопливо обдирая кожуру с одного, покрупнее, весьма горделиво, точно усы подкручивая, поглядывал на свою жертву, лежавшую в притворном беспамятстве. Между прочим, та, в кинокартине, тоже оставалась поперек кровати потом – бездыханная, чуть не задушенная, растерзанная вся.
Юлия была живая, но, как бывает с убитыми иногда, сквозь тонкую глазную щелку подсматривала за своим несостоятельным любовником, вытиравшим пальцы бумажной салфеткой после банана. Не было сил двигаться, даже приказывать, чтобы задернул тюлевую занавеску от маляра с ведерком на противоположной крыше: он что-то с излишним интересом, не по сединам, приглядывался через улицу к распростертой женщине. О, все равно: и при появлении отца не поднялась бы... Пускай весь шар земной войдет и, удостоверясь в содеянном, не ужасается потом кровавостью последствий. К несчастью, во всем мире не нашлось бы клинка достаточной длины для совершения отплаты. Все следила прищуренным глазком, как герой ее злосчастного романа пожирал третий по счету банан, любуясь на стаю домашних голубей, подобно клокам пламени круживших в закатном небе, и, по рассеянности видно, не узнавал подозрительного старика с малярной кистью. Кстати, подобно о.Матвею, так до конца и не сумевшего совместить добрый десяток конспиративных масок в одну личность старца Афинагора, сам Дымков лишь в самом конце разгадал приставленного к нему наблюдателя, когда стало уже поздно. То была, конечно, еще большая неосторожность с дымковской стороны, чем после случившегося становиться спиной к своей недобитой жертве. С визгом скользнувшая по улице внизу скорая помощь вернула Юлию к действительности. Кое-как нашарив на полу, и насколько позволял притиснутый телом рукав, она мгновенным рывком подтянула на себя съехавшую шубку... не потому, что ощутила отрезвляющий холодок на обнаженном колене и чуть выше, а чтобы этот, проклятый, не понял ее наготы как приглашение исправить свою гадкую недоделку. Словом, самые коварные побуждения приписывала она ангелу, не повинному ни в чем, вместо благодарения судьбе, что кинокартина, откуда было почерпнут его инструктаж насчет обращения с дамами, не оказалась инсценировкой из жизни одного венецианского мавра, например, что могло оказаться роковым при его наблюдательности.
Заслышав шевеленье позади, Дымков обернулся к Юлии все с тем же самодовольством Геракла после интимнейшего из его подвигов.
– Почему-то ужасно проголодался, а вы?.. Полежите, я сейчас вам сервирую кое-что на скорую руку... – В его возможностях покамест было наделать ворох любой, лишь бы известной ему, пищи, ему хотелось одновременно поразвлечь чем-то недовольную Юлию. На стенке по соседству когда-то украшением дедовской столовой висел старофламандский натюрморт, где при довольно скромных размерах была насована уйма всякой съедобной всячины, включая лимон с распущенной кожурой и зажженную свечу зачем-то. Галантным движением базарного чародея запустив туда руку, Дымков достал флягу с вином и бокалы к ней, оставив третий на месте, и так как ни сыр, ни фаршированные яйца тоже двухсотлетней давности, хоть и довольно свежие на вид, не внушали доверия, принялся вытаскивать полное виноградом доверху серебряное блюдо, никак не пролезавшее у него сквозь тесноватый проем рамы. Как положено заправскому фокуснику, номер свой он показывал не спуская глаз со зрительницы, и, конечно, ни один из когда-либо показанных им магических фортелей не сопровождался такой четкой, в смысле правдоподобия, отработкой деталей, как теперь.
– Прекратите ваш балаган... – качая головой сказала Юлия, – мне плохо, уходите. Пожалуйста.
– Вам понравилось? – польщенно спросил Дым ков, подразумевая, видимо, всю совокупность доставленных даме удовольствий.
– Вы обаятельный любовник, – сквозь зубы, не разжимая губ, сказала она. – Ладно хоть обошлось без увечья, – нетвердо добавила она, не раскрывая глаз, как и положено перееханной колесом судьбы, и сделав едва заметное движение ладонью, чтобы уходил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220