Байрон - один из любимых поэтов Козлова. Он не только переводит его, но и посвящает ему не одно сти­хотворение:
Но юноша гордый, прелестный, -
Высокого сана светлее душой,
Казну его знают вдова с сиротой,
И глас его арфы - чудесный.
На многих современников Козлова оказала влияние вольнолюбивая, гордая поэзия Байрона, в том числе и на Пушкина, и на Лермонтова. И то, что страдалец Иван Козлов находил упоение в самом романтическом образе Байрона - показательно. Мятежный, свободный дух Байрона наполнял его израненную душу живи­тельными соками, в ней прибывали силы.
Слепой поэт стал постоянной заботой друзей, чуть ли не главной темой их разговоров, переписки. Жуков­ский, Веневитинов, А. Тургенев, В. Одоевский, Гнедич, Плетнев, Крылов, Грибоедов, Баратынский, Дельвиг - вот круг литераторов, постоянно бывавших в доме у Козлова в Петербурге.
Как бережно высказывался Дмитрий Веневитинов о переводе Козловым «Абидосской невесты» Байрона, боясь неосторожным словом ранить автора. Ясно, что перевод он считал далеко не совершенным. Вот как писал Веневитинов: «В переводе И.И. Козлова есть места прекрасные, стихи пресчастливые. Но везде ли сохранен характер подлинника? Козлов доказал нам, что он постигает красоты поэта английского, и мы уве­рены, что он чувствует зрелее нас, сколько перевод его отстает от произведения Байрона. Мы же, русские, должны быть благодарны за всякий опыт, доказываю­щий чувство изящного, рвение к литературе отечествен­ной и трудолюбие».
Переписка П.А. Вяземского и А.И. Тургенева бук­вально пестрит упоминаниями об Иване Козлове, о но­вых его переводах, поэмах, стихах, о его духовном и материальном состоянии.
Когда же, скоро ль, друг далекой,
В родимый край примчишься ты? -
обращался в стихах к Тургеневу Козлов.
Кстати, Александр Иванович Тургенев - любопыт­нейшая фигура своего времени. Уехав в 1825 году за границу, он стал ревностным исследователем памятни­ков русской истории, работая в чужеземных архивах. Человек большой культуры, он очень много делал для друзей, близких и далеких, нуждавшихся в поддержке.
28 мая 1825 года Тургенев сообщает Вяземскому: «Стихи Козлова украсили бы европейский журнал». В апреле 1830 года Тургенев пишет Вяземскому из Па­рижа: «Посылаю и несколько прелестных куплетов. Прочти их Козлову, если ты читаешь по-немецки, и об­ними его и весь круг его милых ближних...»
В письме от 17 июля 1827 года Тургенев сообщает о близкой приятельнице Козлова Голицыной: «Кончил вечер у княгини Голицыной, она пела, и я вспоминал нашего Козлова, коего она была в первое время слепоты его утешительницей».
«К княгине М. А. Голицыной» - так называется одно из стихотворений Козлова:
Но, с увядшею душою,
Между радостных друзей
Как предстану пред тобою
С лирой томною моей?
А вот как характеризовал Козлов в своем дневнике самого Тургенева: «Приехал милый Александр Турге­нев, этот старый истинный друг, всегда верный, предан­ная душа, ум пленительный, полный литературных ин­тересов...»
И незрячее видение поэта оказалось видением тон­чайшего романтического художника, воссоздавшего по памяти образы, краски, оттенки:
Ночь весенняя дышала
Светло-южною красой;
Тихо, Брента протекала,
Серебримая луной...
«Мы пели этот романс Козлова на голос... баркаролы Венецианской», - вспоминает Анна Петровна Керн о встречах с Пушкиным в Тригорском. И сам Пушкин пишет П. А. Плетневу: «Скажи от меня Козлову, что недавно посетила наш край одна прелесть, которая не­бесно поет его Венецианскую ночь на голос гондольерского речитатива - я обещал известить о том милого, вдохновенного слепца. Жаль, что он не увидит ее - но пусть вообразит себе красоту и задушевность - по крайней мере дай бог ему ее слышать!»
Музыкальные стихи Козлова вдохновили Михаила Ивановича Глинку на создание прекрасной фантазии «Венецианская ночь».
Поэма «Чернец» (1824) особенно прославила Козлова, сделала его имя широко известным. Несмотря на то что судьба Чернеца ничем не схожа с печальной участью самого поэта, читатель ощущал общность страданий ге­роя и автора:
О, сколько раз я плакал над струнами,
Когда я пел страданье Чернеца.
То же можно сказать и о других произведениях Коз­лова. В каждом своем стихотворении он выражал субъ­ективное состояние души, находившее тем не менее от­клик у многочисленных его читателей и почитателей. «Ты арфа страданья, ты арфа терпенья» - так обрати­лась к Ивану Козлову Зинаида Волконская. И ей он по­святил не одно стихотворение:
О, помню я, каким огнем
Сияли очи голубые,
Как на челе ее младом
Вилися кудри золотые!
Судя по этим стихам, поэтическая арфа Козлова извлекала не только звуки терпенья и страданья, но и лирическую, грустную музыку былого, воспоминание о котором светло и сладостно:
Вечерний звон, вечерний звон!
Как много дум наводит он...
В сгустившейся вечерней мгле Козлов воспевал утро и полдень своей жизни, и его память, воображение ху­дожника окрашивали прошлое ярким многоцветьем.
Тебе он создал новый мир;
Ты в нем и видишь, и летаешь,
И вновь живешь, и обнимаешь
Разбитой юности кумир,-
писал Пушкин о творческом даре Козлова в посвящен­ном ему стихотворении.
В дни реакции сильно поредел круг друзей Ивана Козлова. До 1825 года дом Козлова посещали Рылеев, Кюхельбекер, Николай и Сергей Тургеневы. И вот не для них звучит ласковая Фантазия Глинки, погасли огни, освещающие прекрасные лица. Только колоколь­ный звон слышен слепому поэту.
Его вольный и одновременно точный перевод сти­хотворения Мура, могучая песня, родившаяся из этих строк, стали явлением русской духовной жизни. Неда­ром «Вечерний звон» был любим многими поколениями русских революционеров. Его пели на сходках, в тюрь­мах, в ссылках:
Лежать и мне в земле сырой!
Напев унывный надо мной
В долине ветер разнесет;
Другой певец по ней пройдет,
И уж не я, а будет он
В раздумье петь вечерний звон!
Поем эти дивные стихи и мы, поем как народную песню и вряд ли при этом вспоминаем об их создате­ле - поэте Иване Козлове.
Так случается иногда с неподвластными времени творениями: они словно бы теряют конкретное автор­ство, принадлежат сразу всем.
«Гениальнейший дилетант»
Наверно, будь он только композитором или, предпо­ложим, только скрипачом, пианистом, певцом, вряд ли тогда принес бы Виельгорский ту огромную просвети­тельскую пользу и в той степени способствовал бы культурному прогрессу отчизны. Как свидетельствуют многочисленные высказывания его современников, дея­тельность Виельгорского была выдающейся.
«Нет такой отрасли специального знания, которая бы не обогатилась через графа Виельгорского новым взгля­дом или новым применением идей, уже бывших в обра­щении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40