Это был шкафчик для обслуживающего персонала.
– Оставишь мое барахло здесь, когда закончишь, – сказал он, расстегивая пояс страховки и стягивая грязный комбинезон.
Я повесил свое пальто и пиджак на ручку швабры и натянул комбинезон. Он был грязный, со слабым запахом аммиака – просто как пижама после оргии.
– Галстук лучше сними, – предупредил он, – не то они подумают, что ты баллотируешься в местное самоуправление.
Я сунул галстук в карман пальто и попросил его показать, как пользоваться упряжью. Это оказалось делом довольно простым.
– Ты ведь не собираешься вылезать наружу? – спросил он.
– Смеешься? Я всего лишь хочу подшутить над знакомой дамой. Она секретарша на этом этаже.
– Ну и на здоровье, – заметил мойщик. – Только оставь барахло в шкафу.
Я сунул сложенный полтинник в нагрудный карман его рубашки.
– Можешь пойти выпить вместе с Улиссом Симпсоном Грантом.
Его лицо осталось равнодушным, как кусок отбивной говядины. Я посоветовал ему взглянуть на картинку, но он, посвистывая, удалился.
Прежде чем задвинуть свой «дипломат» под раковину, я извлек оттуда револьвер. «Смит-и-вессон» модели «Сентинел» – удобная штука. Его двухдюймовый ствол уютно ложится в карман, а отсутствие курка не позволяет ему цепляться за материю в ответственный момент. Однажды мне пришлось палить, не вынимая револьвера из кармана. Жаль было пиджака, но лучше так, чем заполучить казенный костюм без спинки из похоронного бюро.
Упрятав в один карман комбинезона свой пятизарядник, я положил в другой контактный микрофон и с ведром и щеткой в руке заспешил по коридору к внушительной, бронзово-стеклянной двери «Круземарк Маритайм, Инк.».
Глава двадцать седьмая
Регистраторша посмотрела на меня, как на пустое место, когда я шел через устланную коврами приемную, минуя модели танкеров в застекленных кубах и гравюры с парусниками. Я подмигнул ей, и она повернулась ко мне спиной на своем крутящемся стуле. Вместо ручек на матовых дверях внутреннего «святилища» находились бронзовые якоря, и я толкнул двери, тихонько бормоча старую морскую песенку: «Ой-хо, сбей парнишку пулей…»
Передо мной открылся длинный коридор, по обе стороны которого располагались двери контор. Я вперевалку зашагал по нему, помахивая ведром и читая вывески на дверях. Нужной среди них не было. В конце коридора находилась большая комната с парой грохочущих, словно роботы, телетайпов. У одной стены стоял деревянный корабельный руль, а на остальных стенах опять-таки висели гравюры с парусниками. В комнате было несколько удобных стульев, столик со стеклянной крышкой, на котором лежали журналы, и еще строгая блондинка, разбиравшая почту за массивным Г-образным столом. Сбоку находилась полированная дверь красного дерева. Выпуклые бронзовые буквы на уровне глаз гласили: «ЭТАН КРУЗЕМАРК».
Блондинка держала в руке нож для разрезания бумаги. Она подняла на меня глаза и улыбнулась, пронзая письмо с ловкостью леди Д’Артаньян. Стопка почты рядом с ней высотой достигла фута. Мои надежды на уединение с контактным микрофоном рассыпались прахом.
Блондинка не обращала на меня внимания, занятая свои простым делом. Пристегнув ведро к своему снаряжению, я открыл окно и закрыл глаза. Зубы у меня застучали, но отнюдь не от холодного ветра.
– Эй! Пожалуйста, поторопитесь, – попросила блондинка. – Мои бумаги разлетаются по всей комнате.
Вцепившись в нижнюю перекладину рамы, я сел спиной вперед на подоконник, все еще удерживая ноги в уюте и безопасности помещения. Потянувшись вверх, прицепил один из ремней своей упряжи к наружному ограждению. Нас с блондинкой разделяло лишь стекло, но с тем же успехом она могла быть и за миллион миль от меня. Я перехватил руки и защелкнул второй ремень.
Чтобы встать, мне пришлось собрать в кулак всю свою волю. Я пытался припомнить боевых друзей, не получивших ни царапины после сотни парашютных прыжков, но это не помогло. Мысль о парашютах только ухудшила положение.
На узком карнизе едва нашлось место для пальцев ног. Я толкнул раму вниз, и утешительный стук телетайпов исчез. Я приказал себе не смотреть вниз. Но в первую очередь посмотрел именно туда.
Подо мной зиял темный каньон Сорок второй улицы с пешеходами и машинами, уменьшенными до размера муравьев. Я взглянул на восток, где за бело-коричневыми вертикальными полосами Дэйли-Ньюс-Билдинг и блестящим зеленым обелиском здания Секретариата ООН виднелась река. Там пыхтел игрушечный буксир, в серебристом фарватере которого ползла цепочка барж.
Порывистый ледяной ветер обжигал мое лицо и руки и рвал комбинезон, отчего широкие манжеты рукавов хлопали будто боевые знамена. Ветру хотелось оторвать меня от фасада здания и швырнуть в парящий полет над крышами, мимо кружащих голубей и извергающих клубы дыма труб. Ноги дрожали от холода и страха. Если меня не сдует ветер, то я запросто могу слететь вниз, побежденный этой дрожью, от которой уже, наверно, побелели костяшки пальцев. Блондинка внутри, за окном, беззаботно вскрыла очередной конверт. По-видимому, она уже считала, что со мной все кончено.
И вдруг меня разобрал смех: Гарри Энджел – «Человек-муха». Мне вспомнилось громогласное «оп-ля!» инспектора манеха объявляющего «смертельный номер необычайно смелого ангела…». [Angel – «ангел», фамилия главного героя (англ.)] Не выдержав, я расхохотался и, откинувшись назад на страховочных ремнях, с радостью обнаружил, что они меня держат. Дела не так уж плохи. В конце концов, мойщики окон занимаются этим ежедневно.
Я ощутил себя альпинистом на первом подъеме в горы. Надо мной из углов небоскреба торчали, как гаргульи, выходы отопительной системы, а еще выше вздымался к солнечному свету шпиль из нержавеющей стали, сверкая, будто покрытая льдом вершина непокоренного пика.
Пора было приступать к делу. Я отстегнул правый ремень, перенес и присоединил его к левому креплению. Затем, осторожно переместившись по подоконнику, отстегнул левый ремень и потянулся через бездну к ограждению следующего окна. Вслепую пошарив по кирпичной стене, я нашел скобу и прицепил его к ней.
Подстраховавшись за оба окна, я сделал шаг левой, отцепился справа, прицепился слева, шагнул правой ногой. Готово. Весь путь занял не более нескольких секунд, – но как будто прошла неделя.
Прицепив левый страховочный ремень к ограждению окна, я заглянул в кабинет Этана Круземарка. Это была большая угловая комната: еще два окна на моей стене и три, выходившие на Лексингтон-авеню. Там стоял стол с широкой овальной мраморной столешницей. Кроме шестикнопочного телефона и черненой бронзовой статуэтки Нептуна, размахивающего трезубцем, на нем ничего не было. У двери сверкал хрусталем встроенный бар.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
– Оставишь мое барахло здесь, когда закончишь, – сказал он, расстегивая пояс страховки и стягивая грязный комбинезон.
Я повесил свое пальто и пиджак на ручку швабры и натянул комбинезон. Он был грязный, со слабым запахом аммиака – просто как пижама после оргии.
– Галстук лучше сними, – предупредил он, – не то они подумают, что ты баллотируешься в местное самоуправление.
Я сунул галстук в карман пальто и попросил его показать, как пользоваться упряжью. Это оказалось делом довольно простым.
– Ты ведь не собираешься вылезать наружу? – спросил он.
– Смеешься? Я всего лишь хочу подшутить над знакомой дамой. Она секретарша на этом этаже.
– Ну и на здоровье, – заметил мойщик. – Только оставь барахло в шкафу.
Я сунул сложенный полтинник в нагрудный карман его рубашки.
– Можешь пойти выпить вместе с Улиссом Симпсоном Грантом.
Его лицо осталось равнодушным, как кусок отбивной говядины. Я посоветовал ему взглянуть на картинку, но он, посвистывая, удалился.
Прежде чем задвинуть свой «дипломат» под раковину, я извлек оттуда револьвер. «Смит-и-вессон» модели «Сентинел» – удобная штука. Его двухдюймовый ствол уютно ложится в карман, а отсутствие курка не позволяет ему цепляться за материю в ответственный момент. Однажды мне пришлось палить, не вынимая револьвера из кармана. Жаль было пиджака, но лучше так, чем заполучить казенный костюм без спинки из похоронного бюро.
Упрятав в один карман комбинезона свой пятизарядник, я положил в другой контактный микрофон и с ведром и щеткой в руке заспешил по коридору к внушительной, бронзово-стеклянной двери «Круземарк Маритайм, Инк.».
Глава двадцать седьмая
Регистраторша посмотрела на меня, как на пустое место, когда я шел через устланную коврами приемную, минуя модели танкеров в застекленных кубах и гравюры с парусниками. Я подмигнул ей, и она повернулась ко мне спиной на своем крутящемся стуле. Вместо ручек на матовых дверях внутреннего «святилища» находились бронзовые якоря, и я толкнул двери, тихонько бормоча старую морскую песенку: «Ой-хо, сбей парнишку пулей…»
Передо мной открылся длинный коридор, по обе стороны которого располагались двери контор. Я вперевалку зашагал по нему, помахивая ведром и читая вывески на дверях. Нужной среди них не было. В конце коридора находилась большая комната с парой грохочущих, словно роботы, телетайпов. У одной стены стоял деревянный корабельный руль, а на остальных стенах опять-таки висели гравюры с парусниками. В комнате было несколько удобных стульев, столик со стеклянной крышкой, на котором лежали журналы, и еще строгая блондинка, разбиравшая почту за массивным Г-образным столом. Сбоку находилась полированная дверь красного дерева. Выпуклые бронзовые буквы на уровне глаз гласили: «ЭТАН КРУЗЕМАРК».
Блондинка держала в руке нож для разрезания бумаги. Она подняла на меня глаза и улыбнулась, пронзая письмо с ловкостью леди Д’Артаньян. Стопка почты рядом с ней высотой достигла фута. Мои надежды на уединение с контактным микрофоном рассыпались прахом.
Блондинка не обращала на меня внимания, занятая свои простым делом. Пристегнув ведро к своему снаряжению, я открыл окно и закрыл глаза. Зубы у меня застучали, но отнюдь не от холодного ветра.
– Эй! Пожалуйста, поторопитесь, – попросила блондинка. – Мои бумаги разлетаются по всей комнате.
Вцепившись в нижнюю перекладину рамы, я сел спиной вперед на подоконник, все еще удерживая ноги в уюте и безопасности помещения. Потянувшись вверх, прицепил один из ремней своей упряжи к наружному ограждению. Нас с блондинкой разделяло лишь стекло, но с тем же успехом она могла быть и за миллион миль от меня. Я перехватил руки и защелкнул второй ремень.
Чтобы встать, мне пришлось собрать в кулак всю свою волю. Я пытался припомнить боевых друзей, не получивших ни царапины после сотни парашютных прыжков, но это не помогло. Мысль о парашютах только ухудшила положение.
На узком карнизе едва нашлось место для пальцев ног. Я толкнул раму вниз, и утешительный стук телетайпов исчез. Я приказал себе не смотреть вниз. Но в первую очередь посмотрел именно туда.
Подо мной зиял темный каньон Сорок второй улицы с пешеходами и машинами, уменьшенными до размера муравьев. Я взглянул на восток, где за бело-коричневыми вертикальными полосами Дэйли-Ньюс-Билдинг и блестящим зеленым обелиском здания Секретариата ООН виднелась река. Там пыхтел игрушечный буксир, в серебристом фарватере которого ползла цепочка барж.
Порывистый ледяной ветер обжигал мое лицо и руки и рвал комбинезон, отчего широкие манжеты рукавов хлопали будто боевые знамена. Ветру хотелось оторвать меня от фасада здания и швырнуть в парящий полет над крышами, мимо кружащих голубей и извергающих клубы дыма труб. Ноги дрожали от холода и страха. Если меня не сдует ветер, то я запросто могу слететь вниз, побежденный этой дрожью, от которой уже, наверно, побелели костяшки пальцев. Блондинка внутри, за окном, беззаботно вскрыла очередной конверт. По-видимому, она уже считала, что со мной все кончено.
И вдруг меня разобрал смех: Гарри Энджел – «Человек-муха». Мне вспомнилось громогласное «оп-ля!» инспектора манеха объявляющего «смертельный номер необычайно смелого ангела…». [Angel – «ангел», фамилия главного героя (англ.)] Не выдержав, я расхохотался и, откинувшись назад на страховочных ремнях, с радостью обнаружил, что они меня держат. Дела не так уж плохи. В конце концов, мойщики окон занимаются этим ежедневно.
Я ощутил себя альпинистом на первом подъеме в горы. Надо мной из углов небоскреба торчали, как гаргульи, выходы отопительной системы, а еще выше вздымался к солнечному свету шпиль из нержавеющей стали, сверкая, будто покрытая льдом вершина непокоренного пика.
Пора было приступать к делу. Я отстегнул правый ремень, перенес и присоединил его к левому креплению. Затем, осторожно переместившись по подоконнику, отстегнул левый ремень и потянулся через бездну к ограждению следующего окна. Вслепую пошарив по кирпичной стене, я нашел скобу и прицепил его к ней.
Подстраховавшись за оба окна, я сделал шаг левой, отцепился справа, прицепился слева, шагнул правой ногой. Готово. Весь путь занял не более нескольких секунд, – но как будто прошла неделя.
Прицепив левый страховочный ремень к ограждению окна, я заглянул в кабинет Этана Круземарка. Это была большая угловая комната: еще два окна на моей стене и три, выходившие на Лексингтон-авеню. Там стоял стол с широкой овальной мраморной столешницей. Кроме шестикнопочного телефона и черненой бронзовой статуэтки Нептуна, размахивающего трезубцем, на нем ничего не было. У двери сверкал хрусталем встроенный бар.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58