– Надеюсь. – Она улыбнулась. Улыбка была искренней, – не рассчитанной на какой-то результат. – И вопреки здравому смыслу – я вам верю.
– Спасибо. – Я вышел из-за стола, когда она открывала дверь.
– Не беспокойтесь, – бросила она. – Я сама найду выход.
– У вас есть мой номер?
– Я позвоню, если что, – кивнула она.
– Обязательно позвоните.
Она снова кивнула и исчезла. Я стоял у стола, не двигаясь, пока не услышал, как закрылась наружная дверь. В следующие три секунды я схватил «дипломат», сорвал с вешалки пальто и запер контору.
Приложив ухо к наружной двери, я подождал, пока за ней не закрылись дверцы автоматического лифта, и выскочил в пустой коридор. Было слышно, как щелкали арифмометры, и жужжит электробритва мадам Ольги, с помощью которой она расправлялась с непрошеными волосками. Я ринулся к пожарной лестнице и, прыгая через три ступеньки, помчался вниз.
Глава двадцать пятая
Я опередил лифт на добрых пятнадцать секунд и ожидал на площадке, чуть приоткрыв пожарную дверь. Эпифани прошла мимо меня на улицу. Я двинулся следом, свернул за угол и спустился в метро.
Она села на поезд местной линии. Я вскочил в следующий вагон и, едва поезд тронулся, открыл вагонную дверь, и устроился на подрагивающей металлической платформе над сочленением, откуда удобно было следить за ней через дверное стекло. Девушка сидела очень прямо, сжав колени и устремив взгляд на цепочку реклам, мелькавших за окнами вагона. Она вышла через две остановки, на Коламбус-серкл, и двинулась на восток, вдоль Центрального парка, мимо Мемориала, где морские коньки тянули колесницу, отлитую из спасенных с затонувшего корабля пушек. Пешеходов было мало, поэтому я держался достаточно далеко от девушки, постукивавшей каблучками по десятиугольным асфальтовым плитам, которые окаймляли Парк.
На Седьмой авеню она свернула к центру, вглядываясь в номера домов, торопливо прошла мимо Атлетического клуба и украшенного скульптурами жилого комплекса Алвин-Корт. На углу Пятьдесят седьмой улицы ее остановила пожилая дама с тяжеленной продуктовой сумкой, и мне пришлось нырнуть в магазин нижнего белья, пока Эпифани показывала ей дорогу, помахивая рукой в сторону Парка.
Я едва не потерял ее – она перебежала через улицу с двусторонним движением, не дожидаясь сигнала светофора, – и растерянно стоял у края тротуара, но девушка замедлила шаги, изучая номера домов над магазинами, вдоль Карнеги-холла. Прежде чем загорелась зеленая надпись «ИДИТЕ», я заметил, как она остановилась в конце квартала и вошла в здание. Знакомый адрес: Седьмая авеню, 881. Там жила Маргарет Круземарк.
Очутившись в вестибюле, я понаблюдал, как латунная стрелка над правым лифтом доходит до цифры «II», а ее двойник слева опускается. Дверцы лифта открылись, и оттуда вышел целый струнный квартет со своими упрятанными в футляры инструментами. Единственным моим спутником оказался мальчик-посыльный от магазина «Кристед» с картонкой зелени на плече. Он вышел на пятом этаже, и я сказал лифтеру: «Пожалуйста, девятый».
На этаж Маргарет Круземарк я поднялся пешком по пожарной лестнице, оставляя позади лихорадочный ритм чечеточного класса и далекие переливы сопрано. Коридор был пуст, и можно было беспрепятственно заняться дверью со знаком «скорпиона»…
Положив «дипломат» на потертый коврик, я щелкнул замочками. Сверху, в «аккордеонных» перегородках, торчали пачки липовых формуляров – для придания кейсу официального вида, но под фальшивым дном я хранил свой профессиональный инструмент. Там в отдельных гнездах лежали: «набор грабителя» из особо прочной стали, контактный микрофон с миниатюрным магнитофоном, десятикратный бинокль фирмы «Литц», фотоаппарат «Минокс» с подставкой для пересъемки документов, пятисотдолларовая коллекция отмычек, никелированные стальные наручники и заряженный «смит-и-вессон», модель «Сентинел», 38-го калибра с корпусом из легкого металла.
Я извлек контактный микрофон и подсоединил наушник. Отличная штука. Достаточно было поднести микрофон к двери, и все тайное становилось явным. Если кто-то появлялся, я ронял микрофон в карман рубашки, а наушник сходил за слуховой аппарат.
Но на этот раз никто не появился. Эхо вибрирующего сопрано сливалось с фортепианным арпеджио в пустом коридоре, но это не помешало мне услышать слова Маргарет Круземарк:
– Мы не были близкими подругами, но я очень уважала твою мать.
Эпифани что-то пробормотала в ответ, и предсказательница продолжила:
– Я часто виделась с ней перед тем, как ты родилась. Она владела «силой».
– Вы долго были обручены с Джонни?
– Два с половиной года… Со сливками или с лимоном, милая?
Очевидно, пришла пора чаепития. Эпифани выбрала чай с лимоном и сказала:
– А все это время моя мать была его любовницей.
– Милое дитя, не думаешь ли ты, что я этого не знала? У нас с Джонни не было друг от друга секретов.
– Поэтому вы с ним и порвали?
– Наш разрыв – не более чем измышления прессы. Нам пришлось сделать вид, будто мы порвали отношения. На то существовали достаточно веские причины. Хотя, по сути, мы никогда не были столь близки друг другу, как в последние месяцы перед его уходом на войну. Конечно, весьма своеобразное положение, я не отрицаю. Полагаю, ты достаточно хорошо воспитана, чтобы не поддаться буржуазным предрассудкам. Правда, у твоей матери их было немало.
– Что может быть буржуазное, чем «менаж а труа» [Любовь втроем (франц.)]?
– Причем здесь «менаж а труа»! Не думаешь ли ты, что мы создали здесь некий ужасный уголок секса?
– Не имею ни малейшего понятия о том, что вы «создали». Мама никогда не говорила мне об этом.
– А к чему ей было говорить? Насколько я знаю, Джонатан мертв и похоронен. Он – единственное, что нас связывало.
– Но он жив.
– Откуда ты знаешь?
– Просто знаю.
– Тебя никто не расспрашивал о Джонатане? Ответь, дитя, – от этого могут зависеть наши жизни.
– Почему?
– Не спрашивай. Так кто-то интересовался им, да?
– Да.
– Как он выглядел?
– Обыкновенный мужчина, ничего особенного.
– Здоровый такой? Не то чтобы толстый, но… тяжеловатый? Неряшливый… Мятый синий костюм и нечищенные башмаки. Усы черные, а волосы почти серые, короткие, да?
– И добрые голубые глаза, – добавила Эпифани. – Их сразу замечаешь.
– Он не назвался Энджелом? – В голосе Круземарк послышались нетерпеливые нотки.
– Да. Гарри Энджел.
– Чего он хотел?
– Он ищет Джонни Фаворита.
– Зачем?
– Он не сказал мне зачем. Он детектив.
– Полицейский?
– Нет, частный детектив. Что все это значит?
Слабо звякнул фарфор, и Маргарет Круземарк сказала:
– Я не уверена, что знаю. Он побывал здесь. Не сказал, что он – детектив, притворился клиентом. Я знаю, это покажется грубостью, но я прошу тебя уйти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58