Он иногда вел разговоры о скачущей козе и тому подобные, которые еще удваивали гнев и слезы Баси.
Он сам был тверд, как камень. Развлекаясь в народе, он не позволил, чтобы жена ему сделала какое-либо замечание; веселый и хладнокровный он властвовал в доме, в который ему, чужому, удалось когда-то попасть. Ничего удивительного нет, что разочарованная красавица Бася в поисках утешения нашла его в молитвах. Подобно тому, как она раньше относилась страстно ко всему, что делала, так и теперь, вступив на путь набожности, она не знала границ в своем усердии. Как когда-то она напролом вталкивалась среди людей, так и теперь она льнула к Богу.
Начав каяться, она в своем раскаянии не знала меры. Дорогие кружевные платья, окаймленные мехом, заменились черными, серыми, коричневыми, почти монашеского покроя.
У нее было много собственных драгоценных вещей, на которые Фриц уже давно засматривался; некоторые она, наперекор ему, отдала в костелы, другие продала и деньги пожертвовала на богоугодные дела и самым дорогим жемчугом украсила ризы для доминиканцев. Возможно, что назло мужу она начала приглашать в дом монахов в большом количестве, а так как Фриц из боязни оскорбить духовенство не осмеливался оказать им плохой прием или отделаться от них, то всегда к обеду и вечером в доме было несколько монахов. Все остальное время Бася проводила в костелах.
Это была ее единственная победа, одержанная над Фрицем, и надо отдать ей справедливость, что поле брани было ею удачно выбрано, так как муж ее оказался на нем бессильным.
Правда, он начал убегать из дому, но таким образом он уступал ей власть в доме. Роли переменились, и не только она сама делала ему указания, но и натравливала на него доминиканцев, которые, говоря как бы о вещах посторонних, постоянно донимали Фрица.
Подобно тому, как раньше ни одно пиршество, ни свадьба, ни танцы, ни музыка не проходили без присутствия Баси, так и теперь без нее не обходилась ни одна процессия, и она ходила ко всеми обедням, принимала участие во всех ежегодных храмовых праздниках.
В доме соблюдались самые строгие посты, против которых Фриц боялся протестовать, и она особенно следила за тем, чтобы он их тоже соблюдал.
Матертера, ограбивший ее и отравивший ей жизнь, наконец, сам упал духом, и жизнь ему опротивела, но Бася была довольна этой переменой.
Во-первых, она увидела, что черный цвет ей к лицу, и к ней немножко возвратилась ее прежняя красота; затем, люди оценили ее теперешнюю солидность, религиозность, возвращение на путь истины, и те, которые были раньше на стороне мужа, теперь все были за нее и находили Фрица виновным.
Бася своим рвением первенствовала среди других женщин, и ее религиозность служила для них недостижимым идеалом. Она ежедневно в течение, по крайней мере, одной обедни лежала пластом, во время других молитв она стояла на коленях. Участвуя в процессиях, она выбирала для себя самый тяжелый крест, под тяжестью которого она сгибалась. Бася одевала на себя одежду послушниц и зимою, босая, странствовала из одного костела в другой; во время поста она отбывала долгие стоянки на коленях.
Но ей всего было мало; вступившая раз на этот путь, она находила, что ей следовало еще больше наказать свою плоть, потому что люди слишком заняты светскими делами, а Богу служили вяло и небрежно.
Ее даже не удовлетворила строгая отшельническая жизнь монахинь в Новом Сонче и в других монастырях, куда она ездила и иногда даже проводила несколько дней.
Она придумывала для себя особенные мучения, истязала свое тело ежедневно до крови, сдавливая его впившимися в него поясом, не снимала с себя власяницы.
Эти религиозные упражнения одуряли ее, приводя ее в состояние страстного восторга, опьянения, которое проявлялось иногда плачем, а иногда странным истерическим смехом.
Более примерного и явного покаяния в грехах никогда не было. Она сама, ударяя себя в грудь, рассказывала о своем прошлом такие вещи, о которых никто не знал, а так как она публично исповедалась при муже, то она его этим унижала и заставляла страдать.
Дом получил совершенно новый вид: постепенно из него исчезли все драгоценные и красивые украшения, которые она частью подарила костелам, частью продала, а некоторые выбросила как излишний соблазн; вместо них на стенах висели иконы, картины религиозного содержания и различные эмблемы. У каждой двери висела кропильница, в каждой комнате стояло распятие; в спальне на видном месте были разложены все орудия для умерщвления грешного тела, разные плети, пояса и т.п., а аналой для молитв был нарочно так устроен, чтобы изранить колени.
Фриц всего этого видеть не мог, и жизнь в доме была ему до того противной, что он удирал. Но он, однако, не мог запретить жене своей стараться таким образом покаяться в своих грехах и спасти душу.
Вначале во всем этом было больше каприза, чем действительного раскаяния; потом - желание Баси стать известной своей набожностью так же, как она когда-то была известна своей красотой.
Постепенно эти жестокие упражнения повлияли на характер Баси, и то, что было раньше для нее причудой, сделалось для несчастной потребностью, и она находила утешение и успокоение в таком покаянии.
К концу третьего года не только одна Бася поддалась духу времени, требовавшего такого строгого наказания за грехи, но и в соседних государствах, и в самой Польше повсюду давала себя чувствовать религиозная экзальтация.
Страшные бедствия, обрушившиеся на страну, переполняли кладбища трупами; голод, чума, наводнения, странные изменения погоды казались изменениями времен года и угрозой истребления; духовенство повсюду на это указывало как на наказание за грехи, как предупреждение и напоминание об исправлении и о покаянии.
Зерна религиозного воодушевления и экзальтации, засеянные в прошлые века, теперь начали наново обильно всходить.
Необычайные бедствия требовали необычайных средств для того, чтобы умилостивить разгневанного Бога.
Страх доводил чуть ли не до сумасшествия. У некоторых были видения, наитие и какое-то вдохновение, которые, казалось, соответствовали общей душевной потребности.
Устраивавшиеся процессии с кающимися, покрытыми капюшонами, которые публично себя бичевали, вскоре породили множество бичующихся, нашедших себе вождей; отрекшись от личной жизни, родных и всех уз, связывавших их с обществом, они, обливаясь кровью, пошли в свет искать новых апостолов, которые охранили бы от соблазна.
В Польше отлучение короля от церкви хотя и не произвело того громового впечатления, на которое надеялись, так как оно не распространилось за пределы краковской епархии, однако, сильно взволновало и обеспокоило всех.
Костелы стояли закрытыми, религиозные обряды не совершались, и народ был перепуган, опасаясь наказания Божия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140